Ангелы Эванжелины

— В месте силы? — удивленно поворачиваюсь к нему.

— Да, наши предки поклонялись силам природы, — кивает Теодор. — А ее дух жил в священном дереве, прародителе леса.

И только тут я замечаю, что мы скачем не к деревне, а в совершенно другом направлении, прямо противоположном.

***

Древнее дерево, возвышающееся на холме, встречает нас тихим шумом листвы, прохладной росой на траве, тут же оседающей на носках башмаков и птичьим гомоном. На его раскидистых, увенчанных пышной листвой ветках, кажется, восседают все окрестные птицы. Ствол исполинского растения настолько огромен, что требуется, по меньшей мере, человек пять, чтоб его обхватить. Под ним уже ждет знакомый жрец, который обязан был женить нас в храме.

Он приветливо и ободряюще улыбается нам и просит приблизиться к нему. Наши сцепленные вместе руки он перевязывает ярко-алой лентой, а на голову мне возлагает венок из белоснежных ромашек и васильков.

— Венок по традиции должны были плести твои подруги, — тихо объясняет жених. — Его смастерила для тебя племянница жреца Сира.

— Когда ты успел обо всем договориться? — удивленно поднимаю брови.

— Успел, — хитро улыбается мой будущий муж.

— Пора, — тихо оповещает нас жрец, видя, как горизонт начинает наливаться багрянцем, готовясь выпустить на небосвод солнце.

— Властью, дарованной мне силами природы, — провозглашает необычно сильным и звучным голосом волхв. — Я призываю в свидетели древних духов земли, моря, леса и неба, чтоб сочетать нерушимыми узами брака этого мужчину и эту женщину.

Может, это мне только кажется, но шум моря становится сильнее, шелест листвы громче, а по траве пробегает волна, гонимая ветром. Мои юбки вздымаются пузырем, и ленточка на наших руках трепещет, словно язычок пламени.

— Эванжелина Хендрик, урожденная Евгения Линевич, я беру тебя в жены, — внезапно говорит Теодор. — Клянусь любить, беречь и охранять, как самое ценное сокровище на земле. Клянусь быть тебе любящим мужем и верным другом, каменной стеной и надежной опорой, поддержкой и защитой. Ты мое счастье, моя любовь, моя душа.

Я сглатываю комок в горле, чувствуя, как замирает в груди от невыносимого безумного всепоглощающего счастья.

Его глаза светятся нежностью и любовью, а руки кажутся обжигающе горячими.

— Теперь твоя очередь, — слегка улыбаясь, говорит Эмерей.

— Я не знаю, что нужно говорить, — тихо шепчу, обмираю от страха. — Что мне сказать?

— Говори, что чувствуешь? — ободряюще улыбается мне он.

— Теодор Эмерей, — начинаю дрожащим голосом. — Я люблю тебя так, как никого в жизни не любила. Клянусь быть тебе верной и любящей женой, родить тебе детей, хранить наш домашний очаг, быть берегиней нашей семьи и поддерживать тебя во всем. Отныне я твоя все без остатка. А ты мой.

На глазах вскипают слезы, которые тут же высушивает ветер. Солнце, полностью поднявшись над горизонтом, осыпает рассветными лучами нашу пару, священное дерево и жреца под ним. Наши клятвы уносит ветер, а волхв неожиданно поджигает ленту, скрепившую наши руки. Полоска алой ткани вспыхивает как факел, и я не успеваю испугаться, как сгорает дотла, совершенно не зацепив кожу на руках.

Удивленно смотрю на наши сцепленные ладони, а Эмерей на минуту разъеденив их, берет у жреца красивое витое серебристое кольцо, похожее на переплетенные лозы винограда и надевает мне на палец. Я, быстро сообразив что к чему, повторяю за ним, увидев в руках у волхва парное украшение.

— Отныне вы муж и жена, — провозглашает жрец. — Два тела — одна душа.

Теодор прижимает меня к себе и накрывает мои губы пылким поцелуем, а я чувствую, что у меня буквально земля ходит из-под ног.

— Наконец, ты моя! — говорит он, прервав поцелуй и прижавшись лбом к моему лбу.

— А ты мой, — отвечаю, не в силах поверить, что это, наконец, случилось.

— Отныне и навсегда! — смотрит мне в глаза любимый.

— Отныне и навсегда! — словно эхо, отзываюсь я.

Эпилог

Весна в этом году долго отказывалась брать бразды правления в свои нежные и хрупкие руки, отдав зиме весь месяц март в полное и безраздельное владение. Но всему приходит конец, и за последние три недели на улице стало настолько жарко, что теплые наряды пришлось сменить на более легкие, проигнорировав демисезонную одежду.

Большой живот немного мешает держать Гленна на коленях, но, приноровившись, я все-таки умудряюсь занять достаточно удобное положение, продолжая легонько раскачиваться на качелях. По моей просьбе их повесили на том самом памятном дереве, под которым я столько времени провела с Сетом, читая сказки, и которое, пожертвовав своей веткой, соединило нас с Теодором. Сами же качели для меня лично смастерил любимый муж, искусно украсив спинку и поручни сидения изумительным орнаментом и презентовав в качестве свадебного подарка.

Гленн уже почти засыпает, склонив головку мне на плечо, малыш в моем животе тоже затих, видимо, решив соблюсти правило послеобеденного отдыха, вдохновляясь примером старшего брата. Аккуратно прикрываю ребенка на моих коленях пледом, который накинут у меня на плечи, и откидываюсь на спинку.

Илин до последнего боролась за право работать, несмотря на замужество. И хоть Риган сердился и злился, но позволял своей милой женушке в этом споре побеждать. До поры, до времени… Пока она сегодня не помчалась прямо после завтрака в уборную с жутким приступом тошноты. А после сего факта и громких поздравлений, док уволок жену домой, прорычав, что в таком состоянии она уж точно не будет ходить на работу.

Так и получилось, что в это утро мы с сыном проводим вместе, но мне это только в радость. Никогда не думала, что настолько смогу полюбить этих детишек, что у меня даже чувства не возникает, что они не мои. Они мои, полностью мои.

— Мама, — сонным голосом шепчет дитя, отрывая меня от размышлений. — А когда мои сестрички родятся, можно я назову одну из них Антия? Мне очень нравится.

— Сестрички? — удивленно поднимаю брови. УЗИ в этом мире естественно нет, и о поле будущего ребенка нам не известно ничего.

— Да там девочки. Две. Я знаю, — сонно трет глазки кулачками малыш. — Так можно?

— Можно, — опешив, соглашаюсь. Откуда он знает?

Ошеломленно хлопаю глазами, а ребенок, введя меня в ступор своим заявлением, преспокойно засыпает.

Я тоже, по-видимому, слегка придремываю, потому, что просыпаюсь от легкого, почти невесомого поцелуя. Медленно открываю глаза и вижу перед собой мужа.

— Не замерзли? — спрашивает он и ловко подхватывает сына на руки.

— Нет, — качаю головой, тоже поднимаясь с качели. — Гленн меня сегодня удивил.

Решаю сразу рассказать Теодору о словах ребенка. — Сказал, что у нас будут две девочки, и попросил одну из них назвать Антией.

Эмерей скептически разглядывает мой живот, который своими размерами ну никак не указывает на наличие там двоих младенцев.

— Так и сказал?

— Именно, — уверенно подтверждаю. — Обычная детская болтовня? Как думаешь?

— Возможно… — помедлив, соглашается Теодор. — А возможно, что в нем проснулся спящий дар Клейвоанта.

— Как? — удивляюсь я. — Он же совсем малыш?