Ангелы Монмартра
Шрифт:
Лист бумаги внезапно расплылся перед глазами. Снова нахлынуло страшное чувство утраты…
Дальнейшее комиссар знал. Но этого оказалось недостаточно.
– Мсье Дежан, – сказал он, – поймите, вас никто не обвиняет. Но я чувствую, что вы недоговариваете.
– Если вас не устраивает эта версия, я буду вынужден повторить историю об ангелах.
– Вы испытываете мое терпение, – комиссар глядел сердито и сонно. – Я заподозрю вас в сокрытии фактов. Согласитесь, даже принимая во внимание эксцентричный характер Селены Моро-Санж, трудно представить, чтобы она вышла гулять под проливным дождем в такой одежде. Пусть девушка была странной, но не сумасшедшей. Предположу, что ваша ссора перешла разумные границы…
Дежан был возмущен.
– Мы слишком любили друг друга. Любили настолько, что всё принимали близко к сердцу,
– Ладно, – проворчал Белэн, – будь по-вашему. Только не надейтесь, что наши встречи закончились. Я упрям и возьму вас не приступом, так измором. Надеюсь, за эти несколько дней отдыха вы придумаете что-нибудь более правдоподобное.
Он спрятал листы с показаниями в папку.
– Похоже, мсье Белэн, вы никогда не любили.
– Я вас не понимаю, – сказал комиссар на прощанье. – Неужели вы не хотите, чтобы мы нашли убийцу?
Анж развел руками. Справедливость должна восторжествовать, только он не представлял, чем еще может помочь следствию. И себе. Ведь любимую не вернуть.
Ночью художник увидел во сне Селену. Ему представилось, что девушка сидит на краешке кровати и курит крепкую сигарету, совсем как тогда, в ночь откровения. Анж с замершим сердцем глядел на ее четко очерченный в лунном свете профиль. Девушка смотрела в пустоту. Дежан протянул руку, но Селена отстранилась, погасила сигарету и прилегла рядом. Глаза девушки были закрыты. Дерево за окном чуть покачивалось, и на прекрасное женское лицо падали переменчивые тени…
Снова, продолжением когда-то услышанных рифм, зазвучали слова…
…Древний бог ночною птицейСел бесшумно в головах,Глядя, как Ее ресницыГладит ласковая тьма.Отражаясь в свете лунном,Тень бросает деревцо,И магические руныЕй ложатся на лицо.Смешан с тенью свет пролитый.Просочась в стекло окон,На груди полуоткрытойНочь рисует медальон…Имя Ей – Роса и Тайна,Имя Ей – Звезда в пыли,Имя – символ процветанья,Имя – Грех и Соль Земли…Вспомни древние поверья,След таинственных вечерь…Мы, обласканные смертью, —Ты ничья.И я ничей.Они пролежали рядом до рассвета.
Потом наступило горькое пробуждение.
Утром художник не спустился к завтраку. Мадам Донадье немного постояла у его комнаты, прислушиваясь к шагам. Затем оставила поднос на ступеньке, тихонько постучала в дверь и спустилась к себе.
Через час она пришла за посудой. Еда осталась нетронутой.
Дежан всё больше углублялся в работу. К этюднику он приколол рисунок Модильяни – это его вдохновляло. Карандаш Анжа был неутомим, на полу поминутно росла кипа скомканных набросков. Художник уже приступил к портрету, на котором Селена была изображена в полный рост. Прежде чем перенести контуры на загрунтованный холст, Анж решил еще немного повозиться с акварелью. На картоне он набросал основную композицию и лишь
потом взялся за кисть.Сюжет картины был ему ясен с первой же минуты, когда он задумал портрет.
…Ночь. Девушка стоит на перилах моста, слегка касаясь спиной ажурного стебля одного из фонарей. Она застенчиво улыбается. В ее руке только что снятая венецианская маска, та самая, которая ныне покоится на дне Сены…
Анж мысленно просил девушку повернуться, чтобы поймать лучший ракурс: вот так, нет, еще чуть левее… Она послушно исполняла просьбы. Это ее забавляло. Художник делал шутливые замечания; она игриво похлопывала маской по колену. А на белом трико ей в унисон посмеивалось веселое солнце. Кукольный цилиндр чуть вздрагивал, повинуясь движениям прекрасной женской головки…
…и в то же время цилиндрик – вот он, лежит на стуле рядом с кипой картонов…
Селены нет, вспомнил Дежан. Он отложил кисть и сел на пол напротив эскиза.
Грезы приносят боль. Но почему я не ропщу на судьбу и боюсь даже помыслить о том, что мы могли не встретиться? Разве недолгое счастье было нам наградой, а не наказанием? А что теперь и что будет потом? Нет ответа. Я напишу портрет, и он навсегда останется со мной. Потом мне захочется написать еще и еще. Сотни, тысячи Селен, которых я буду изображать до конца своих дней – вот и всё наследство, которое оставила единственная в моей жизни любовь. Только в бреду, где жили ангел смерти и демон сна, я обладал величайшей силой менять судьбы. Вернуть бы хоть часть того божественного умения, чтобы оживить эскиз, как оживали звезды на открытке Кристеллы…
Ах да, открытка. Она сгорела вместе с конвертом. Последнее доказательство, что он, Андрей Державин, не повредился рассудком.
На горизонте сознания вновь замаячила темная беспощадная пустота.
Нет, рисовать, рисовать и больше ни о чем не думать!..
– …Мсье Дежан! К вам нотариус по поручению некого мсье Соважа, – сейчас мадам Донадье стучала более настойчиво.
Знакомое предчувствие. Что-то снова меняется в судьбе. Он вскочил на ноги и принялся лихорадочно заталкивать под кровать скомканные эскизы.
– Минутку. Мне надо прибраться.
Дежан набросил на картон кусок материи, наскоро протер ветошью руки и открыл дверь.
Нотариус оказался невысоким мужчиной средних лет. Фрак его был идеально выглажен, цилиндр, несмотря на дождливую погоду, казался совершенно сухим – видимо, мужчина только что вышел из экипажа. Взгляд серых глаз чиновника был серьезным, бакенбарды серебрились благородной сединой. Нотариус сжимал под мышкой кожаный портфель. Уверенным шагом он вошел в комнату и уселся на ближайший стул, по-хозяйски указав Анжу место напротив. Затем раскрыл портфель и вынул папку с веревочными тесемками.
– Андрей Всеволодович Державин? – Он принялся раскладывать на столе бумаги с печатями. – Я хотел бы взглянуть на ваш паспорт.
– А в чем, собственно, дело? – Анж заглянул в бюро, где хранились документы.
– Около двух недель назад скончался Шарль Соваж. В своем завещании он указал, что его дом со всем имуществом и коллекцией отписывает вам и ныне покойной Светлане Моравской-Санжаровой. Мы связались с ее мужем. Он готов отказаться от перешедшей к нему со смертью жены доли недвижимости и наследного имущества. При этом мсье Санжаров выдвинул условие: завтра в одиннадцать часов утра вы должны встретиться с ним на кладбище Монмартр у могилы его супруги. Кстати, мсье Соваж похоронен на том же кладбище. По условиям завещания вам надлежит ухаживать за его могилой. После вашей встречи мсье Санжаров обязался посетить нотариальную контору, чтобы подписать бумаги на отказ в вашу пользу. Буду ожидать вас там же, – чиновник протянул визитную карточку, – для улаживания последних формальностей. Надеюсь, вы способны выплачивать налоги?
– …Что вы сказали? – встрепенулся Дежан.
– Я спросил: вы способны платить по счетам? – Нотариус взял протянутый Анжем паспорт и принялся делать выписки.
– Да, конечно… Я не об этом. Как ее имя?
– Жены мсье Санжарова? Светлана Моравская-Санжарова.
Поначалу Анж не понял, о ком идет речь. Может, в этом было виновато не слишком внятное произношение нотариуса. А когда осознал, что Селена…
Значит, она… не может быть! Странно узнать ее настоящее имя от конторского служащего, но такие люди не лгут. Это всё же лучше, чем если бы завтра он прочел надпись на надгробии. Да еще в присутствии ее мужа.