Ангелы не летают
Шрифт:
КНЯЗЬ: И они высказывают тебе свои просьбы?
СТОРОЖ: Вначале они приказывают. Особенно герцог Фридрих. Да еще так уверенно, как ни кто из живущих. Вот уже тридцать лет каждую ночь он верит, что на этот раз я не устою.
КНЯЗЬ: Если он приходит уже тридцать лет, то это не может быть герцог Фридрих, он умер только пятнадцать лет назад. А с таким именем в склепе он один.
СТОРОЖ(слишком увлеченный своим рассказом). Я, Высочество, про это не знаю, я не учился. Я знаю только, как он начинает. «Старый пес, — начинает он у моего окна, — господа стучат, а ты продолжаешь валяться в своей
КНЯЗЬ(быстро). Я?
СТОРОЖ: Ты.
Пауза.
Когда я слышу твое имя, я теряю свою устойчивость. Поэтому-то из предосторожности я с самого начала прислоняюсь к двери, и теперь держусь на ногах почти только благодаря ей. А снаружи все поют твое имя. «Где приглашение?» — тихо спрашиваю я. «Тварь постельная, — кричит он, — ты сомневаешься в моем герцогском слове?» Я на это: «Я не получал никаких указаний, и поэтому я не открою, не открою, не открою». «Он не открывает, — восклицает герцог за дверью, — так вперед, все, вся династия — на ворота, мы откроем их сами». И в одно мгновение за моим окном — пустота.
Пауза.
КНЯЗЬ: Это все?
СТОРОЖ: Если бы! Только теперь и начинается моя настоящая служба. Выскакиваю за дверь — бегом вокруг дома — и вот уже я столкнулся с герцогом, и вот уж мы схлестнулись в схватке. Он так велик, а я так мал, он так широк, а я так тонок, что я борюсь только с его ногами, но иногда он поднимает меня, и тогда я борюсь и наверху. Нас кольцом окружают все его сотоварищи и потешаются надо мной. Один, к примеру, надрезает сзади мои штаны, и, пока я борюсь, все забавляются с краями моей рубашки. Непонятно только, чему они смеются, потому что я ведь до сих пор всегда побеждал.
КНЯЗЬ: Но как это возможно, чтобы ты побеждал? У тебя есть оружие?
СТОРОЖ: Это только в первые годы я брал с собой оружие. Чем оно могло мне помочь против него? — только лишняя тяжесть. Мы бьемся только кулаками — даже, вообще-то говоря, только силой дыхания. И в мыслях у меня всегда ты.
Пауза.
Но я никогда не сомневаюсь в моей победе. Только иногда я боюсь, что герцог может меня потерять между пальцами и уже не будет знать, что он борется.
КНЯЗЬ: И когда же ты побеждаешь?
СТОРОЖ: Когда наступает утро. Он тогда меня отшвыривает и плюет мне вслед, признавая этим свое поражение. Мне, правда, приходится еще целый час отлеживаться, хватая воздух, пока не отдышусь как следует.
Пауза.
КНЯЗЬ(встает). Но скажи, чего они все, собственно, хотят — ты это знаешь?
СТОРОЖ: Вырваться из парка.
КНЯЗЬ: Но зачем?
СТОРОЖ:
Этого я не знаю.КНЯЗЬ: Ты никогда их не спрашивал?
СТОРОЖ: Нет.
КНЯЗЬ: Почему?
СТОРОЖ: Не решался. Но если ты хочешь, я сегодня спрошу у них.
КНЯЗЬ(испуганно-громко). Сегодня!
СТОРОЖ(деловито). Да, сегодня.
КНЯЗЬ: И ты даже не догадываешься, чего они хотят?
СТОРОЖ(задумчиво). Нет.
Пауза.
Иногда — наверное, я должен это сказать — рано утром, когда я еще лежу совсем бездыханный и у меня нету даже сил глаза открыть, приходит ко мне одно нежное, влажное и волосистое на ощупь существо, одна запоздалая гостья, графиня Изабелла. Она трогает меня в разных местах, прикасается к бороде, проскальзывает вся целиком по шее под подбородком и обычно говорит: «Остальных не надо, но меня, меня выпусти наружу». Я мотаю головой, насколько хватает сил. «К князю Лео, чтобы я могла протянуть ему руку». Я не перестаю мотать головой. «Но меня, меня», — слышу я еще, и потом она исчезает. И появляется моя внучка с одеялом, укутывает меня и ждет подле меня, когда я уже сам смогу идти. Необыкновенно добрая девочка.
КНЯЗЬ: Изабелла. Незнакомое имя.
Пауза.
Протянуть мне руку (встает у окна, смотрит в него).
В среднюю дверь входит слуга.
СЛУГА: Ваше Высочество, государыня княгиня просит допустить ее.
КНЯЗЬ(в рассеянности смотрит на слугу, затем, обращаясь к сторожу). Подожди здесь, пока я вернусь (уходит в левую дверь).
В тот же миг из средней двери появляется камергер, затем из правой — обергофмейстер, сравнительно молодой человек в офицерском мундире. Сторож отмахивается от них, словно от призраков, и прячется за софу.
ОБЕРГОФМЕЙСТЕР: Князь ушел?
КАМЕРГЕР: По вашему совету госпожа княгиня только что вызвала его отсюда.
ОБЕРГОФМЕЙСТЕР: Хорошо. (Неожиданно поворачивается и наклоняется за софу.) Так ты, жалкий призрак, в самом деле осмелился появиться здесь, в княжеском замке? А ты не боишься того могучего пинка, которым тебя вышвырнут за ворота?
СТОРОЖ: Я… я…
ОБЕРГОФМЕЙСТЕР: Для начала ты сейчас замолчишь — чтобы ни единого звука — и встанешь сюда, в угол! (Камергеру.) Я благодарю вас за уведомление об этом новом княжеском капризе.
КАМЕРГЕР: Вы же посылали осведомиться.
ОБЕРГОФМЕЙСТЕР: Тем не менее. А теперь немного откровенности. Да, именно в присутствии этой тени в углу. Вы, господин граф, заигрываете с партией наших врагов.
КАМЕРГЕР: Это обвинение?
ОБЕРГОФМЕЙСТЕР: Пока лишь опасение.
КАМЕРГЕР: В этом случае я могу ответить. Я не заигрываю с партией врагов, потому что не признаю ее. Чутье указывает мне определенные течения, но я в них не вхожу. Я все еще принадлежу той открытой политике, которая практиковалась при герцоге Фридрихе. Тогда при дворе была одна-единственная политика: служить князю. То, что он был холост, облегчало ему задачу, но она и никогда не стала бы тяжела.