Ангелы отпевают всех подряд. Боевик
Шрифт:
Возле сумки шевельнулось что-то живое. Проклятье! Нет, это собака… Размозженная голова чудовищно распухла. Почуяв человека, бедняжка приподняла голову, приветливо пошевелила обрубком хвоста. Голова дрожала и дрожал висевший на жилке глаз…
Сердце Кровача не ужалила когтем жалость… Он должен быть готов и не к таким натюрмортам-натюрмордам… Тимофей деловито отломил для обреченной псины половину экспроприированного у Валентины хлеба и мухой вылетел из замшелой могилы друга неведомого бывшего человека.
ГЛАВА 5
Странно, деревня утопала в раскисшей глине, а на этой стороне низины к подошвам ластился песок. Дорога почти подсохла и энергично взбиралась
Нет, нет! Не было никакой деревни, никакой Валентины! Все это мне приснилось. Ночь, гроза, горячая печь – нет, нет! В этом нет ни капли реальности… Скоротечная болезнь фантазии…
Он наддал. Он почти бежал, перекошенный сумкой, неподъемной в нормальных условиях для нормального человека. Пот заливал глаза. Он рванул ворот рубашки. Довольно галлюцинаций. Костьми лягу, но вырвусь из этого заколдованного околотка, где не будет никакой чертовщины, где все четко и определенно, кто – враг, кто – не враг.
С каждым километром Сума зловредно прибавляла в весе. Намозолив плечи, теперь она безжалостно дубасила по икрам. Сколько верст этой проклятой земли отделяет его от цивилизации – страшно было предположить…
А как он мечтал о тишине полей, о запахе леса, о несуетной жизни среди трав и цветов, не опоганенных отбросами цивилизации. А что, пошел бы в учителя, срубил бы избу, учил бы ребятишек что такое MS-DOS, NORTON COMANDER…
Сусанна блажь про учительство обрывала сразу, но не препятствовала фантазировать о своей дачке, где-нибудь в сосновом бору. Кресло – качалка или гамак, томик сонетов Шекспира в руках, нет – хороший детектив, лучше про пиратов, и… сладкая дрема аб-со-лют-но-го отключения от любых источников информации, агрессивной в своей злободневности…
Дач своих родителей и Сусанны он откровенно не любил. Мало, что там ни на минуту не оставляли без дела, под окном на юг одной – сосед возвел свинарник, напротив терраски другой – сползлись три капитальных туалета и нагло благоухали на солнышке.
В старых, невероятно скученных дачных деревнях туалеты и свинарники казались главной достопримечательностью, хоть в окно не выглядывай. Какой там отдых, это было становище батраков, осатаневших в тоске о плодородии грядок. Вот где наглядно демонстрировал себя неистребимый кругооборот зловонных питательных веществ в дачном варианте природы.
О! Какую жирную точку поставит он теперь своим огородным мучениям. Он на корню скупит эти нищенские, погрязшие в фекалиях концлагеря, где ради пучка редиски землю мало того, что обкрадывают, истощая, так еще подвергают унизительным экспериментам с химическими средствами борьбы от сожителей земли разных там жучков и червячков…
О! Тимофей Савельевич Кровач предаст архитектурно-беспородное порождение нищеты очистительному огню и разобьет на пепелище прекрасный сад, где каждый белый человек будет иметь возможность и время с чашкой чая в руках любоваться закатом или цветением вишен… Нет, лучше цветением персика… Нет, лучше цветением каштана с его свадебными бело-розовыми свечами на майских ветвях…
Трактор Беларусь немного обогнал его и резко затормозив, заглох.
Господи, ты не забыл! Верю, Ты сопровождаешь меня в скитаниях. Отвалю полтыщи, даже тыщу дам молодцу-трактористу, – пообещал Кровач про себя.
В студенческую пору, в стройотрядах он поработал и на гусеничных, и на колесных тракторах. Его всегда удивляла одна каверзная манера потрепанных белорусских тарахтелок. Стоило ему сесть за руль поддатым, как при лихом торможении двигатель непременно отключался. Вот и этот работяга остановился как вкопанный и заглох, предупреждая, что за рулем – датый! Дверца резко откинулась.
– Залезай, брат.
Тимофей ринулся в кабину, готовый расцеловать спасителя… И наткнулся на неподвижный фарфоровый взгляд. Огромные, плоские зрачки распирали неживой белок… Тракторист вцепился в сумку с деньгами
мертвой хваткой и рванул на себя…– А ну, дай сюда, говнюк!
Первым делом Кровач вспомнил почему ночью так быстро окосел от окурков, валявшихся у Валентины на блюдечке. Потом только до него дошло, что перед ним стриженый любовник Ведьмы-Валентины, что след его взял отпетый наркоман.
Эдик размахнулся молотком… Вот оно, российское головотяпство. Плохо насаженный Молоток соскочил с рукоятки и просвистел возле уха доверчивого магната…
Застигнутый врасплох, Тим попятился. Рванул сумку на себя и обрушил стопудовую тушу Эдика себе на голову. Стриженый сумел подняться на ноги, пригнул угрожающе голову и ноздри его зашевелились. При падении он рассек лоб и теперь со щетинистой рыжей брови капала кровь, густая как мазут.
Эдик сделал шаг вперед, Тимофей – отступил на шаг. Тракторист еще шагнул и вытянул перед собой руки со скрюченными пальцами… Какими устрашающе могучими были эти крюки-пальцы. Какими широкими толстые ладони. Каким зловещим был на них рыжий курчавый пушок, пушок убийцы, в деревенской глуши недосягаемого для правосудия. Но самое отвратительное в надвигающейся смерти была очередная черная капля крови, назревавшая на брови…
Тимофей бросился наутек… Сумка путалась под ногами… Наконец он бросил сумку. Эдик наткнулся на нее и упал. Придерживая загнанное сердце, сквозь кровавый туман в глазах, Кровач наблюдал, как победитель, даже не заглянув в нутро, нетвердо ступая, поволок к трактору за лямку его баснословную кассу. Его ленивая походка выражала полное презрение к трусливому слабаку, не способному защитить свою добычу.
–Ты! Козлище! А ну, поди, сюда!! – петушком крикнул Тима и сорвал голос.
В два прыжка (ну, может быть не в два) настиг Кровач свою широкоплечую, приземистую мишень и дал пинка под зад. Эдик сонно обернулся, не узнавая хозяина сумки. Даже не перекладывая добычи из правой руки в левую, Эдик автоматически повел плечом, размахиваясь кулачищем как косой, – широко и обстоятельно… Этот метатель кулаков представлял из себя адскую пращу, заложенный в нее кулак-булыжник, несомненно, смел бы на своем пути с десяток, таких как Кровач чудиков.
Тимофей быстренько всадил свою модельную, свою остроносую туфлю-клинок в отвислый пах злодея. Точно так действовал доблестный рейнджер Уокер. Эдик даже не охнул. Сокровищ из рук не выпустил. Согнулся слегка – дух перевести…
Тело Кровача-мстителя превратилось в отлаженный механизм убийства. Сцены драк из силовых кинофильмов мгновенно сложились в программу действия для автоматического оружия по имени Тимофей Кровач.
Откуда что взялось. Сложив кулаки, Кровач возложил их сдвоенную ударную мощь на затылок негодяя… Правда, в действительности удар пришелся между лопаток стриженного, но, все-таки, свалил его. Тим рухнул на Эдика вслед за своими кулаками… Что ж, когда-нибудь научимся пользоваться всяким оружием, тем более непривычным, тем более автоматическим.
Тимофей ужаснулся и одновременно обрадовался железной твердости своих пальцев, заклинивших горло врага. Вот только теперь он нутром воспринял тот мистический образ, что, наконец, материлизовался в реальности и носит клеймо – враг. Он вошел в прямой контакт с миром своих врагов и почувствовал, что может! Может что-то противопоставить этой хамской, беспощадной силе кулачного права…
Пуская пену изо рта, Эдик тяжело ворочался под оседлавшим его Кровачем. Руки у него оказались коротковатыми. Скрюченными пальцами тракторист все не мог дотянуться до тонкой шеи Тимофея. От удушья тракторист быстро сомлел и Кровач ослабил петлю своих рук на его шее. Ну и дурак. Эдик был слишком живуч. Он ужом крутанулся из последних сил, подмял Кровача под себя и стал отрывать от своего горла его дрожащие руки, окостеневшие в мертвой хватке. Это ему не удалось. Тогда он стал отжимать подбородок Кровача, напихал в рот душителя довольно много песка… Но руки его быстро слабели…