Английская Утопия
Шрифт:
Мизантропия Свифта, ставшая почти нарицательной, приписывается ему главным образом из-за йэху и «Скромного предложения». Однако такое мнение может быть лишь результатом поверхностного чтения; горечь Свифта нельзя считать чувством человека, низко оценивающего человеческое достоинство и цену человеческого счастья, это горечь человека, обнаружившего, что его высокому представлению о месте человека во вселенной вечно противоречит окружающая его действительность. Победа буржуазии над феодальным строем была общественно прогрессивным явлением, но буржуазный прогресс всегда достигался ценой потрясающих человеческих страданий и деградации. Свифт, оглядываясь на идеализированное прошлое и устремляясь вперед к справедливому обществу, о котором мало кто вокруг него вообще заботился, увидел только издержки этого прогресса. Дефо
4. Берингтон и Палток
По причинам, уже упомянутым выше, в XVIII веке утопическая литература в Англии упала до самого низкого уровня, и преемники авторов «Робинзона Крузо» и «Путешествий Гулливера» не заслуживают подробного рассмотрения. Следует все же упомянуть о двух произведениях: «Мемуары синьора Гауденцио ди Лукка» Симона Берингтона и «Жизнь и приключения Питера Уилкинса» Роберта Палтока.
Первое — академический труд, когда-то без серьезных оснований приписанный епископу Беркли, — написано в 1738 году. Его содержание было
«взято из исповедей и показаний на допросе перед отцами инквизиции в Болонье, в Италии. Оно повествует об открытии неизвестной страны среди обширных пустынь Африки, столь же древней, населенной и цивилизованной, как и Китай».
Возможно, что эта книга отражает ранние сведения о развитой туземной цивилизации, существовавшей в области Верхнего Нигера, и, поскольку элемент описания путешествия в книге преобладает, ее можно считать написанной в традиции «Робинзона Крузо». Из содержания книги видно, что автор ее изучал ранних утопических писателей, особенно Мора и Кампанеллу, однако сам не привнес чего-либо заслуживающего упоминания.
Мезорариане, как называет себя тот народ, были изгнаны из Египта вторгшимися туда варварами. Они пересекли Сахару и поселились в неизвестной области с исключительно плодородной от природы почвой. Эта подробность особенно подчеркивается, причем утверждается, что именно она и составляет базис для социального строя, в котором элементы первобытного и современного коммунизма причудливо сочетаются: с одной стороны, это общество простое, племенного типа, а с другой — дается понять, что благодаря большим естественным ресурсам его коммунизм основан скорее на изобилии, чем на недостатке. Это наиболее своеобразная черта утопии, хотя она и ведет неизбежно к некоторым противоречиям. Берингтон защищает свою систему в стиле, напоминающем Мора:
«Так как каждый из них больше трудится для общего блага, чем для себя самого, может быть, кто-нибудь выскажет опасение, что это может препятствовать производству, поскольку нет стимула личной заинтересованности в накоплении богатства и увеличении достояния своих семей, существующего у других народов. Я сам опасался этого, когда знакомился с их управлением, но оказалось совершенно наоборот — вероятно, во всей вселенной нет более прилежной породы людей».
Пожалуй, единственной чертой, так сказать, специфически присущей XVIII веку, является характер религии этого народа. Они, по-видимому, деисты, веротерпимы, благожелательны и по преимуществу рационалисты.
«Все, что бы они ни делали, представляется для нас парадоксом, потому что они самый свободный и в то же время самый строгий народ в мире; весь народ… более напоминает универсальный духовный колледж или братство [не следует забывать, что рассказчик — итальянский католик], чем что-либо иное».
Эта терпимость приводит к инциденту, не лишенному мрачного юмора, во время допроса синьора Гауденцио в инквизиции. Он рассказывает, что мезорариане
«говорили мне, что когда я познакомлюсь с ними поближе, я не
буду считать, что они настолько бесчеловечны, что приговаривают людей к смерти из-за того, что те расходились с ними во мнениях».Инквизитор с кислым видом спрашивает:
«Я думаю, что вы не считаете незаконным преследовать и даже казнить упрямых еретиков, которые могли бы уничтожить религию наших предков и обречь других на те же вечные муки в аду, на которые обречены они сами».
Гауденцио, естественно, спешит отречься от возможности придерживаться столь опасного мнения.
«Приключения Питера Уилкинса», который открывает страну летучих индейцев в южных морях, обладают тем же фантастическим колоритом, что и «Путешествия Гул ливера» (хотя эта фантастика находится на значительно более низком уровне), но по своему общему характеру эта книга гораздо ближе к «Робинзону Крузо». Этот гибридный характер и сухое, механическое развитие фабулы ставят книгу Палтока много ниже ее прототипов. Питер Уилкинс, как и Робинзон Крузо, — типичный буржуазный герой, но только более позднего периода. В этой книге, написанной в 1751 году, как раз в то время, когда промышленная революция только начиналась, гораздо больше места отводится подробностям техники производства, чем в любом из предшествующих утопических романов.
После ряда приключений в духе Крузо, включая побег из Африки и пребывание в одиночестве на пустынном острове, Питер Уилкинс натыкается на летучих индейцев. У них культура каменного века, они не знают ни письменности, ни металлов, ни счета времени, и в полном противоречии с этим у них оказываются вполне развитое феодальное общество и грандиозная архитектура. Уилкинс сразу поражает их своей «недосягаемой ученостью» — умом. Причиной тому не его личные качества — в сущности, он на редкость глупый молодой человек, основной талант которого заключается главным образом в способности в рекордный срок наплодить огромное количество детей. Его превосходство — это превосходство буржуа в феодальном обществе, которое вполне компенсирует его неумение летать.
При первой встрече Питер Уилкинс обнаруживает свое знакомство с порохом и огнестрельным оружием. В дальнейшем будет видно, что ему были неведомы сомнения, терзавшие Свифта, и что он, в сущности, такой же тупица, как американский политический деятель, размахивающий атомной бомбой. Этим и другими подобными демонстрациями Питер Уилкинс быстро добивается полного подчинения населения и пользуется им, чтобы совершить полную буржуазную революцию изнутри. Он вводит письменность, создает и развивает металлургическое производство, все области техники. Рабство и феодальная зависимость упраздняются и заменяются системой «свободной» работы за плату, при которой прежние феодальные гранды используют своих бывших рабов в качестве производителей товаров. Обещана эра всеобщего довольства и изобилия.
«Сэр, — сказал я, — человек, который ни на что не надеется, утрачивает одну из своих ценных способностей, и, если я не ошибаюсь, вы, когда проживете еще десять лет, увидите, что это государство изменится настолько, насколько отличается раб от дерева, которым он кормится. Вы будете обладать тем, что принесет вам лесные плоды, и вам не нужно будет иметь рабов, чтобы посылать за ними. Те, кто были раньше вашими рабами, будут считать за честь быть нанятыми вами, и сами станут в то же время нанимать на работу тех, кто от них зависит, так что маленькие и большие люди будут иметь взаимные обязательства друг перед другом; и те и другие будут обязаны прилежному труженику, и все же каждый будет довольствоваться тем, что заслуживает».
«Любезный сын, — сказал мой отец тесть, — это будут подлинно великолепные дни!»
Что и говорить — великолепные дни! Самая незамысловатость книги говорит о поворотном моменте. Это одновременно первая утопия, в которой показано, как начинают действовать силы, производящие излишки, и последняя, которая считает, что буржуазный строй ведет к Утопии. В эпоху, когда она писалась, буржуазная революция уже подготовила путь для капиталистического производства в больших масштабах, а оно, в свою очередь, создало новый класс и противоречия, которые могли быть разрешены только путем замены буржуазного общества другим. Все последующие утопии тем или иным путем отражают противоречия и конфликты внутри нового общества.