Английский для смелых. Истории о духах и привидениях / Great Ghost Stories

No, I did not die of fright (нет, я не умерла от страха): the Thing turned and went away (это нечто развернулось и ушло). I heard it go down the stairs, hurriedly, I thought, as if itself in sudden fear (я слышала, как оно спускается по лестнице, торопливо, словно, подумала я, оно само чего-то внезапно испугалось: «во внезапном страхе»). Then I rose to call for help (затем я встала, чтобы позвать на помощь; to rise). Hardly had my shaking hand found the doorknob when (едва моя дрожащая рука нашла дверную ручку, как) – merciful heaven (милостивые небеса = боже милосердный)! – I heard it returning (я услышала, как оно возвращается). Its footfalls as it remounted the stairs were rapid, heavy and loud (его шаги, когда оно опять поднималось по лестнице, были быстрыми, тяжелыми и громкими); they shook the house (от них сотрясался дом; to shake). I fled to an angle of the wall and crouched upon the floor (я забилась в угол: «в угол стены» и съежилась на полу; to flee – убегать; искать убежища; to crouch – припадать к земле; согнуться, сжаться). I tried to pray (я попыталась молиться). I tried to call the name of my dear husband (я попыталась позвать: «назвать имя» своего дорогого мужа). Then I heard the door thrown open (затем я услышала, как распахнулась дверь; to throw open – распахивать /двери/). There was an interval of unconsciousness (я на какое-то время потеряла сознание: «был интервал бессознательного состояния»), and when I revived I felt a strangling clutch upon my throat (и когда я очнулась, я почувствовала удушающий захват на своем горле; to revive – оживать, приходить в себя /после обморока/; clutch – сжатие; захват) – felt my arms feebly beating against something that bore me backward (почувствовала, как мои руки слабо молотят по чему-то, что навалилось на меня: «давит меня назад»; to beat – бить; to bear – носить, нести; нажимать, давить) – felt my tongue thrusting itself from between my teeth (почувствовала, как мой язык вываливается изо рта: «проталкивается из-за моих зубов»; to thrust – колоть, пронзать; пролезать, протискиваться)! And then I passed into this life (и затем я перешла в эту жизнь).

 No, I did not die of fright: the Thing turned and went away. I heard it go down the stairs, hurriedly, I thought, as if itself in sudden fear. Then I rose to call for help. Hardly had my shaking hand found the doorknob when – merciful heaven! – I heard it returning. Its footfalls as it remounted the stairs were rapid, heavy and loud; they shook the house. I fled to an angle of the wall and crouched upon the floor. I tried to pray. I tried to call the name of my dear husband. Then I heard the door thrown open. There was an interval of unconsciousness, and when I revived I felt a strangling clutch upon my throat – felt my arms feebly beating against something that bore me backward – felt my tongue thrusting itself from between my teeth! And then I passed into this life.

No, I have no knowledge of what it was (нет, я не знаю: «не имею знания», что это было). The sum of what we knew at death (совокупность: «сумма» наших знаний в момент смерти; to know) is the measure of what we know afterward of all that went before (это мера того, что мы знаем потом обо всем, что происходило раньше). Of this existence we know many things (об этом существовании мы знаем многое), but no new light falls upon any page of that (но новый свет не проливается ни на одну страницу прежнего существования); in memory is written all of it that we can read (все, что мы можем прочитать, заключено в памяти; to write – писать). Here are no heights of truth overlooking the confused landscape of that dubitable domain (нет здесь вершин истины, чтобы обозреть хаотичный пейзаж нашей прошлой жизни: «тех сомнительных мест»; height – высота, вышина; верхушка, вершина; domain – наследственная собственность; имение, поместье; территория, зона, область; dubitable = dudable – сомнительный, вызывающий сомнения; /лат./ dubitare – сомневаться). We still dwell in the Valley of the Shadow (мы по-прежнему обитаем в этой долине теней), lurk in its desolate places (затаившись в ее уединенных уголках; desolate – одинокий, оставленный всеми, заброшенный), peering from brambles and thickets at its mad, malign inhabitants (из чащобы и бурелома поглядывая на ее сумасшедших злобных обитателей; to peer – зд.: вглядываться; изучать; bramble – ежевика; thicket – чаща; заросли). How should we have new knowledge of that fading past (откуда нам узнать что-то новое об этом ускользающем прошлом; knowledge – знание; to fade – постепенно исчезать, расплываться, блекнуть, тускнеть)?

What I am about to relate happened on a night (то, о чем я собираюсь рассказать, случилось ночью). We know when it is night (мы знаем, когда приходит ночь), for then you retire to your houses (ибо вы тогда прячетесь по домам; to retire – уходить, удаляться, возвращаться на обычное место) and we can venture from our places of concealment to move unafraid about our old homes (и мы тогда можем осмелиться выйти из своих тайников: «мест укрытия», чтобы без боязни скитаться среди прежних наших домов; to venture – отважиться, осмелиться; to move – двигаться, перемещаться), to look in at the windows (заглядывать в окна), even to enter and gaze upon your faces as you sleep (даже заходить, чтобы посмотреть на ваши лица, когда вы спите; to gaze – пристально глядеть; вглядываться; уставиться). I had lingered long near the dwelling where I had been so cruelly changed to what I am (я долго оставалась поблизости от того дома, где меня так беспощадно обратили в то, чем я являюсь сейчас; to linger – задерживаться), as we do while any that we love or hate remain (так случается: «так мы делаем», пока есть кто-то, кого мы любим или ненавидим; to remain – оставаться). Vainly I had sought some method of manifestation (тщетно я искала какой-нибудь метод проявить себя; to seek; manifestation – проявление), some way to make my continued existence and my great love and poignant pity understood by my husband and son (какой-нибудь способ дать понять моим мужу и сыну, что я все еще существую, по-прежнему очень их люблю и жалею: «какой-то способ сделать мое продолжающееся существование и мою большую любовь и пронзительную жалость понятыми моими мужем и сыном»; poignant – трогательный, берущий за душу). Always if they slept they would wake (всегда, если они спали, они пробуждались), or if in my desperation I dared approach them when they were awake (или, если в отчаянии своем я осмеливалась приблизиться к ним, когда они бодрствовали), would turn toward me the terrible eyes of the living (обращали ко мне эти ужасные глаза живущих), frightening me by the glances that I sought from the purpose that I held (/и/ взглядами, что я жаждала увидеть: «искала» отпугивая меня от цели, которую я перед собой ставила; to hold – держать).

 No, I have no knowledge of what it was. The sum of what we knew at death is the measure of what we know afterward of all that went before. Of this existence we know many things, but no new light falls upon any page of that; in memory is written all of it that we can read. Here are no heights of truth overlooking the confused landscape of that dubitable domain. We still dwell in the Valley of the Shadow, lurk in its desolate places, peering from brambles and thickets at its mad, malign inhabitants. How should we have new knowledge of that fading past?

What I am about to relate happened on a night. We know when it is night, for then you retire to your houses and we can venture from our places of concealment to move unafraid about our old homes, to look in at the windows, even to enter and gaze upon your faces as you sleep. I had lingered long near the dwelling where I had been so cruelly changed to what I am, as we do while any that we love or hate remain. Vainly I had sought some method of manifestation, some way to make my continued existence and my great love and poignant pity understood by my husband and son. Always if they slept they would wake, or if in my desperation I dared approach them when they were awake, would turn toward me the terrible eyes of the living, frightening me by the glances that I sought from the purpose that I held.

On this night I had searched for them without success, fearing to find them (в эту ночь я безуспешно их искала, боясь их найти); they were nowhere in the house (их не было нигде в доме), nor about the moonlit lawn (не было и на залитой лунным светом лужайке перед домом). For, although the sun is lost to us forever (так как, хотя солнце и потеряно для нас навеки), the moon, full-orbed or slender, remains to us (луна, полная ли или тоненьким серпом, светит нам по-прежнему; full – полный, наполненный целиком, заполненный; orbed – округлый, шарообразный, сферический; slender – тонкий, узкий; to remain – оставаться). Sometimes it shines by night, sometimes by day (иногда она сияет ночью, иногда днем), but always it rises and sets, as in that other life (но всегда она встает и заходит, как в той, другой жизни).

I left the lawn and moved in the white light and silence along the road (я покинула лужайку и в белом свете поплыла в тишине вдоль дороги; to move – двигаться, перемещаться), aimless and sorrowing (бесцельно и преисполненная печали; to sorrow – горевать, печалиться). Suddenly I heard the voice of my poor husband in exclamations of astonishment (внезапно я услышала голос моего бедного мужа – он удивленно восклицал; exclamation – восклицание; astonishment – изумление, удивление), with that of my son in reassurance and dissuasion (сопровождаемый голосом моего сына, утешающим и разубеждающим его; reassurance – утешение; подбадривание); and there by the shadow of a group of trees they stood (и вот они стояли там в тени купы деревьев; group – группа) – near, so near (близко, так близко)! Their faces were toward me (их лица были обращены ко мне), the eyes of the elder man fixed upon mine (глаза мужа: «старшего мужчины» смотрели прямо в мои; to fix – устанавливать; прикреплять; фиксировать; устремлять, сосредоточивать /взгляд, внимание/; уставиться). He saw me – at last, at last, he saw me (он видел меня, наконец, наконец он видел меня)! In the consciousness of that, my terror fled as a cruel dream (когда я это осознала, мой ужас растаял, как дурной сон; consciousness – сознание; осознание, понимание; to flee – убегать; исчезать; cruel – жестокий; мучительный, болезненный; тяжелый). The death-spell was broken (заклятие смерти было разорвано; spell – заклинание; чары; to break – ломать): Love had conquered Law (Любовь преодолела Закон)! Mad with exultation I shouted (вне себя от восторга, я закричала; mad – сумасшедший, безумный) – I must have shouted (должно быть, я закричала), “He sees, he sees: he will understand (он видит, он видит, он поймет)!” Then, controlling myself, I moved forward (затем, обуздав себя, я двинулась вперед), smiling and consciously beautiful (улыбаясь, преисполненная своей красоты; consciously – сознательно, осознанно; преднамеренно), to offer myself to his arms, to comfort him with endearments (броситься к нему в объятия, утешить его ласками; to offer – предлагать; arm – рука /от кисти до плеча/), and, with my son’s hand in mine, to speak words that should restore the broken bonds between the living and the dead (и, держа сына за руку, произнести слова, которые должны восстановить разрушенные узы между живыми и мертвыми).

 On this night I had searched for them without success, fearing to find them; they were nowhere in the house, nor about the moonlit lawn. For, although the sun is lost to us forever, the moon, full-orbed or slender, remains to us. Sometimes it shines by night, sometimes by day, but always it rises and sets, as in that other life.

I left the lawn and moved in the white light and silence along the road, aimless and sorrowing. Suddenly I heard the voice of my poor husband in exclamations of astonishment, with that of my son in reassurance and dissuasion; and there by the shadow of a group of trees they stood – near, so near! Their faces were toward me, the eyes of the elder man fixed upon mine. He saw me – at last, at last, he saw me! In the consciousness of that, my terror fled as a cruel dream. The death-spell was broken: Love had conquered Law! Mad with exultation I shouted – I must have shouted, “He sees, he sees: he will understand!” Then, controlling myself, I moved forward, smiling and consciously beautiful, to offer myself to his arms, to comfort him with endearments, and, with my son’s hand in mine, to speak words that should restore the broken bonds between the living and the dead.

Alas! alas! his face went white with fear (увы, увы, его лицо побелело: «стало белым» от страха), his eyes were as those of a hunted animal (глаза у него стали как у загнанного зверя; to hunt – охотиться /обычно с гончими/). He backed away from me, as I advanced (я приближалась к нему, а он отступал от меня; to advance – продвигаться вперед), and at last turned and fled into the wood (и, наконец, развернулся и ринулся в лес; to flee – убегать, спасаться бегством) – whither, it is not given to me to know (куда именно, мне не дано знать).

To my poor boy, left doubly desolate, I have never been able to impart a sense of my presence (моему бедному мальчику, второй раз оставшемуся в одиночестве: «оставленному вдвойне одиноким», я никогда не могла внушить чувство моей близости: «моего присутствия»). Soon he, too, must pass to this Life Invisible and be lost to me forever (вскоре и он тоже должен перейти в эту невидимую жизнь, и я потеряю его: «и быть потерянным для меня» навсегда).

< image l:href="#"/>

 Alas! alas! his face went white with fear, his eyes were as those of a hunted animal. He backed away from me, as I advanced, and at last turned and fled into the wood – whither, it is not given to me to know.

To my poor boy, left doubly desolate, I have never been able to impart a sense of my presence. Soon he, too, must pass to this Life Invisible and be lost to me forever.

The Monkey’s Paw (Лапка обезьяны) W. W. Jacobs (У. У. Джейкобс)