Шрифт:
Полцарства за красное словцо
Много лет назад я, молодой начинающий писатель, затаив дыхание, смотрел знаменитую литературную программу французского телевидения «Bouillon de Culture» («Культурная кухня»), которая два часа шла в прямом эфире в прайм-тайм (нет, дети мои, это не фантастика). По краям студии — живо реагирующая публика, посередине на стульчиках — два-три автора. Иногда только один, если очень знаменитый. В кресле — ведущий, демиург Бернар Пиво [1] ; он задает вопросы и управляет происходящим. Под конец демиург, заглядывая в листок, устраивал блицопрос знаменитости или наиболее достойного из гостей. Отвечать следовало быстро и не задумываясь.
1
Бернар Пиво (р. 1935) — французский журналист, интервьюер и ведущий культурных
Ваше представление о счастье?
Это и была так называемая «анкета Пруста», сильно переработанная Пиво. Быть приглашенным на передачу, публично отвечать на вопросы — тогда это казалось мне необычайно почетным и внушало благоговение. Еще бы! Заявить во всеуслышание, как тебе хотелось бы умереть и с кем пребывать после смерти, что ты любишь в себе, а чего не выносишь, что в тебе самое экстравагантное, что ты ценишь в женщинах, а что в мужчинах, в чем раскаиваешься, к чему стремишься и какое твое любимое слово!..
Опросник Пруста без устали кочует по страницам мировой прессы и в массмедиа несколько десятков лет. Он — из спасительного резерва редакторских приемов на случай, когда прочее надоело или не производит должного впечатления. Об известной французской ипостаси опросника я уже упомянул, а в Америке его прославил журнал «Vanity Fair», сделав своим specialite de la maison [2] . Много лет (с 1993 года) в журнале публиковались ответы счастливых избранников, преимущественно американских: авторов бестселлеров, звезд эстрады и кино. (Все это было собрано в отдельную книгу [3] ; недавно у нас вышел ее перевод.)
2
Фирменное блюдо (франц.).
3
«Vanity Fair’s Proust Questionnaire: 101 Luminaries Ponder Love, Death, Happiness, and the Meaning of Life», 2009.
Собрание самых знаменитых в мире вопросов (кроме таковых о происхождении зла, о том, откуда и куда мы идем, о возможности существования иных форм жизни в космосе), подобно самолету «Конкорд», является продуктом совместного франко-английского производства.
Первая, поныне актуальная, версия записана по-английски рукой Антуанетты Фор, дочери будущего президента Франции. В альбом француженки опросник попал из Англии, где разные его варианты были в ходу с шестидесятых годов XIX века. В Европе, прежде всего в Англии, в то время бушевала мода на всяческие классификации, категоризации, собирание курьезов, описания национальных или локальных особенностей. Выходили книги с названиями вроде «Англичане глазами англичан», «Англичане/Французы о самих себе» и т. п. При новом повальном увлечении: раскладывать все по полочкам — опросник Пруста пришелся к месту. В историю же он вошел благодаря легенде о том, что это якобы — обращение urbi et orbi писателя. В действительности дело обстояло так: Пруст просто отвечал на вопросы Антуанетты, своей знакомой. Отвечал дважды: мечтающим о писательской карьере тринадцатилетним подростком, а потом, в 1890 году, двадцатилетним литератором. Ответы были опубликованы через два года после его смерти, в 1924 году. Этого оказалось достаточно, чтобы имя писателя прилипло к милым вопросам, которых он сам, скорее всего, никому бы задавать не стал. К примеру, Джойсу во время знаменитого, организованного Сиднеем Шиффом [4] , ужина Пруст задал только один вопрос: «Вы знаете герцога Монфокона?».
4
Сидней Шифф (1868–1944) — английский писатель, переводчик, меценат; в числе его друзей были Джеймс Джойс, Марсель Пруст, Игорь Стравинский, Сергей Дягилев.
Ваш любимый писатель?
При сравнении ответов, прозвучавших в студии Пиво, с ответами из томика «Vanity Fair» ощущается разница культур, каковую мы привычно замечаем в любых сопоставлениях французского с англо-американским.
Почти все французы ищут bon mot. Англосаксы, особенно янки, склонны к большей серьезности, не избегают религиозных тем, хотя хорошая шутка важна и для них. «Без юмора никуда» — как поется в одной довоенной польской песенке. А уж американский писатель или комик (вот уж кто не любит копаться в себе) обязательно блеснет остроумием
и красноречием. Французу же иногда случается честно в чем-то признаться либо с придыханием повторять общеизвестное о себе (Брижитт Бардо, например, непременно сообщает о своей любви к животным); впрочем, французский национальный дух ощутим всегда.Угадывается он и в вопросах. Бернар Пиво, к примеру, отступив от оригинала, выпытывал у собеседника, какое у того любимое ругательство, а заканчивал допрос так: «Если Бог есть, что ты хотел бы услышать от него после смерти?». Это собственный апокриф Пиво — в конце классического опросника было: «Ваше жизненное кредо…» (польский вариант: «Ваше motto…») Французская безбожная корректность («Если Бог есть…») предполагает в ответе проявление французского esprit [5] и приглашает пошутить. Ведь как иначе, если не коротким bon mot, вовлекая в игру самого Господа Бога, ответить на вопрос, поставленный подобным образом?
5
Склад ума, остроумие; здесь: особенность мышления (франц.).
В любом случае предпочтителен краткий меткий ответ. У французских писателей это в крови. Остроумие, лаконизм, часто — желание набросать портрет или автопортрет. Лаконичный жанр (сентенции, афоризмы, максимы) получил развитие в XVII веке, великом столетии французов. Еще у Паскаля в короткой фразе метафизический трепет сочетался с четкостью формулировки. Другие, прежде всего Ларошфуко и чуть более многословный Лабрюйер, сосредоточили внимание на человеке и общественных нравах; они безжалостно описывали, как человек при общении с ближними или один перед зеркалом, обманываясь и обманывая других, компрометирует себя неустанным притворством. Меткое и изящное перо Ларошфуко сеяло опустошение. «Нам всегда достанет сил перенести чужие страдания». Никто позднее не писал так сжато и точно и не набрасывал верных портретов несколькими штрихами.
Французские классики XVII века предложили при отточенности формы глубину содержания. Салон века XVIII многое переделал на свой лад: появились очаровательные, не чуждые афористичности, но чересчур уж забавные безделушки, эдакие птифуры. От моралистической традиции остались склонность к портретированию и влечение к языковой виртуозности, а литература уступила место блестящей шутке, ловкой, но пустой словесной эквилибристике, восхищающейся собственной находчивостью. Маркиза дю Деффан о герцогине д’Эгийон: «Она похожа на статую: прекрасно выглядит на постаменте и чудовищно на мостовой».
В жизни французского салона с его играми, составлением психологических портретов, с прекрасными, подчас гениальными, формулировками и молниеносными ответами на любые выпады можно усмотреть зарождение разнообразных вербальных развлечений, которые радовали человечество последние два столетия, особенно в предкомпьютерную эпоху.
Ради красного словца не пожалели бы ни матери, ни отца не только во французском салоне, но и в современной телестудии. Я знаю людей, готовых рискнуть карьерой (а стало быть, и всей жизнью) за вертящееся на языке словечко: они должны произнести его любой ценой и достойны восхищения, ибо, ставя на вербальное чудо, не ждут никакой корысти. Это замечательное племя заслуживает отдельного описания. Впрочем, отвечая на вопросы анкеты, никто ничем не рискует, разве что толпа будет разочарована не слишком забавным ответом своего кумира.
Ваше любимое занятие?
Конечно, анкета Пруста — светское развлечение в долгие, грозящие скукой вечера, детская игрушка, которую, дурачась, когда-то заводили в лондонском Челси-Виллидж или на скамейке парижского парка Тюильри, а сейчас — в редакциях глянцевых журналов. Впрочем, занятие это не хуже повторения чьих-то острот, рассказывания анекдотов или пения русских песен у костра.
Но опросник — еще и один из тысяч способов тестирования личности, в XX веке разработанных доморощенной поп-психологией, а иногда и серьезными институциями. Взять хотя бы анкету для получения американской визы с ее дотошностью… Да и кто из нас не тянулся за карандашом, чтобы отметить в глянцевом журнале свои ответы на вопросы той или иной психологической игры, кто не подсчитывал очки, не проверял по предпоследней странице, интроверт он или экстраверт, потенциальный убийца или жертва, лидер или ведомый, сексуально раскован или закомплексован.
Однако если поразмыслить, условно признав значительность опросника, то можно заметить, что иногда он затрагивает вечную и чрезвычайно важную тему: как описывать мир и прежде всего нас самих? Докапываться ли до сути путем кропотливого анализа, бесконечных интроспекций или ухватить целое в нескольких броских словах, в блестящем афоризме? Что лучше отражает сущность окружающего мира и нашей жизни: молниеносный ответ на вопрос наподобие «Что тебе ненавистно в себе самом?», «Какими принципами ты руководствуешься?» — либо 30 страниц исповеди старого солдата или подростка?