Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1

— Без суда, — с сомнением в голосе повторил старик, невольно подняв жалобный взор к небу.

— Вы не верите, кажется, патер Лаврентий, так скоро убедитесь, идите за мной.

У подъезда их ожидал закрытый экипаж. Антонио вполголоса сказал кучеру, куда ехать, и сел со стариком.

Темная ночь окутала улицы Парижа. Через некоторое время карета миновала Сент-Антуанскую заставу и подъехала к огромному хорошо укрепленному замку, который был выстроен для защиты от англичан, а по прошествии нескольких столетий обратился в тюрьму для опасных преступников или тех, кто был по каким-нибудь причинам неугоден.

Из Бастилии, как из гроба, возврата не было. Те, кто попадал туда, были совершенно отрезаны от остального мира и навсегда забыты людьми. Толстые стены этой громадной тюрьмы заглушали все жалобы и вопли несчастных, заживо погребенных.

О бегстве или помиловании ее узники и не помышляли. Кто попадал в Бастилию, того считали умершим, как только за ним затворялись ее железные ворота.

Широкий ров, за которым поднималась серая каменная ограда, отделял Бастилию от внешнего мира. За этой стеной шел второй ров, за ним был мрачный замок с восемью могучими пятиэтажными башнями. Каждую из них опоясывала галерея, на которой были установлены пушки. В этих надежных башнях и в глубоких подземельях томились жертвы жестокого насилия, злых интриг и беспощадного преследования.

Маршальская карета приблизилась к подъемному мосту через широкий наружный ров. Антонио велел кучеру остановиться.

У моста несли караул двое часовых. Патер Лаврентий вышел из кареты. Теперь он видел, куда его привезли.

Антонио подошел со стариком к мосту. В то время, как часовые окликнули их, подъехал другой экипаж и тоже остановился неподалеку. Антонио, подозрительно взглянув на него, хотел поскорее пройти мимо часовых, но солдаты скрестили ружья и не пропускали его, хотя он со злостью в душе и крикнул, что действует именем короля.

Часовым было строго приказано не впускать никого ночью. Они отвечали Антонио, что он должен непременно представить письменный приказ.

— Тогда я требую именем господина маркиза д'Анкр, маршала Франции, чтобы сейчас же доложили обо мне коменданту де Ноайлю! — грозно крикнул Антонио.

— Кто вы и что вам нужно ночью от коменданта Бастилии? — раздался голос у моста, и вслед затем подошел высокий пожилой офицер.

Часовые сделали ему на караул. Антонио взглянул на подошедшего и узнал де Ноайля. Он был знатного рода и отдыхал после долгой службы на почетном месте коменданта Бастилии. Де Ноайль был горячий приверженец королевы-матери и Гизов. В настоящую минуту он, видимо, вернулся из города.

— Я прислан маршалом Кончини, господин комендант, и привез вам арестанта, которого завтра допрошу и распоряжусь относительно его судьбы, — отвечал Антонио.

— Помню ваше лицо, — сказал старый Ноайль, — но распоряжаться можно только по письменному полномочию.

— Вот мое полномочие, господин комендант, — вполголоса отвечал Антонио, подавая перстень маршала, — надеюсь, этого довольно, чтобы вы подчинились моим распоряжениям. Прошу вас прямо отвечать, согласны ли вы, потому что в противном случае, я должен буду немедленно принять меры, чтобы приказание маршала было исполнено!

Тон этого человека был так дерзок, что старому коменданту очень хотелось резко отказать ему, но он передумал, чтобы не рассердить всемогущего маршала.

— Мне достаточно перстня, милостивый государь, идите за мной с арестантом, — сказал он, первым переходя через Мост мимо часовых.

Антонио и патер Лаврентий последовали за ним. У огромных ворот светились окна караульного помещения, примыкавшего к стене. Часовые вызвали дежурного офицера, который отворил маленькую дверь ограды. Комендант и два его спутника вошли в комнату внутри толстой каменной стены…

Офицер шел за Ноайлем. Через второй подъемный мост они попали во двор Бастилии. И тут день и ночь стояли часовые.

Старому патеру не нашли нужным завязывать глаза. Дверь тюрьмы отворилась и явился сторож с фонарем. Антонио и патер пошли вперед, за ними комендант и офицер.

В конце длинного коридора они поднялись по лестнице во флигель, где жил комендант и служащие. Высокие сводчатые плохо освещенные коридоры имели какой-то зловещий вид — в них было совершенно тихо и пусто. Большие двери по обеим сторонам вели в комнаты служащие, которые редко выходили из стен Бастилии.

Комендант передал арестанта офицеру, велев отвести его в одну из пустых камер и доложить, в которой из башен она находится, потам холодно пригласил посланца Кончини к себе объяснить, в чем состояло данное ему поручение.

Антонио попросил офицера выбрать для арестанта камеру понадежнее и пошел за Ноайлем в его квартиру, отличавшуюся простотой обстановки. Лакей принес свечи и ушел.

— Как зовут арестанта, милостивый государь? — спросил Ноайль своего гостя, — и в чем состоят распоряжения относительно него?

— Его пока не надо заносить в списки, господин комендант. За ним необходим самый тщательный надзор. Как в камеру принца Конде, так и к этому арестанту никого нельзя допускать: ни доктора, ни священника, ни сторожа. Это высочайшее приказание!

— А если он потребует помощи или причастия? — спросил Ноайль.

— И в этом ему надо отказать, господин комендант. Пусть не обращают внимания на его зов, это старый закоренелый злодей, который будет звать на помощь только для того, чтобы вызвать сострадание, или с какой-нибудь другой целью.

— Значит, пищу надо подавать ему через дверную форточку…

— Непременно, как и принцу Конде, по высочайшему повелению. В подземельях Бастилии есть застенок, мне говорил господин маршал…

Комендант с удивлением посмотрел на него.

— Есть, но орудий пытки уже много лет не применяют, — отвечал он.

— Так завтра их надо смазать и приготовить, — холодно и твердо сказал Антонио.

— Разве будут пытать?

— В одну из следующих ночей под моим личным надзором и руководством. Этого закоренелого злодея надо заставить сознаться…

— Он колдун? — спросил комендант, не припоминавший, чтобы после царствования Екатерины Медичи кого-нибудь пытали.

— Хуже колдуна, господин комендант. Это опасный клеветник и государственный преступник, которого сначала принимали за сумасшедшего. Теперь он подозревается в отравлении несколько лет тому назад старого сторожа ратуши. Его отправили сюда, чтобы заставить сознаться в преступлении. Он называет себя то патером Лаврентием, то Николаем Орле, переодевается, чтобы не быть узнанным, и наконец явился под видом флорентийского торговца соколами. Это один из самых опасных субъектов.