Анна Керн: Жизнь во имя любви

РЕВНОСТЬ

Когда, подсев к тебе наедине, Речей твоих вкушаю упоенье, Зачем порой в душевной глубине Является преступное сомненье? Ты хочешь знать, зачем, как демон злой, Я иногда тебя глазами мерю? Какой–то страх одолевает мной, И полноте блаженства я не верю… Так иногда при блеске торжества, Случается, уничиженье бродит; Так иногда во храме божества Мысль грешная нам в голову приходит.

В. Н. Щастный вместе с М. Л. Яковлевым и другими литераторами, участниками дельвиговских собраний, после смерти их гостеприимного хозяина разбирал архив покойного и, опасаясь вмешательства Третьего отделения, уничтожил значительную его часть.

«Среди других, второстепенных поэтов дельвиговского кружка видное место занимал Подолинский ^{58} , – писала Анна Петровна, – и многими его стихами восхищался Пушкин. Особенно нравились ему следующие:

ПОРТРЕТ ^{59}

Когда стройна и светлоока Передо мной стоит она, Я мыслю: Гурия Пророка ^{60} С небес на землю сведена. Коса и кудри тёмно–русы. Наряд небрежный и простой, И на груди роскошной бусы Роскошно зыблются порой. Весны и лета сочетанье В живом огне её очей Рождают негу и желанье В груди тоскующей моей.

И окончание стихов под заглавием: К ней.

Так ночью летнею младенца, Земли роскошной поселенца, Звезда манит издалека, Но он к ней тянется напрасно… Звезды златой, звезды прекрасной, Не досягнёт его рука».

А. И. Подолинский писал в воспоминаниях «По поводу статьи г. В. Б. „Моё знакомство с Воейковым в 1830 году“»: «У Дельвига… Пушкин стал, шутя, сочинять пародию на моё стихотворение:

Когда стройна и светлоока Передо мной стоит она, Я мыслю: Гурия Пророка С небес на землю сведена… – и пр.

Последние два стиха он заменил так:

Я мыслю: в день Ильи Пророка Она была разведена…

Не лишнее, однако же, заметить, – продолжал Подолинский, – что к этой, будто б в день Ильи разведённой, написаны и самим Пушкиным стихотворения:

Я помню чудное мгновенье…

И другое:

Я ехал к вам, живые сны…

Вдохновительница этих стихов показывала мне последнее стихотворение в подлиннике, не знаю почему, изорванном в клочки, на которых, однако ж, можно было рассмотреть, что эти три, по–видимому, так легко вылившиеся строфы стоили Пушкину немалого труда. В них было такое множество переделок, помарок, как ни в одной из случившихся мне видеть рукописей поэта» [42] .

42

Русский архив. 1872. Кн. 3, 4. С. 856—865.

Продолжим цитировать воспоминания Анны Петровны.

«Пушкин в эту зиму бывал часто мрачным, рассеянным и апатичным. В минуты рассеянности он напевал какой–нибудь стих и раз был очень забавен, когда повторял беспрестанно стих барона Розена:

Неумолимая, ты не хотела жить, —

передразнивая его и голос и выговор…

Он раз пришёл ко мне (во второй половине января – начале февраля 1829 года. – В. С.)и, застав меня за письмом к меньшей сестре моей в Малороссию, приписал в нём:

Когда помилует нас Бог, Когда не буду я повешен, То буду я у ваших ног В тени украинских черешен ^{61} .

В этот самый день я восхищалась чтением его «Цыган» в Тригорском и сказала: «Вам бы следовало, однако ж, подарить мне экземпляр 'Цыган' в воспоминание того, что вы их мне читали». Он прислал их в тот же день с надписью на обёртке всеми буквами: «Её Превосходительству А. П. Керн от господина Пушкина, усердного её почитателя. Трактир Демут № 10».

Несколько дней спустя он приехал ко мне вечером и, усевшись на маленькой скамеечке (которая хранится у меня как святыня), написал на какой–то записке:

Я ехал к вам. Живые сны За мной вились толпой игривой, И месяц с правой стороны Осеребрял мой бег ретивый. Я ехал прочь. Иные сны… Душе влюблённой грустно было, И месяц с левой стороны Сопровождал меня уныло! Мечтанью вечному в тиши Так предаёмся мы, поэты. Так суеверные приметы Согласны с чувствами души.

Писавши эти строки и напевая их своим звучным голосом, он при стихе:

И месяц с левой стороны Сопровождал меня уныло! —

заметил, смеясь: Разумеется, с левой, потому что ехал назад/Это посещение, как и многие другие, полно было шуток и поэтических разговоров.

В это время он очень усердно ухаживал за одной особой, к которой были написаны стихи: «Город пышный, город бедный… " и «Пред ней, задумавшись, стою… " (А. А. Олениной. – В. С.).Несмотря, однако ж, на чувство, которое проглядывает в этих прелестных стихах, он никогда не говорил об ней с нежностию и однажды, рассуждая о маленьких ножках, сказал: «Вот, например, у ней вот какие маленькие ножки, да черт ли в них?» В другой раз, разговаривая со мною, он сказал: «Сегодня Крылов просил, чтобы я написал что–нибудь в её альбом». – «А вы что сказали?» – спросила я. «А я сказал: Ого!» В таком роде он часто выражался о предмете своих воздыханий…

Зима прошла. Пушкин уехал в Москву (в начале марта 1829 года. – В. С.)и, хотя после женитьбы и возвратился в Петербург, но я не более пяти раз с ним встречалась».

Вот так, довольно коротко и, разумеется, деликатно (поскольку это касалось собственной репутации), Анна Петровна рассказала и о своей жизни, и о дружбе с Пушкиным и другими замечательными современниками в период с 1827 по 1829 год.

Имя ещё одного поклонника нашей героини назвал Алексей Вульф в дневниковой записи от 16 января 1829 года: «…у Анны Петровны я встретился с генерал–майором Свечиным, моим земляком по Тверской губернии, знавшим коротко моего отца, и мне сватом по сестре его [Вере Александровне], которая была за моим дядей [Фёдором Ивановичем Вульфом], а ко всему этому вдобавок, несмотря на 50 лет и 10 человек детей, волочившимся за Анной Петровной». В комментариях к дневнику Вульфа говорится, что имеется в виду Пётр Александрович Свечин. Но он к этому времени состоял только в чине полковника и, самое главное, был холостым и бездетным. Единственным из Свечи–ных, кто подходит под описание Вульфа, является генерал–майор Алексей Александрович Свечин ^{62} (1781—1835): ему в начале 1829 года шёл 48–й год, он был женат на Федосье Петровне, урождённой Корицкой, и имел, по крайней мере, пятерых детей. И ещё одна немаловажная деталь: заочным восприемником при крещении его старшего сына Александра согласился стать император Александр Павлович, а во время самого таинства монаршее место занимал дивизионный генерал Ермолай Фёдорович Керн, муж Анны Петровны.

Уже после описываемой Алексеем Вульфом встречи, 8 декабря 1832 года А. А. Свечин был произведён в генерал–лейтенанты, а 7 февраля 1834 года назначен начальником 4–й дивизии. Хотя позднее в мемуарах Анна Петровна неблагосклонно отзывалась о военных, справедливости ради надо сказать, что Алексей Александрович мало походил на грибо–едовского полковника Скалозуба: он был прекрасно образованным человеком, владел тремя иностранными языками [43] .

С весны 1829 года Дельвиги для поправки здоровья Антона Антоновича переселились на дачу, которая располагалась на Петербургской стороне, «в Колтовской, у Крестовского перевоза», близ дачи Нарышкиных. А. П. Керн в июне переехала к ним. 28 июня – 1 июля 1829 года вместе с Глинкой, четой Дельвигов и О. М. Сомовым Анна Петровна совершила незабываемую поездку в Финляндию на водопад Иматру на реке Вуоксе, с восторгом описанную ею в «Воспоминаниях о Пушкине, Дельвиге и Глинке»:

43

ГАТО. Ф. 645. Оп. 1. Ед. хр. 3673.