Анна, одетая в кровь

— Ты…что означает слово, которое недавно употребила Кармел? — сначала она смотрит в пол, а потом переводит взгляд на меня. — Задница.

Я смеюсь.

— Ты въезжаешь в суть.

Мы выходим на крыльцо. Я тянусь застегнуть пиджак. Его я никогда не снимал здесь; полвека в этом доме не было тепла.

— Мне нравится Кармел, — говорит Анна. — Вначале, конечно, было не так.

— Почему?

Она пожимает плечами.

— Думала, что она была твоей девушкой, — улыбается она. — Но это, на самом деле, такая глупая причина, чтобы кого-то невзлюбить.

— Да, хорошо. Думаю, у Томаса с Кармел что-то типа начальных курсов для зарождения отношений.

Мы опираемся на дом, и я чувствую гниль тонких досок позади себя. Они не чувствуют себя в безопасности; с минуту, что я откидываюсь, всё выглядит так, словно я один удерживаю их здесь, а не наоборот.

Боль в голове напоминает о себе еще сильнее. Она такая же, как и у бегуна, который хватается за свой бок. Мне нужно узнать, есть ли у кого-нибудь с собой адвил [55] , но это так глупо. Если на меня навели порчу, уместен ли здесь он будет?

55

Адвил — мед. препарат, ибупрофен.

— Тебе становится больно, не так ли?

Она смотрит на меня с беспокойством. Думаю, я не отдаю себе отчета в том, что тру глаза.

— Со мной все хорошо.

— Нам нужно, чтобы он пришел как можно скорее, — она шагает к перилам и назад. — Как ты заставишь его войти сюда? Расскажи.

— Я собираюсь сделать то, что ты всегда хотела, — отвечаю я.

Ей требуется минута, чтобы понять меня. Если способен человек выглядеть так больно и одновременно благодарно, тогда у Анны на лице мелькают именно эти чувства.

— Не тревожься так. Я только собираюсь немножко убить тебя. Оно больше будет похожим на ритуал кровопускания.

Она хмурит брови.

— Точно сработает?

— С учетом всех дополнительных заклинаний, готовящихся на кухне, думаю, да. На конечном этапе призрак должен выглядеть, как плавающая мультяшная собака после того, как учует тележку хот-догов.

— Оно ослабит меня.

— Насколько?

— Не знаю.

Проклятье. В этом вся правда. И, тем не менее, я не знаю, как быть. Не хочу вредить ей, но ее кровь это ключ. По лезвию проносится поток энергии, отчего черт-знает-что дребезжит, как вой альфа-самца. Я закрываю глаза. Все может пойти наперекосяк, но слишком поздно отступать назад.

На секунду я слепну из-за боли между бровями. Она не дает возможности сфокусироваться. Не знаю даже, все ли будет со мной хорошо, если подготовка займет гораздо больше времени.

— Кассио. Я боюсь за тебя.

Я фыркаю.

— Мудро.

Затем зажмуриваю глаза. Я поступаю так не только из-за колющей боли. Было бы хорошо, если бы между наплывом и отступлением боли я мог разграничивать ее. Она становится постоянной и сводящей с ума. Ждать помощи неоткуда.

И тут что-то холодное касается моей щеки. Затем мягкие пальцы нежно скользят по волосам, опускаясь к вискам и надавливая на них. Я чувствую ее кисть, так осторожно находящуюся напротив моего рта, и, когда я открываю глаза, она тонет в них. Я закрываю их снова и целую ее.

Когда все закончилось, — через некоторое время — мы упираемся головами друг в дружку, облокачиваясь о дом. Моя рука покоится на ее маленькой. Второй она все еще поглаживает мой висок.

— Никогда не думала, что сделаю подобное, — шепчет она.

— И я. Думал, что просто собирался убить тебя.

Анна самодовольно улыбается и полагает, что ничего не изменилось, но она ошибается. Все изменилось. Все, с тех пор как я приехал в этом город. Теперь я знаю, что должен был приехать сюда. Что в тот момент, когда я услышал об ее истории, когда я почувствовал некое притяжение, некий интерес, у меня появилась цель.

Теперь я не боюсь. Несмотря на жгучую боль между бровями и осознанием того, что призрак, который с легкостью может вырвать мою селезенку и раздавить ее, как воздушный шар, идет за мной по пятам, все равно не боюсь. Потому что она со мной рядом. Она моя цель, и мы собираемся спасти друг друга. Спасти каждого. А затем, после того как все закончится, я собираюсь убедить ее остаться здесь. Со мной.

Внутри раздается небольшой звук. Мне кажется, что мама уронила кое-что на кухне. Не велика беда, но от этого звука Анна подпрыгивает и отступает. Я разгибаюсь и морщусь. Полагаю, Чародей чуть раньше должен был приступить к отбиванию селезенки. Тогда где же взять запасную?

— Кас, — восклицает Анна. Она возвращается ко мне, позволяя на нее опираться.

— Не уходи, — говорю я.

— Я никуда и не собиралась.

— Только не уходи, — я дразню ее, а она делает такое лицо, словно сейчас задушит.

Затем она целует меня снова, и я терзаю ее рот губами, не позволяя отстранится; я мучаю ее, затем улыбаюсь и пытаюсь казаться серьезным.

— Давай просто сфокусируемся на сегодняшнем вечере, — предлагает она.

Сосредоточиться на сегодняшнем вечере. Но то, что она поцеловала меня еще раз, привлекло меня гораздо больше, чем какой-то там вечер.

* * *

С приготовлениями мы закончили. Я лежу на спине на пыльном, обшитом листами диване, вдавливая теплую бутылку Дасани себе в лоб. С закрытыми глазами. В темноте я лучше ощущаю окружающий меня реальный мир.

Морфан пытается провести еще одну очистку противодействия заклинания или еще что-то в этом роде, но она уже не так работает, как прежде. Он пробормотал песнопение и высек кремнем искры, словно взрывая немного пиротехники, из-за чего в итоге мое лицо и грудь запачкалось чем-то черным и пепельным, похожим на запах серы. Боль в боку уменьшилась, а также перестала изматывать грудную клетку. Голова же продолжает надоедать мне своей умеренной пульсацией. Морфан выглядит обеспокоенным и одновременно разочарованным своими результатами. Он утверждает, что они были бы успешнее, была бы только у него под рукой свежая кровь курицы. Даже если мне больно, я все же рад, что у него нет доступа к ней, но, если бы свежая курица оказалась все-таки у него в руках, это было бы то еще зрелище.

Я хорошо помню слова Чародея: мои мозги вытекут через уши или что-то в этом роде. Надеюсь, что этого не произойдет в буквальном смысле этого слова.

Мама сидит на диване у моих ног. Она рассеяно растирает мою голень рукой. Она все еще желает убежать отсюда. Каждый из ее материнских инстинктов кричит ей о том, чтобы встряхнуть меня хорошенько и увести подальше от этого места, но она не какая-то там мама. Она моя мама. Поэтому она сидит со мной бок о бок, готовая сражаться до конца.

— Мне жаль того, что приключилось с твоим котом, — сообщаю я.

— Он был нашим котом, — отвечает она. — И мне также жаль.

— Он пытался предупредить нас, — говорю я. — Мне следовало тогда прислушаться к маленькому комку шерсти, — я опускаю бутылку воды на пол.

— Мне действительно жаль, мам. Я буду скучать по нему.

Она кивает.

— Я хочу, чтобы ты пошла наверх, когда все начнется, — говорю я.

Она снова кивает. Она знает, что я не смогу сосредоточиться на призраке, если буду беспокоиться о ней.

— Почему ты не рассказал мне, — спрашивает она, — что все эти годы искал его? Что планировал пойти за ним?