Аномалия

* * *

Рассвет проник под тент с задней стороны кузова. Там, где тяжелый брезентовый клапан время от времени развевался ветром. От этого света, а вовсе не от неудобства, Абдул-Межид и проснулся. Неудобства его, равнодушного к комфорту человека, трогали обычно мало. Был однажды случай, когда эмир Даниялов проспал ночь, сидя верхом на ветке дерева и прислонившись спиной к стволу. И не упал. И даже почти выспался.

– Доброе утро, эмир, – сказал Исрафил Магомедов и зевнул, показывая белые крепкие зубы. Такие зубы впору бы злобному и безжалостному хищнику иметь, но сам Исрафил был нрава совсем не хищного, и туда, где требовалось проявить жесткость, эмир Даниялов не посылал Магомедова. Но у Исрафила была другая прекрасная для бойца черта. Он был «человеком-тенью», мог прокрасться неслышно, пройти под носом у противника невидимым, все увидеть, все узнать, вернуться и рассказать. Способность редкая, доставшаяся Исрафилу в наследство от деда, лучшего охотника в своих краях. Дед, бывало, брал с собой на охоту мальчишку Исрафила и что-то сумел передать. А потом уже развивалось все остальное. И развилось…

– Давно на посту? – спросил Абдул-Межид.

– Только что. Не больше пяти минут.

– Где мы едем?

– Я не знаю здешних дорог, эмир.

Абдул-Межид приподнялся, протянул руку и постучал по той части кабины, что выходила под тент. Сквозь узкое пыльное стекло было видно, как обернулся сначала водитель, потом Грицко, потом машина стала тормозить, и открылась правая передняя дверца. Но грузовик не остановился. Значит, Грицко на ходу высунулся.

– Грицко, до Кракова далеко? – Даниялов крикнул громко, чтобы перекричать и звук двигателя, и шум колес, и свист ветра.

– На этой машине будем тащиться еще часа четыре. А что?

– Хотел спросить, можно ли еще спокойно спать.

– Можно.

– А новостей у тебя никаких не появилось?

– Ты про что?

– Про пропавшую машину.

– Пока ничего нет. Не переживай. На этой доедем. Жестко, но… Кареты нету. Потерпи.

– Я, Грицко, переживаю не за свои бока, а за свое дело.

– Доедем…

Дверца снова хлопнула, закрываясь.

Машина в самом деле тащилась ни шатко ни валко. Именно тащилась, а не ехала, как полагается современному транспортному средству. Хотелось бы, конечно, ехать побыстрее и с большими удобствами, но это, в принципе, никак не влияло на события и потому не вызывало особого беспокойства. И Абдул-Межид снова задремал до того момента, когда проснулся от тихого разговора. Клапан тента по-прежнему временами откидывался на ветру, и теперь уже видно было, что рассвело полностью. Небо даже с утра имело цвет ненасыщенный, словно перекаленный, значит, и день обещал быть жарким, как в России, хотя в Польшу российская жара в полной своей силе не докатывалась. Она даже до Украины доходила только боком, чуть-чуть подогревая выше нормы украинское лето, а то, в свою очередь, и в еще более слабой степени, подогревало лето польское. Значит, в Польше погода должна быть не изнуряющей.

Абдул-Межид открыл глаза и встал. Разговаривали Исрафил Магомедов, укладывающийся спать, и занявший место дежурного Эфенди Шахмарданов. Не вникая в суть их разговора, эмир прильнул глазом к проделанному им в тенте отверстию.

Польша мало походила сельским пейзажем на Россию в средней полосе, и уж тем более на Северный Кавказ или даже Украину. И, в первую очередь, бросалось в глаза отсутствие просторов. Дома стояли в стороне от дороги, и не деревнями, а отдельными хуторами. И все поля были разделены невысокими заборами. Это как-то лишало пространство ощущения горизонта и создавало чувство тесноты и закрепощенности. Но жить в таких условиях – выбор самих поляков, и он мало касался эмира Абдул-Межида Даниялова. Он никогда не собирался жить в Польше и вообще нигде, как думал, не смог бы жить, кроме своего Дагестана. Даже в срединной России или в Сибири, куда уезжало много молодежи на заработки. И потому предпочитал не думать о том, хорошо или плохо в Польше. У него дело здесь было абсолютно конкретное, и это конкретное дело предстояло провести предельно быстро и эффективно. На это и стоило настраиваться, не отвлекаясь на посторонние мысли. И чем ближе подъезжал грузовик к месту работы, тем сосредоточеннее становился Абдул-Межид. Что такое сосредоточенность и настрой, он знал хорошо. Сам в прошлом неплохой борец, ходивший в призерах первенства Союза, настраиваться на любую схватку он должен был уметь в совершенстве. Потом тренер, и тоже неплохой, он умел и себя на помощь настроить, и учеников своих несколькими словами завести до нужной кондиции перед каждой схваткой. Сейчас схватка предстояла серьезная, и настрой следовало держать соответствующий. Тот настрой, что был у группы перед выездом из дома, когда эмир изначально объяснил задачу и назвал основные трудности, которые предстоит преодолеть…

* * *

Информация пришла от Доку Умарова, называющего себя главой имарата Кавказ. К Умарову она пришла из «Аль-Каиды» еще до того, как он с ней поссорился. Но пришла не для разработки и действия, а в качестве хвастовства одного из руководителей организации. Разработку Доку Умаров начал сам через собственую агентуру и собирался использовать своих соплеменников, чеченских полевых командиров, которые тоже успели получить часть информации, но в это время Умаров и с ними рассорился, поэтому предложил принять участие в деле дагестанским боевикам. И сам выбрал старого своего знакомого эмира Даниялова как одного из самых серьезных и ответственных полевых командиров. Даниялов обладал достаточной силой, чтобы провести такую акцию. Но он тоже поступил по-своему и решил задействовать минимально необходимые силы. Минимальные и потому незаметные. И отстранился от Умарова, как прежде отстранились от него чеченские полевые командиры. Пошли ли чеченцы в Польшу, Абдул-Межид не знал. Но он знал, что талибский отряд по указанию «Аль-Каиды» должен был разрабатывать ту же операцию. Приятного в этом было мало. Сталкиваться с талибами не хотелось, потому что к ним часто приходится обращаться с разными проблемами, в основном с вооружением, иногда с обучением бойцов, иногда еще с чем-то простейшим. Например, нескольких из своих людей, которых могли вот-вот повязать менты, пришлось отправить в Пакистан, где сконцентрировалось все руководство движения «Талибан» двух соседних стран. При этом Абдул-Межид допускал и такую мысль, что помимо него и талибов еще найдется немало желающих решить свои проблемы тем же способом.

* * *

Открылась дверца в кабине. Абдул-Межид услышал звук и встал.

– Эмир, – позвал проводник, высунувшись.

– Что скажешь, Грицко?

Звук двигателя машины стал ровным. Водитель специально не газовал, чтобы не шуметь. Наверное, даже сцепление отжал, чтобы машина не грохотала.

– Мы подъезжаем. Через пять минут будьте готовы. Ждите у заднего борта. На повороте машина сильно притормозит. Я крикну. Там густые кусты. Выпрыгиваете из кузова и сразу уходите в кусты по направлению движения машины. Машина вас прикроет от жилых домов. Там в окнах всегда много любопытных. Я прыгаю вслед за вами.

– Медленнее, если можно. У Мухетдина в рюкзаке бьющийся груз… Его следует осторожно опускать, иначе все мы уже спрятаться не успеем. И машину найдут километров за шесть…

– Понял…

Дверца хлопнула, двигатель «заговорил» совсем другим, грубым дизельным голосом, машина снова стала набирать скорость. Абдул-Межид прильнул к дыре в тенте, чтобы рассмотреть место поворота, и сделал знак рукой за спину. Не оглядываясь, он ощутил движение позади себя. Слова Грицко слышали все, и повторять их необходимости не было. Бойцы готовились к высадке. Как-то так получилось, что, не зная, куда они едут, Абдул-Межид интуитивно понял, что их поворот не ближайший, а следующий. Может быть, потому понял, что рядом с ближайшим поворотом кустов не было, а рядом со следующим были, по другую сторону стояло несколько крайних домов небольшого поселка. Так все и оказалось в действительности. Перед нужным поворотом машина притормозила и в поворот вошла плавно и медленно – словно боковая дорога вся состояла из ухабин, хотя она была довольно приличной. Бойцы спрыгивали один за другим, старый Мухетдин Султанов опять передал свой рюкзак и выпрыгнул предпоследним. Последним покинул кузов сам эмир Даниялов, дождавшийся, когда мимо них проедет легковая машина. Грицко был уже на земле и в кусты углубился вместе с эмиром. Остальные трое уже ждали там.

Кусты были в низинке рядом с высокой насыпью дороги, и вообще это были кусты чисто болотные, и почва между ними чавкала под ногами. Значит, в Польше нет той засухи, что посетила центральные российские районы, да и Кавказ задела, понял эмир. Иначе такое безводное болотце полностью высохло бы. Но болотце они покинули в пять шагов, дальше кусты уходили в густой перелесок, через который проходило, переплетаясь и пересекаясь, множество троп. Первым пошел, как и полагалось проводнику, Грицко. Пошел быстро. Так быстро, что эта ходьба походила на легкий бег. Перелесок повел их на небольшую горку, которую быстро преодолели, а прямо под горкой виден был большой хутор.

– Можно сказать, прибыли, – сообщил проводник. – Нас там ждут.

– Сколько отсюда до Кракова? – спросил Абдул-Межид.

– 14 километров по хорошей дороге и два километра по плохой. Можно сказать, два километра вообще без дороги.

– «БМВ Х5» проедет? – поинтересовался эмир.

– Проедет. Он почти внедорожник.

– Я позвоню своему человеку в Краков, чтобы он приехал. Ты объяснишь куда.

– Что за человек? – поинтересовался проводник.

– Мой старый соперник Басир Баширов. Мастер-международник. Мы когда-то боролись в одном весе. Был соперником, потом стал другом. Хороший человек. Сейчас он поляков тренирует. А его старший брат Башир Баширов тренирует в Берлине немцев.

– Он – поляк?

– У поляков есть такие фамилии? Он – лезгин. Дагестанец то есть… Лезгины же в большинстве в Дагестане живут. Просто пригласили работать в Польшу. Уже восемь лет работает. Двух чемпионов мира воспитал. С именем человек. Он взялся помочь мне.

– Звони… Хорошую крышу иметь неплохо. – Радости Грицко не показал.

Абдул-Межид вытащил трубку. Он разговаривал по-дагестански, но недолго, и передал трубку Грицко:

– Объясни, как проехать.

Грицко объяснял по-польски, как понял эмир по обилию шипящих звуков в речи…

ГЛАВА ВТОРАЯ

1. Польша. Краков. Спецназ ГРУ. Встречи с агентурой

Подполковник Свентовитов взял с собой в первую поездку своего заместителя майора Веримеева, чтобы тот был в курсе всех дел и мог при необходимости заменить командира, для связи же, если возникнет необходимость, а больше для контроля окружающего пространства старшего лейтенанта Корсакова с его незаменимым ноутбуком.

«Тойота Королла» – машина крепкая и неприхотливая, даже российское бездорожье выдерживает. А с польским уж совсем легко справляется. Впрочем, Владек выезжал с базы предельно аккуратно. И не по раскатанной большими колесами грузовиков дороге, а рядом с ней, по траве, и не стеснялся небольшие кусты давить, хотя и не с разгону, потому что среди кустов несложно было встретить пень. Такая встреча даже для японской машины не стала бы откровенным удовольствием. А клиренс [21] у «Короллы» все же небольшой. Но до асфальта добрались удачно и без ненужных приключений. Должно быть, Владек здесь ездил не впервые. На асфальте же машина повела себя совсем хорошо, резво набрала скорость и двинулась в сторону Кракова. Теперь, в дневное время, движение по шоссейке было достаточно интенсивным, и разогнаться здесь было сложно. Дорога имела по две полосы движения в каждую сторону, и обе постоянно оказывались занятыми, потому что кто-то кого-то старался обогнать и выезжал из крайней правой в крайнюю левую полосу. А зачастую и на противоположную, встречную полосу движения, если та была свободна, невзирая на двойную линию. В Польше водители обращали внимание на правила дорожного движения точно так же, как в России. То есть вспоминали о них только тогда, когда видели впереди машину дорожной полиции.

21

Клиренс – расстояние от нижней точки днища автомобиля до земли.