Аномальная зона

Я сдал оружие, потерпел, пока меня со всех сторон просветят, поднялся на пару террас, раскланялся с парой неприятных физиономий. Сдержанно кивнул начальнику Режимной службы Рачному. Этот тип не вызывал ровным счетом никаких эмоций. Рачной прогуливался вдоль беседки, увитой гигантским плющом, и что-то наговаривал в коммуникатор (мемуары, наверное).

– Вызывал? – выразительно повел подбородком Рачной.

– Сам пришел, – лаконично поведал я. – Дошел слушок, что Олег Геннадьевич желает выслушать объяснения и высказать комментарии.

– Сочувствую, – усмехнулся Рачной. Похоже, скоро каждая белка в этом урочище будет знать о неудачном дне Лугового. – Ну, давай, прогуляйся, может, примет.

Сегодня в Белом дворце не проводились мероприятия, требующие скопления народа. Из беседок выглядывали снулые похмельные физиономии, бледные призраки дефилировали по аллеям, обрамленным белым камнем. Увеселительное мероприятие, похоже, было вчера. С тихим ужасом я вспоминал «сатурналию», проходившую в последний день весны. Я прибыл с докладом о проделанной работе, и никто не поставил меня в известность о вакханалии во дворце. Благомор почитал древнеримские традиции (разве что с конем не спал). Сатурналии – ежегодные празднества, когда рабы и господа менялись местами – были важнейшей составляющей придворной жизни. Подобной мерзости я еще не видел. Лизоблюды под недремлющим оком Благомора ползали в ногах смущенных несчастных, разнаряженных в цветастые римские тоги, прислуживали им за столом, получали удары палками, терпели бомбардировку куриными костями. Жены высокопоставленных лиц в полуголом виде исполняли перед «римской знатью» экзотические танцы. «Провинившихся» били плетьми, и Благомор лично контролировал, чтобы удары были не символическими, а до кровавых рубцов. Рабам мужского пола подсовывали обнаженных женщин – это была полная чушь, у недокормленных изнуренных людей давно атрофировались органы, ответственные за те самые функции... Меня поразило в этот вечер выражение лица Благомора. Он не ел, не пил, отмахивался от льнущих к нему женщин. Он упивался властью. Власть – самое сильное возбуждающее средство (согласно высказыванию Генри Киссинджера); он просто тащился от того, что происходило вокруг него...

В бассейне, выложенном «тигровой» мраморной плиткой, плавала русалка в экономном бикини телесного цвета. Моя дорога пролегала мимо бассейна. Я не мог не покоситься на соблазнительные изгибы. У русалки было ладно скроенное тело, длинные ноги, покрытые равномерным загаром. Движения плавные, изящные. Она добралась неторопливым кролем до центра бассейна, перевернулась на спину и стала медленно шевелить конечностями, чтобы не уйти на дно. Красавица, отметил я с какой-то неуместной завистью. Грива золотистых волос рассыпалась по воде, привлекательная мордашка. Глаза пустые, равнодушные (хотя и несказанно красивые). Возможно, чтобы пленница смирилась со своей участью, использовались специальные препараты, особая психологическая «помощь». Девушку звали Диана Лесницкая. Выпускница одной из «Фабрик звезд» – в отличие от сотоварок, у нее был приятный голос. Участница всевозможных хит-парадов, развлекательных шоу, праздничных концертов на ТВ. У Дианы были влиятельные спонсоры и покровители; подозревали о ее связи с членом правительства. Она не вылезала из телевизора, была нарасхват в различных шоу. О похождениях Дианы взахлеб писали «желтые» газеты, с ее именем связывали пикантные скандалы. Ей прощалось все благодаря таланту и смазливой мордашке. Пару месяцев назад Диана Лесницкая пропала из своего пентхауса на Тверской улице. История была темная, связанная с неким пожаром, якобы вспыхнувшим в тот же день в том же доме. Искали пожарные, искала милиция... Средства массовой информации смаковали новость, высказывая противоречивые, порой дикие версии. История была громкой и резонансной. В следствие втянули ФСБ и даже парочку европейских спецслужб. Оперативники недоумевали – Диана пропала таким образом, словно ее и не было в пентхаусе. Охрана, с треском уволенная, пожимала плечами, никто ничего не видел. Через месяц нашли обгоревший труп, по зубам идентифицировали звезду и успокоились. Даже посадили какого-то нервного фаната. В то, что он провернул похищение и убийство, не верил ни один человек в стране – особенно после того, как его нашли повешенным (а не повесившимся) в камере...

Я нисколько не удивился. Просто приятно было видеть эту женщину живой и здоровой. И не такие «великие пропащие» всплывали в Каратае. Я встречал тут ведущего специалиста столичного НИИ горных пород и минералов – о его исчезновении средства массовой информации тактично промолчали (не та фигура, чтобы заработать на ажиотаже). Лично беседовал со скандально известным подполковником спецподразделения «Альфа», которого подозревали в организации покушения на руководителя «Росэнерго», да не смогли поймать. Видел труп некоего ушлого господина из администрации президента, замешанного в коррупционном скандале. Прибыв в Каратай, он не избавился от своих порочных привычек, в результате чего и стал трупом...

Русалка подняла голову – на слух она не жаловалась. Красиво подплыла к краю бассейна, высунула мокрую мордашку. Не успел я моргнуть, как блестящее тельце перекочевало за край и разлеглось на кафельной плитке. Зрелище в данное время дня абсолютно неприемлемое.

– Есть минутка, офицер? – проворковало соблазнительное существо.

Минутка, в принципе, была. Но из детского возраста я давно вышел, понимал, чем чревато общение с одалиской.

– Вам скучно, Диана? – Я невольно притормозил.

– О, вы знаете мое имя... – Она соорудила самое сексуальное выражение лица, которое я когда-либо видел. – Поговорите со мной, офицер... – Она соблазнительно облизала пухлые губы и поменяла позу на абсолютно неприемлемую. – Здесь так скучно, я совершенно не знаю, чем заняться...

– Простите, мэм, но у меня назначена встреча... – Щеки мои запылали, словно я сидел у печки.

– Как жалко, – вздохнула девушка. – Но ваша встреча ведь надолго не затянется, верно? Возвращайтесь, офицер, я буду ждать...

Я галантно раскланялся и припустил прочь, чувствуя чудовищную неловкость. Умеют же эти чертовки вогнать человека в краску и уготовить ему (и себе) большие неприятности! Но ничего, в местных лабиринтах я найду обратную дорогу в обход бассейна...

На следующей террасе, расположенной непосредственно под местным «Версалем», я повстречался с загадочной, лишенной колорита персоной. Мужчина средних лет, с продолговатым тусклым лицом, одетый в блеклый костюм и водолазку, прохаживался у искусственного пруда, заросшего желтыми лилиями, и задумчиво посматривал, как садовник обихаживает куст колючей аралии.

– Филиппыч? – учтиво склонил я голову.

– Луговой? – в том же духе отозвался Филиппыч.

На этом обмен любезностями завершился, и я отправился дальше. Кто такой Филиппыч, не знал никто, за исключением, естественно, Филиппыча и Благомора. Полное имя, чем занимается, статус при дворе. Он был немногословен, сдержан, ко всем относился ровно и снисходительно. Частенько Филиппыч пропадал в неизвестном направлении, появлялся, когда считал нужным, вел себя независимо, перед «патроном» не пресмыкался, постоянно нарушал «придворный этикет», но это нисколько не раздражало Благомора. Частенько эти двое уединялись, приватно перешептывались и были крайне недовольны, когда их уединение нарушали. Приказов от Благомора Филиппыч, насколько знаю, не получал. Лишь однажды я был свидетелем, как Благомор посмотрел на часы и неуверенно произнес: «Не пора ли, Филиппыч?» – «Рано еще, – также глянув на часы, отозвался Филиппыч, – скоро поеду». Злые языки по углам и беседкам предполагали, что сексуальные пристрастия Благомора простираются несколько дальше традиционных, но лично я в это не верил. Геем Благомор не был. При таком-то количестве женщин? При столь неинтересной внешности Филиппыча? При практически неограниченном выборе сексуально привлекательных мальчиков?..

Благомор в этот час не был похож на человека, снедаемого яростью; впрочем, в прекрасном расположении духа также не был. Он сидел на соломенном стуле, закутавшись в халат, выдержанный в строгую полоску, потягивал коктейль из граненого бокала и меланхолично смотрел с высоты террасы на раскинувшийся внизу распадок. В резиденцию меня не пригласили – да я и не рвался. Он искоса глянул в мою сторону и невразумительно хмыкнул.

– Добрый день, Олег Геннадьевич, – уважительно поздоровался я.

– Да уж, добрый, – согласился Благомор.

Я покосился на закрытые стеклянные двери веранды. Стекло, могу поспорить, было трижды прочным. Только внешне оно напоминало обыкновенное. Охрана в глаза не бросалась, но кто бы сомневался: опрятные кусты, стены здания, камни бордюра среагируют правильно, вздумай посетитель что-нибудь затеять.

– Присаживайтесь, Луговой. – Благомор кивнул на свободное кресло. – И нечего тут коситься.

– Спасибо, Олег Геннадьевич, постою, если можно. – Я отодвинулся к тяжелой балюстраде, за которой открывался головокружительный вид.

– Как угодно, – пожал плечами Благомор. – Мой зловредный Рачной, кстати, крайне не рекомендует приближаться к этим перилам. Панорама, как видите, на много верст. Держать всю эту благодать под контролем служба безопасности не может. При нынешнем разнообразии, совершенстве снайперского оружия и достатке способных людей...

Я почувствовал недобрый холодок в груди. Технологии действительно шагнули. Да и люди... Я лично был знаком с одним охотником, бывшим снайпером из 40-й армии – после трехсот водки с шестисот метров он мог «проколоть» ухо белке.