Аномальные явления

– В каждом слое реальности населяющие его существа развивались и эволюционировали, поднимаясь по слоям реальности. Примерно об этом говорил Дарвин, но в его изложении эволюция выглядит горизонтальной, а нам с тобой сейчас удобнее видеть ее как вертикаль.

– Постой, а как же мы, люди? – встрепенулся Богдан.

Вадим, подобно любому опытному лектору, ожидает именно этот вопрос и довольно усмехается:

– Да, мы вроде бы научились создавать свои собственные слои реальности и манипулировать ими с помощью технологий, вроде тех же очков дополненной реальности. Впрочем, очки появились относительно недавно, а свою реальность человек начал надстраивать испокон веку. Тебя же не удивляет, что мы создаем искусственную среду обитания: здания, дороги, парки. Почему же тебя удивляет, что мы создаем еще один слой реальности теми же очками? Я, например, не вижу принципиальной разницы между построенным домом и домом, нарисованным очками, если конечно шероховатость стен нарисованного дома будет нам дана в ощущениях тем или иным образом.

– Так что же, получается, что мы, создавая дополненную реальность, приближаемся к Богу или к твоему высшему существу?

– Не знаю, Даня, понятия не имею и это не слишком сильно меня интересует. Может быть мы вовсе не приближаемся к нему, а всего лишь создаем еще один слой между нами и, тем самым, еще более отдаляемся. Мне, кстати, все равно. А тебе?

– Не знаю – задумчиво произносит Богдан – Так интересно же! Попы поколениями учат нас, что Бог непознаваем, а потом приходит какой-то доцент из проклятого тем-же Богом Питера и заявляет, что между нами и Им всего лишь пара-тройка слоев реальности. Открыть одну тайную дверцу в реальности, потом вторую, и вот они – райские кущи!

– Не все так просто, дружище – это прозвучало наставительно и Вадим, внутренне поморщившись, меняет тон – А ты уверен, что те двери, даже если ты их и найдешь, ведут именно вверх? Пойми же что вертикальный срез слоев реальности, это тоже упрощение. Та же коза могла надстроить свою реальность так, что эти новые слои идут вбок, а не вверх, и поэтому нам с тобой недоступны, а вот коза ими наслаждается. Как тебе такое?

– Далась тебе это коза – ворчит Богдан – Оставь ты свою зоофилию в покое. Разве тебе самому не хотелось бы подняться до уровня…? Ну, сам знаешь кого!

Его явно учили в детстве не произносить имя господне всуе, думает Вадим. Похоже, у него было счастливое детство. А вот меня, к примеру, учили не злословить про власть предержащих, а то как бы чего не вышло. Но разговор увлекает и мрачные мысли следует отбросить как ненужные, а разговор вернуть в изначальное русло.

– Да? А что ты собираешься делать в среде обитания, для взаимодействия с которой у тебя даже нет подходящих рецепторов. Хочешь быть похожим, уж извини за зоофилию, на козу за клавиатурой компьютера? Я вот, например, не хочу. Поэтому меня значительно больше беспокоит наша среда обитания и ее сохранность. Ты ведь и сам успел увидеть, насколько она хрупка.

Разминка закончилась, а настоящий разговор начинался лишь сейчас, но торопиться не следовало. Богдан налил им по второму стакану чая, осторожно заикнулся о чем-нибудь покрепче и с облегчением услышал отказ: подогревать себя алкоголем не было необходимости, необычный разговор возбуждал и без этого. Внезапно Вадим с удивлением поймал себя на том, что немедленно бежать из Харькова уже не хочется. Пожалуй он смог бы сейчас попросить по-русски порцию эспрессо в кафе на Сумской и выдержать пару-тройку косых взглядов. Что же изменилось?

– Но как и от чего происходит разрыв реальности? – спрашивает Богдан.

– А зачем тебе это, Даня? Зачем? Ну-ка скажи!

Он пристально глядит в глаза собеседнику. Тот не отводит взгляда. Значит, можно двигаться дальше, думает Вадим и продолжает:

– Ты оказался там, где невозможно выжить, но ты выжил. Ты видел то, что видели немногие, и твои мозги не закипели от увиденного. Так радуйся, что остался жив и в своем уме! Живи и радуйся!

– Насчет "в своем уме" не обольщайся – криво усмехнулся Богдан – Все мы поехали рассудком: и ты и я.

– Верно… Иначе пили бы холодное пиво, каждый в своей уютной норке, и не пытались бы спасти мир, как ты, или познать его, как я.

– Вот именно. Наверное, невозможно увидеть то, что мы видели и не свихнуться. Погоди немного, сейчас придут добрые дяди санитары и принесут удобную одежду с завязочками сзади.

Они тихо рассмеялись. Это был не слишком веселый и очень короткий смех, но смех есть смех и даже такой, он немного разрядил атмосферу. Богдан взял со стола надкусанный крекер, недоуменно повертел его в руках и положил обратно.

– Ты даже не спросил меня, чем я зарабатываю на жизнь. Постеснялся, наверное? Я учитель, Вадик, причем учитель русского языка и литературы, как бы странно это не звучало сегодня. Средние и старшие классы обычной средней школы. Мои ученики потихоньку возвращаются из эвакуации, но учебных часов у меня совсем мало, ведь Пушкин и Достоевский как-то не очень… А уж Шолохов и совсем… Ну, ты и сам понимаешь! Поэтому приходится подрабатывать на стройке, точнее – на восстановлении домов. Вот такие вот пирожки с котятами, мой русский друг. Так все-же, почему она рвется?

– Лучше спроси что именно рвется.

– Хорошо! Так что же рвется?

– Точно тебе никто не скажет, но можно предположить, что может рваться само наше понимание того, что такое реальность и как она функционирует. Наши чувства отказывают, наш разум встает на дыбы, ведь все, что мы считали фиксированным и неизменным, вдруг изменяется или исчезает…

– Нечто похожее возникает при приеме тяжелых наркотиков – в устах Богдана это прозвучало неожиданно.

– А ты откуда знаешь?

– Я же учитель – он невесело усмехнулся – А учителю следует познакомиться с тем, от чего он должен предостеречь своих учеников.

– И ты…?

– Вот именно!

– Но…

– Да, попробовать было легко, а вот соскочить оказалось много сложнее. Зато когда ты в своей занудно-поучительной речи со знанием дела упоминаешь так хорошо знакомые им симптомы, получается много действенней пустых поучений и доводов того, кто не испытал на себе.

– Ни хрена себе! Как хорошо, что я не пошел в учителя, уж больно опасная профессия. Постой, а почему ты упомянул наркотики?

– Потому что то что я видел… мы видели там… все это очень похоже на наркотические глюки.

– Не может быть! Глюки?

– Они самые. Вот только есть одна разница.

– Какая?

– Под кайфом ты знаешь с чем имеешь дело, или полагаешь что знаешь. Тебя успокаивает обманчивое ощущение власти, ты думешь, что все под контролем и вообще вскоре все закончится. На самом деле это вовсе не так, но ты гонишь от себя неприятную мысль и ловишь кайф от призрачного всевластия.

– А тогда? А там?

– А там я знал, чувствовал, что все это не твое и ты вовсе не кайфуешь, точнее кайфуешь-то вовсе не и ты, а ты всего лишь наблюдаешь чужой “приход”. Понимаешь ли ты, что такое чувствовать себя частью чужого кайфа? Именно это и есть настоящий ужас. Ты назвал это разрывом реальности. Почему именно “разрыв”?