Антарктическая одиссея (Северная партия экспедиции Р. Скотта)

Предположим, что в тот день, о котором мы говорим, кок благополучно разлил похлёбку по кружкам, начисто выскреб котёл — это его священная привилегия, — налил воды для какао во внутренний котёл из наружного, а его снова набил снегом во избежание перегревания. Примус накачан, крышки водворены на место, и кок может наконец-то приняться за свою порцию супа, который за это время уже порядком остыл. Здесь снова отчётливо выступает всё значение опыта: новичок в своём деле, торопящийся поскорее приняться за суп, в спешке может слишком резко опустить колпак и созданный таким образом ток воздуха задует примус.

Бывает, что неловкий кок опрокидывает котёл с супом или рассыпает пеммикан — в представлении участников похода эта катастрофа равносильна падению империи. Если котёл опрокидывается на кока, никто не гнушается соскребать пищу и с него самого, и с пола, смесь пеммикана, крошек и оленьих волос собирают ложками и охотничьими ножами, и пеммикана становится вроде бы даже больше, а не меньше. Но, бесспорно, горячая пища в результате всех этих злоключений перестаёт быть горячей и её вкусовые качества отнюдь не улучшаются.

После какао котёл выносят из палатки и, заполнив для утреннего завтрака снегом, ставят у порога, на борт палатки, под продуктовый мешок, чтобы его не унёс шальной ветер.

Здесь мне хочется дать всем будущим экспедициям совет, и я рекомендую к нему прислушаться: внешний алюминиевый котёл следует окрашивать в чёрный цвет. В таком случае он, будучи извлечён из кухни, испытывает максимальное воздействие солнечных лучей, и снег в нём тает ещё во время перехода. Это даёт большую экономию топлива и обеспечивает полярников на марше питьевой водой, хотя лично я противник того, чтобы пить между привалами.

Ну, а теперь, не теряя ни минуты, — на боковую. Ещё дожёвывая последний кусок, люди начинают дрожать от холода в пропотевшей за день одежде. Двое выходят из палатки, понадёжнее закрепляют сани и добавляют лопату-другую снега на борта палатки, третий же метёлкой или сложенными рукавицами смахивает со стен иней и подметает пол. Ему передают спальные мешки, он раскладывает их на полу. Затем его товарищи заползают в палатку и застёгивают вход.

Каждый раскатывает свой мешок, садится на него и стягивает с себя обувь, носки и ветрозащитную одежду. Носки и финеско [59] , в которых шли весь день, насквозь мокрые от пота, закладывают под рубашку, чтобы за ночь просушить теплом своего тела. Ботинки же подвешивают к стойке, поближе к верхушке палатки — по крайней мере никто на них не уляжется и к утру они замёрзнут по форме ноги. Горе новичку, который пренебрежёт этими предосторожностями! Его носки придётся оттаивать над котлом, но и после этого он час или два будет чувствовать себя весьма неуютно, а чтобы влезть в финеско, ему придётся не меньше получаса упорно работать над ними. Раза три такое случалось и со мной, и смею вас заверить, большей муки не придумаешь. Не говоря уже о почти невыносимой боли, тебя мучает ещё и сознание того, что ты заставляешь лишние полчаса мёрзнуть товарищей, которые, если они не отъявленные добряки, вымещают на тебе обычное по утрам плохое настроение и отзываются о твоей персоне далеко не лучшим образом.

59

Мягкая меховая обувь, род пим. (Прим. перев.)

Первую ночь санного похода, будь то летом или весной, участники, как правило, проводят без сна — требуется известное время, чтобы привыкнуть спать, спрятавшись с головой в мешок, практически без доступа свежего воздуха. Но не высунешь же голову из мешка при температуре ниже нуля, и это причиняет наибольшие неудобства в весеннем санном походе умеренной продолжительности. Пар от дыхания спящего оседает инеем на горловине спальника, пропотевшая от тяжёлой дневной работы одежда под влиянием тепла отдаёт свою влагу, которую, естественно, поглощает спальник, день ото дня становящийся всё тяжелее. (Спальные мешки из оленьих шкур мехом внутрь, которыми мы пользовались в экспедиции Шеклтона, к концу путешествия весили на 10–20 фунтов [4,5–9 кг] больше, чем в начале.) Заснуть удаётся лишь после того, как весь лёд, образующий дополнительный вес, стаёт и спальник нагреется. В итоге к концу первой недели похода его участникам казалось, что они вообще не спят. Ночи казались бесконечными, люди вставали утром не отдохнувшие. На самом деле они, конечно, хоть и плохо, но всё же спали, однако две недели такого режима могут свалить с ног и самого сильного человека.

Увидишь или пощупаешь такой мешок — и начинаешь верить рассказам о том, что, бывает, в спальник приходится влезать несколько часов или же он замерзает до такой твёрдости, что никак не удаётся свернуть его для погрузки на сани. Нам, к счастью, не пришлось испытать ничего подобного благодаря двум обстоятельствам, связанным между собой: во время нашего похода ни разу не было чрезмерно низкой температуры и, кроме того, мы вывёртывали спальные мешки мехом наружу. Волосяной покров весь день проветривался, влага, скапливавшаяся у горловины, постепенно испарялась, а образовавшийся внутри лёд мы ломали, нажимая сверху на мех, и вытряхивали из мешка.

Много спорят о том, как лучше пользоваться спальным мешком — мехом внутрь или наружу, и до сих пор в этом важном вопросе нет единодушия. Мой опыт подсказывает, что в длительных путешествиях предпочтительнее выворачивать мешок шерстью внутрь. При температуре ниже -45° [-42,8 °C], наверное, лучше, чтобы мех был ближе к телу. Если термометр показывает больше 15° [-9,4 °C], влага внутри мешка не собирается, и тогда опять-таки приятнее ощущать внутри мех. Температуру ниже -45° мне самому испытать не пришлось, но люди бывалые утверждают, что в такой мороз согреваешься только в спальнике мехом внутрь.

Утром события разворачиваются в обратном порядке. По сигналу побудки путешественники влезают в дневную одежду, сворачивают и специальным ремнём завязывают спальные мешки. Кок разжигает примус, товарищи подают ему снаружи котлы и, пока готовится завтрак, поправляют багаж на санях. Чтобы согреться, они притоптывают ногами и даже боксируют по несколько минут в меховых рукавицах вместо боксёрских перчаток.

И тут у них снова преимущество перед коком — бедняга вынужден сражаться с примусом до того, как сумеет восстановить кровообращение. Когда примус разгорается и можно не опасаться, что он затухнет от малейшего дуновения воздуха, кок расстёгивает вход, впускает товарищей в палатку, и при благоприятном стечении обстоятельств минут через двадцать все уже едят похлёбку, а во внутреннем котле закипает какао.

Выпивают его немного позднее, после того как сменят ночную обувь и носки на походные, а ночной набор одежды спрячут в спальник. Затем снимают палатку, грузят вещи на сани и через несколько минут партия снова пускается в путь.

Первый весенний поход Северной партии начался 29 июля в 8 часов утра. Мы взяли курс с мыса Адэр на остров Дьюк-оф-Йорк, в глубине залива. Солнце должно было показаться на горизонте 28-го в полдень, но из-за морозного тумана, подымавшегося от открытых полыней на севере, мы увидели его только через два дня, когда огромный красный шар на несколько минут выкатился точно над горизонтом.

В эту первую нашу вылазку светлого времени, когда мы могли передвигаться, было ещё мало, что усугубляло тяготы похода: приходилось лежать в спальных мешках помногу часов кряду, притом из этого времени во сне мы проводили не более четверти.

При таких вылазках, когда не вся партия снимается с места, неизбежно оставляешь что-нибудь нужное в лагере. На этот раз, однако, мы паковались так внимательно, что забыли взять только черпак для раздачи пеммикана. Но очень скоро выяснилось, что не все вещи отвечают нашим требованиям. На второй же день путешествия мы убедились, что кое-что из нашей одежды требует переделки до начала основных весенних походов. Вот один пример, показывающий, что удобства путешественников на маршруте часто зависят от ничтожных, казалось бы, мелочей. Ветрозащитные брюки были заужены так сильно, что не налезали на финеско. Известные неудобства от этого мы испытывали ещё в хижине — ведь каждый раз перед выходом из дому, натягивая штаны, приходилось снимать обувь. Но, конечно, никогда на головы творцов этой бесценной одежды не сыпалось столько искренних проклятий, как в походе, особенно в этот день. Вот бы отправить их, голубчиков, в лёгких летних костюмчиках и узких лакированных ботинках в такой весенний поход на санях и посмотреть, каково-то им придётся во время метели!

Залив был покрыт преимущественно "ледяной чечевицей", как я окрестил поверхность такого рода в экспедиции Шеклтона. Не защищённая от ветра поверхность льда изобиловала маленькими выпуклостями, пропитавшимися морской водой. Для деревянных саней нет ничего хуже, чем эти неровности. Недаром путешественники по морскому льду боятся их больше, чем могучих заструг [60] , рыхлого снега, ледяных гряд, образовавшихся от сжатия льда, подобные препятствия легко обходятся. А подобная рябь ведёт себя так, словно каждая её морщинка вооружена присосками, которые впиваются в сани и не пускают их вперёд. Поэтому нам потребовалось трое суток, чтобы достигнуть острова Дьюк-оф-Йорк, хотя от нашей зимовки на берегу бухты Ридли до него было рукой подать — всего-навсего 18 миль [29 км].

60

Заструги (здесь) — форма поверхности снега в виде узких, вытянутых по ветру гребней, образующихся вследствие неравномерного его отложения и развевания. (Прим. выполнившего OCR.)