Античная наркомафия-8
Шрифт:
Он, правда, не знает о последующих событиях Поздней Республики и Империи, когда римская элита уже и без всяких Вакханалий пустится во все тяжкие, и многим бабам из нобильских семеек наверняка захотелось бы восстановить их подмоченную репутацию таким же манером — благо, и прецедент на это есть, и связей семейных, чтобы сенат на это настропалить, тоже хватало у многих. Да только ведь так и не стал этот казус с Феценией Гиспалой прецедентом для множества подражаний, а так и остался единичным случаем, в юридической практике уникальным. Видимо, не впечатляли результаты и не вдохновляли на подражания. Настолько не вдохновляли, что даже бабы, в среднем в гораздо большей степени склонные верить во всемогущество власти, в данном случае не вдохновились. Так что чем меньше будут судачить и чем скорее переключатся на другие новости, посвежее, тем лучше будет реально для самой же родовитой прошмандовки. Головой, млять, нужно было думать своевременно, а не клитором!
Но это, конечно, официозная позиция, а если в тонкости вникнуть, так тут уже и тревожный звоночек просматривается — ага, с учётом нашего послезнания. На самом-то ведь деле думала-то дурында наверняка и башкой своей тоже, а то, что мозги в той ейной башке недалеко от птичьих ушли —
— А ещё, досточтимый, необходимо строго запретить разнузданное поведение греческих блудниц и тех легкомысленных девиц, которых они учат своим непотребным замашкам! Слыханное ли дело — разъезжать на колеснице с коротким подолом?
— Ты намекаешь на Гавию? — за гетерой-лузитанкой такое водилось.
— Ну конечно же! И ладно бы ещё эта развратница каталась в таком виде где-то на загородных пустошах, но ведь она же позволяет себе это и в самом городе, привлекая к себе внимание бесстыдно обнажёнными ногами! И как же тут, глядя на это, оставаться в рамках приличий порядочным дочерям уважаемых семейств? И напрасно вы позволяете учиться вместе с вашими детьми и ученицам этих развратных гречанок. Говорят, в лагере уже не только они, но и вообще все девчонки разгуливают уже с короткими подолами на глазах и у сверстников, и у солдатни? Вот оно, влияние греческого разврата!
— Не там ты разврат ищешь, блистательный. Длинный подол неудобен и только мешает при военных упражнениях. Поэтому на военных занятиях в лагере его никто и не носит. Но где ты видел хотя бы одну из них с коротким подолом вне лагеря? И назови мне хоть одну из них, которая бы спуталась с негодной компанией и вляпалась в нехорошую историю. В то же время кое-кому не помешал спутаться и вляпаться и длинный подол. И как ты сам думаешь, у кого теперь будет больше проблем с достойным замужеством?
— Так разве же это справедливо? Какие-то простолюдинки, подобранные где-то в глухих деревнях и воспитанные распутными гречанками, сами чуть не ставшие такими же распутницами, найдут себе достойных мужей и будут считаться вполне приличными женщинами, а дочь благородных родителей из-за одной единственной ошибки рискует не выйти замуж вообще или выйти за недостойного!
— Какова ошибка, блистательный, таковы и последствия, и это, я считаю, вполне справедливо. Ведь знала же, чем рискует? Не могла не знать. А раз знала, но всё-же пошла на этот риск — кто ей теперь виноват в последствиях? Пусть теперь молит Иуну о милости и радуется, если её такую — с неизбежным позором на свою голову — возьмёт хоть кто-то.
Поразительно просто, до какой степени эта избалованная "золотая молодёжь" бывает убеждена в своей абсолютной безнаказанности, вытворяя всё, что только их левой пятке вздумается. В основном в расчёте на родственный блат, на семейные связи, да ещё на сословную солидарность, а эта в данном случае — на высокопоставленного любовника, реальное могущество которого она сильно переоценила. Считала, что ей можно всё, и за её родовитость её и такую возьмут? Ну, пусть теперь поищет такого — из числа тех, кого и сама считает достойными, конечно — кто её и такую возьмёт. А когда хрен найдёт сама — пусть она любовничка поднапряжёт, заодно и его дутое всемогущество дискредитировав, когда окажется, что окромя шестёрок-жополизов ни для кого он не такой авторитет, чтобы позориться ему в угоду. Вот тогда и поглядим мы на неё, когда обломится во всех своих расчётах. Судьба оступившейся бестолочи — быть наглядным предостережением для тех прочих, кто ещё не оступился и в состоянии одуматься. И уж всяко не в длине подола тут дело, а в породе и в воспитании. Вот нехрен быть обезьяной, легко ведущейся на дешёвые понты и живущей по сути дела ради понтов…
После перерыва наконец-то занялись делом. Поздняя осень у нас на дворе, и в Бетике, включая и сопредельную территорию, и Гадес, эпидемия брюшного тифа сошла на нет. Кому суждено было от неё помереть — померли, кому суждено было переболеть — переболели, и о новых заболеваниях, вроде бы, сведений не поступало. Некоторые у нас в Большом Совете, посчитав, что опасность миновала, настаивали на отмене этого довольно обременительного для страны и торговли карантина. Наташка же предупредила, что для тифа характерно утихать на зиму, но возвращаться по весне, так что рано ещё радоваться и расслабляться. Да и Юлька напомнила, что в Италии эпидемия и на следующий год ещё продолжится. Поэтому на сохранении карантина мы упёрлись рогом, согласившись лишь на смягчение его условий до середины весны и оговорив их немедленное восстановление во всей строгости и посреди зимы в случае малейшего проникновения болезни. Конечно, все устали
от карантина, и с ума сходить абсолютно незачем, но и расслабляться в натуре рано. Более того, по весне карантин придётся распространить и вдоль всей нашей морской границы на западе, поскольку будет возможен занос заразы с кораблей плывущих на север гадесских фиников. А с учётом её вполне возможного заноса и в Олисипо, нужна полная готовность к введению карантина и на нашей северной границе в низовьях долины Тага. И пожалуй, есть смысл предупредить о возможной опасности и власти Олисипо, и Ликута. У себя-то они карантин едва ли введут, дисциплина не та, но это уже их дело, а наше дело — предупредить, дабы пеняли потом в случае чего на себя и своё раззвиздяйство, а не на нас.Перспектива, естественно, не обрадовала вождей тамошних общин, но и крыть им было нечем. Несколько мелких вспышек болезни со смертельными исходами были уже известны всем, поскольку ни один случай не замалчивался, а обо всех их сообщалось, и по каждому после его устранения проводился подробный разбор полётов. Наслышаны все и о ситуёвине в Бетике, и никому, конечно, не хочется такой же по нашу сторону лимеса. Так что покряхтели вожди, поворчали, но особо против карантина по весне в своих общинах не возражали. Вот что вызвало дискуссию, так это вопрос о предупреждении ликутовских лузитан. Некоторые предлагали не только не предупреждать их, но и самим организовать им гарантированный занос заразы и эпидемию, и дело чуть было не дошло до скандала с вождями наших лузитан, которым это предложение, конечно, не понравилось. Хотя сама логика-то его понятна. Официально-то ведь Ликут для нашего государства — вражина ещё тот, и ослабить его формально очень даже в наших интересах. О том же, что вот эти наши с ним формально враждебные отношения на самом деле не столь просты и однозначны, а конфликты — преимущественно договорные спектакли для римлян и простофиль, знает у нас, как и у него, лишь узкий круг посвящённых. И естественно, отвечая на это дурацкое предложение бактериологической войны, мы этого фактора реальной дружбы с Ликутом и не думали озвучивать перед всем Советом, а мотивировали отказ как уже вполне наглядно продемонстрированным неудовольствием своих лузитан и недопустимостью конфликта с ними внутри страны, так и тем, что "и вообще это не наши методы". Пострелять в чистом поле, порубить, да на сучьях поразвесить на хрен этих разбойников, если понадобится, а кого-то и в рабов обратить — это другое дело, на войне — как на войне, а вот так, болезнью моровой втихаря истреблять — так не делается. В результате скандал утих в зародыше, так и не разгоревшись, а лузитанские вожди, лязгнув мечами и фалькатами, поклялись, что на честной войне как не ржавело за их соплеменниками поддержать турдетанских сограждан до сих пор, так не заржавеет и впредь.
Немаловажен и фактор отношений с самими ликутовскими лузитанами низовий Тага, которые тоже не столь уж просты и однозначны. С одной стороны, раздражает наша сила, преградившая им путь для удалых набегов на юг, как в старые добрые времена, да и собственная уязвимость перед нами пугает, и всё это, конечно, не приводит их в восторг. Но с другой — смирились уже с неизбежным за эти годы и даже начинают привыкать.
Минур, купчина мой лузитанский, рассказывал даже, что на обратном пути от них некоторые уже весьма показательно шутили, что хватит уже в конце концов мощью нашей турдетанской их нервировать, поняли уже всё и сами. Пришли бы уж наконец, да завоевали, чтобы можно было с этим смириться и уже не нервничать — вот прямо так уже и начинают шутить. А ведь в каждой шутке есть доля шутки. Рано ещё долину Тага к себе присоединять — хоть и хватило бы уже в принципе силёнок и завоевать её, и удержать, но в Риме тогда переполошатся от чересчур наглядной демонстрации мощи, а нам разве это от римлян нужно? Нужно, чтобы они стонали и плакали от лузитанских набегов, моля богов об избавлении от них, и вот тогда это будет уже совсем другое дело — нам только спасибо в сенате скажут за аннексию и этой части Лузитании. И самое-то ведь смешное, что и не только в римском сенате. Если уже сейчас некоторые из тамошних лузитан начали шутить на тему "приходите и володейте", то через пару-тройку лет шутить так будут уже многие, а некоторые — уже и не шутить, а ждать всерьёз, и с каждым годом таких будет всё больше и больше, и весь тамошний народ будет постепенно свыкаться с мыслью о неизбежном в перспективе присоединении к Турдетанщине. А поскольку и территория к югу от лимеса обживается и окультуривается нашими буквально на глазах, и сравнение уровня жизни ну никак не в лузитанскую пользу получается, то и отношение к означенной перспективе у тамошних лузитан постепенно меняется.
А заодно — меняется их отношение и к этой соплеменной разбойной вольнице, не дающей зажить и к северу от лимеса так, как живут к югу от него. И сколько там тогда останется тех упёртых на традиционной голодранческой самобытности, когда основная их масса сложит свои удалые, но дурные головы в набегах? И сдаётся мне, что когда придёт срок, и станет МОЖНО — не столько завоевание это уже будет, сколько аншлюс. Сами же и партизан своих унять нашим помогут, дабы новую жизнь налаживать по-человечески не мешали, и новый лимес уже по северной части своей долины помогут нашим выстроить в ударные сроки, дабы новые партизаны с севера не набегали и не куролесили почём зря. И всё, что для этого нужно — это вести себя с ними нормально и по-добрососедски, дабы они видели, убеждались и привыкали, что вовсе не так страшен турдетан из-за лимеса, как их доморощенные урря-патриоты его малюют…
Из смягчения режима карантина на зимний период вытекал и ещё один нюанс — резкое повышение пропускной способности наших пограничных КПП и "концлагерей". И это породило ещё одни дебаты националистического характера — кому из переселенцев к нам предоставить наибольшее благоприятствование. Дело в том, что помимо обладателей "гринкарт", получивших их от наших вербовщиков ещё по прежнему месту жительства, с которыми вопросов не возникало, в фильтрационных "концлагерях" накопилось немало и заявившихся наудачу без "гринкарт", но зарекомендовавших себя в лагере вполне хорошо и признанных подходящими для их получения. Обычно при равных прочих предпочтение отдавалось титульной нации, то бишь турдетанам, и многие в Совете настаивали на этом, а нам на сей раз позарез требовалось побольше бастулонов. Точнее, нам нужны мореманы независимо от их национальности, но среди турдетан их мизер, а среди бастулонов таких полно. И в результате опять получается конфликтная ситуёвина на национальной почве.