Антигитлеровская коалиция — 1939: Формула провала

Выслушав это предложение, Молотов согласился, что быстрота в этом вопросе нужна. Он прекрасно понимал, что «польский вопрос» разрешится в ближайшее время то ли войной, то ли новым Мюнхеном. Но Молотов указал послу, что визит Риббентропа следовало тщательно подготовить, «чтобы все не ограничилось просто беседами, проведёнными в Москве, а были приняты конкретные решения»^[868]. А то СССР может ничего не получить от визита, который имеет возможность окончательно сорвать переговоры с Великобританией и Францией.

Германская сторона демонстрировала, что может гораздо лучше, чем Великобритания и Франция, обеспечить решение задач безопасности СССР. Можно совместно гарантировать безопасность прибалтийских государств, содействовать улучшению советско–японских отношений, заключить поскорее выгодное экономическое соглашение, лишь бы Риббентропа пустили в Москву уже начиная с 18 августа.

17 августа, проконсультировавшись со Сталиным, Молотов дал ответ Шуленбургу на предыдущий запрос Риббентропа: «раз уж теперь германское правительство меняет свою прежнюю политику», то оно должно сначала доказать серьёзность своих намерений и заключить экономические договоры и выделить Советскому Союзу кредит в 200 миллионов марок на семь лет, которые позволили бы обеспечить поставки ценного оборудования из Германии. Только после выгодного СССР экономического соглашения можно заключить пакт о ненападении «с одновременным подписанием протокола, который определит интересы подписывающихся сторон в том или ином вопросе внешней политики и который явится неотъемлемой частью пакта»^[869]. В этом протоколе можно оговорить все, вплоть до отношения к Польше, ради чего Германии и понадобилось улучшение отношений с СССР. Но о разделе сфер влияния и секретности протокола речь не шла.

Молотов был доволен предложением немцев прислать не мелкого чиновника, как англичане, а министра. 19 августа он сообщил Шуленбургу, что если экономические соглашения будут подписаны сегодня, то Риббентроп может приехать через неделю — 26 или 27 августа. Это было поздно для немцев — как раз в эти дни они планировали напасть на Польшу. На предложение Шуленбурга передвинуть сроки визита Риббентропа «Молотов возразил, что пока даже первая ступень — завершение экономических переговоров — не пройдена»^[870]. Было часа три дня 19 августа.

Прошло полчаса, и Шуленбурга вызвали к Молотову опять. Явно что–то произошло. Оказывается, после встречи с послом Молотов имел возможность сделать доклад «советскому правительству». Советское правительство в тот момент — это Сталин и его ближайшее окружение. В этот день Сталин в 13:40—13:55 переговорил с Молотовым и наркомом внешней торговли СССР Анастасом Микояном. Тогда, видимо, была намечена «дообеденная» линия поведения в отношении Германии. Затем Сталин никого до вечера не принимал в Кремле. В это время он мог посовещаться с соратниками где–то ещё. Вечером он долго — с 17:35 до 20:25-говорил с Молотовым с глазу на глаз. Так что получается, что решение о повороте во внешней политике скорее всего было принято днём 19 августа Сталиным и Молотовым вдвоём. Вечером 20 августа Сталин провёл в Кремле более широкое совещание, где, судя по составу участников, обсуждались идеологические (Жданов), экономические (Микоян, Николай Вознесенский, Иван Тевосян и др.) и военные (Григорий Кулик) аспекты дела^[871]. Хотя, возможно, Сталин занимался и текучкой.

Сталин принял решение: внешняя политика СССР меняет направление. Не прекращая переговоров с англо–французскими империалистами, посмотрим, что предложат немецкие. И если предложат больше — возьмём.

На второй встрече с Молотовым 19 августа Шуленбург получил проект пакта о ненападении. Там не было обычного для «литвиновских» пактов указания, что документ теряет силу в случае агрессии одной из сторон против третьего государства^[872]. Сталин и Молотов прекрасно понимали, зачем Гитлеру пакт.

Тем же вечером советские дипломаты получили команду не тормозить экономические переговоры. В ночь с 19 на 20 августа торговокредитное соглашение было подписано. СССР получал 200 миллионов марок, на которые мог покупать германское оборудование, а долги гасить поставками сырья и продовольствия.

20 августа Гитлер, рискуя своим престижем, направил Сталину личное послание, чтобы подтолкнуть нового партнёра принять Риббентропа 22 или 23 августа. В своём письме Гитлер принимал советский проект пакта и предупреждал о близящемся столкновении Германии и Польши — времени оставалось мало.

Получив письмо Гитлера, Сталин отдал команду Ворошилову, и тот 21 августа зачитал западным военным миссиям заявление. В нем говорилось, что переговоры могут быть возобновлены, как только будет решён вопрос о пропуске войск через Польшу. Поскольку Варшава своим несогласием на проход войск заблокировала военные переговоры в Москве, заключение англо–франко–советского союза до близившейся развязки германо–польского конфликта перестало быть реальной альтернативой германо–советскому сближению. Очевидно, что после заключения договора о ненападении между СССР и Германией военное соглашение вообще не могло быть заключено. 22 августа Ворошилов встретился с Думенком, который как раз накануне получил согласие правительства на подписание военной конвенции, если её проект всё–таки получится согласовать. Ворошилов сказал: «Французские и английское правительства теперь слишком затянули политические и военные переговоры. Ввиду этого не исключена возможность некоторых политических событий.»^[873] Возможность была именно не исключена. Переговоры с Риббентропом могли ещё и сорваться.

В это время счастливым для СССР образом изменилась ситуация на Дальнем Востоке. 20-31 августа 1939 г. советская 1-я армейская группа прорвала фланги японцев танковыми клиньями и совершила классическое окружение 6-й японской армии. В итоге операции противник был полностью разгромлен. Но 23 августа уверенности в полном успехе ещё не было.

Вне войны

23 августа, прилетев в Москву, Риббентроп встретил прохладный приём, но на очень высоком уровне. В переговорах участвовал лично Сталин, который не поддерживал разговоры о «духе братства» двух народов, а деловито торговался. В ночь на 24 августа был подписан Советско- германский договор о ненападении и определена линия разграничения «сфер интересов» в Восточной Европе между СССР и Германией.

После подписания документов разговор пошёл гораздо дружелюбнее. В ходе беседы с Риббентропом «Сталин и Молотов враждебно комментировали манеру поведения британской военной миссии в Москве, которая так и не высказала советскому правительству, чего же она в действительности хочет». Риббентроп, поддержав важную для него антианглийскую тему, сказал, что «Англия слаба и хочет, чтобы другие поддерживали её высокомерные претензии на мировое господство». «Господин Сталин живо согласился с этим. Англия ещё господствует в мире. благодаря глупости других стран, которые всегда давали себя обманывать. Смешно, например, что всего несколько сотен британцев правят Индией. Сталин далее выразил мнение, что Англия, несмотря на слабость, будет вести войну ловко и упрямо»^[874]. Перспектива англогерманского столкновения была для собеседников очевидна.

Риббентроп заявил, что «Антикоминтерновский пакт был, в общем–то, направлен не против Советского Союза, а против западных демократий». Он даже пошутил: «Сталин ещё присоединится к Антикоминтерновскому пакту»^[875]. Это был зондаж.

Затронув тему конфликта СССР с Японией, Сталин сказал Риббентропу, что «есть предел его терпению в отношении японских провокаций.

Если Япония хочет войны, она может её получить»^[876]. Хотя советско–японский конфликт и не был причиной заключения пакта, он был большой неприятностью для Японии. Теперь СССР мог не опасаться войны на два фронта в том случае, если Япония решится на эскалацию конфликта.

В ходе беседы Сталин показал Риббентропу, что прекрасно осведомлён о германо–британских переговорах. Когда министр упомянул об очередном зондаже англичан, он произнёс: «Речь, видимо, идёт о письме Чемберлена, которое посол Гендерсон 23 августа вручил в Оберзальцберге фюреру»^[877]. Сталин понимал, что реальной альтернативой советско–германскому договору был англо–германский пакт.

Оценивая ситуацию, в которой был заключён советско–германский договор о ненападении, нужно учитывать широкий спектр альтернатив, которые должны были браться в расчёт в Кремле. Уже после пакта могло состояться германо–польское соглашение под давлением Великобритании и Франции и новый Мюнхен — уже с участием СССР. После нападения Германии на Польшу могло начаться эффективное наступление на Западном фронте в момент нападения немцев на Польшу, которое оттянуло бы силы Гитлера на запад и спасло бы поляков от быстрого разгрома. Каждый из этих вариантов был выгоднее СССР, чем ситуация июля и тем более марта 1939 года, и она совершенно не исключалась пактом.