Антикиллер-4. Счастливых бандитов не бывает
Шрифт:
– А если за нас возьмутся? – то ли в шутку, то ли всерьез спросил Шмайсер. – Вдруг сюда зайдут с автоматами и тра-та-та-та…
Он изобразил стрельбу от живота веером и, не выдержав, расхохотался.
Шутка не понравилась.
– Тьфу-тьфу! – Фома Московский перекрестился. По моде новейшего времени все они стали глубоко верующими. – Не накликай беду!
– Чего смешного?! – поддержал Фому Буржуй. – Если зайдут, тебя тоже живым не оставят! Будешь мертвяком зубы скалить!
– Харэ, харэ, я пошутил, – пошел на попятный Шмайсер, и разговор вернулся в прежнее русло.
– Не о том речь, кто да как их положил, – повысил
Услышав про интерес, все замерли и насторожились.
– У меня недавно кореш один гостил из Тиходонска, Антон. Слыхали?
Трое из шести кивнули.
– Так вот, там у них безвластие. Смотрящим поставили Босого. Кто его знает?
– Ну, есть такой, – сказал Сан Саныч. – Старая гвардия. Откинулся недавно.
– Еще кто? – Буржуй оглядел остальных. Все молчали. Больше никто Босого не знал.
– Вот то-то, – удовлетворенно кивнул Буржуй. – Поэтому порядка там нет, каждый делает, что хочет, территорий не признают, гавкают друг на друга, грабят у своих. Такая, братва, у них на сегодня обстановка…
Буржуй собственноручно разлил водку по рюмкам.
– Тиходонск – богатый купеческий город, там всегда цеховики, деловики водились, всегда бабло делали. А сейчас там полный разброд. Каких-нибудь семеро химкинских гопников всех там к ногтю приберут и даже не вспотеют. Понимаете, к чему я?
– Химкинские нигде не потеют! – гордо заметил маленький, юркий Снегирь, который до сих пор сидел молча.
– Ты чего, Тиходонск под себя взять предлагаешь? – догадался Саныч, как самый поживший.
– В цвет, – благосклонно кивнул Буржуй. – Поставим туда своих, будем бабло качать. Я пробил цену вопроса. Там «Сельмаш», там ликеро-водка, донской табак, подшипники-х…ипники, вертолеты и хрен знает что еще. Не говоря уже о наркоте, оружии и прочем кавказском транзите. Миллионы долларов, только наклониться и поднять. Что скажете?
За столом воцарилось молчание. Беззвучно работала скрытая камера, накапливая гигабайты информации. Пластилин озабоченно перекривив физиономию так, что нос оказался слева, а рот справа, рассматривал невидимое пятно на своей рубашке, Шмайсер теребил в руках брелок от «порше», Переводчик с хмурым видом жевал карпаччо, Снегирь обменялся с Санычем многозначительными взглядами и уткнулся в окно.
– А кто наклоняться-то будет? – спросил, наконец, Шмайсер. Остальные тоже заинтересованно обратили мрачные взгляды к Буржую. Дело ясное: погонишь за бабками в Тиходонск, а здесь, в Москве, твой каравай захватят и обратно не пустят…
– Перспективного пошлем, растущего, – сказал Буржуй. – Вот Жору Каскета, например. Он молодой, а «корону» уже доверили…
Пластилин шумно, по-мальчишечьи, потянул носом, что слабо вязалось с его вальяжными манерами и солидным прикидом.
– Это который в Мытищах торговцев «пиковых»[2] порезал? – уточнил он.
– Да, «пиковых» Жора не любит, это верно, – сказал Буржуй. – Их никто не любит. А Жора – человек жесткий. Именно такой в Тиходонске и нужен.
– А чего он в воры полез, если зоны не нюхал? – спросил Шмайсер, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Это его дело, – возразил Саныч. – Сейчас время такое. Кто что хочет, то и делает.
– Да нормальный пацан, братва, не ссыте, – сказал Буржуй примирительно и в то же время нетерпеливо, потому что хозяин Нового Арбата не любил размазывать белую кашу по чистому
столу. – В говне не валялся, чужих на х… посылает, со своими делится. У него своя бригада, парни крепкие, серьезные. Все будет в ниточку. Кто-то не верит?Возражать никто не стал. Все верили. Или делали вид, что верят.
– Ну, вот и ладно.
Буржуй поднял рюмку.
– За расширение Московской кольцевой до Тиходонска!
После этих слов дверь кабинета открылась, как по вызову появился мсье Гарнье, который самолично обслуживал наиболее уважаемых гостей. Он был в крахмальном поварском колпаке, со своим знаменитым носом и накрытой блестящей мельхиоровой крышкой тарелкой в руках. За ним шли три официанта с такими же тарелками и блестящими крышками. Их появление было встречено одобрительным хмыканьем.
– Может, француза на Тиходонск поставим? – спросил Шмайсер и сам заржал. На этот раз его юмор понравился. Все засмеялись и принялись развивать шутку.
Скрытая камера продолжала работать, хотя «терка», по всем приметам, уже закончилась и начиналась обычная пьянка…
* * *
Судьба Василия Михайловича Ныркова, как и судьба любого милицейского начальника, напоминала прыгающий температурный график больного лихорадкой, либо зубчатую линию, отражающую результаты опроса барона Мюнхгаузена на детекторе лжи, либо просто профиль Большого Кавказского хребта: пик, провал, пик, провал, пик… Он дослужился до руководителя Тиходонского РУБОП, получил генерал-майора, а когда прежний губернатор Лыков снял бывшего начальника УВД Крамского, то поставил его исполнять обязанности. Но колесо истории со скрипом провернулось: Лыкова самого отправили в отставку, начальником УВД стал приехавший «варяг» Глазурин, а поскольку РУБОПы расформировали, то «исполняющего обязанности» задвинули в заместители по оперработе. И то временно, в ожидании, пока он достигнет возрастного потолка, до которого оставалось совсем немного.
И вот дождались: у Ныркова юбилей – 55 лет.
«У Светки Соколовой день рожденья, ей сегодня…надцать лет. Я несу подарок, поздравленье и красивый розовый букет…»
Вчера его торжественно поздравили, вручили грамоту и именной «ПМ». Сегодня в «Эсквайре» состоится банкет: а куда деваться – «зажать» такую дату неудобно, хотя, считай, это праздник со слезами на глазах. Все равно что отмечать годовщину свадьбы в день развода.
Лис при полном параде, даже ботинки уже обул, ходил взад-вперед по квартире, нетерпеливо поглядывая на дверь спальни.
– Я уже скоро! – крикнула оттуда Ребенок.
Он так редко бывает дома, что иногда не помнит, сколько у него комнат. Да и какое это имеет значение. Сейчас самое время сосчитать: раз, два… Три. Просторные, светлые. Когда-то считалось, что это хоромы. Но сейчас другие стандарты. Почти у всех руководителей его уровня – коттеджи. По два, три, пять миллионов долларов. И он мог бы, конечно, такой построить, но боялся: вдруг спросят – как оправдаться? Хотя эти, нынешние, ничего не опасаются. И недаром – действительно никто с них не спрашивает. Может, они больше него знают? Может, какая-то у них негласная установка есть? Типа сговора: своих не трогать: если лояльны к начальству, пусть что хотят, то творят? А ему не сообщили, потому что он всегда избегал круговой поруки… Может, у них и тайные знаки имеются, по которым они своих узнают? Особые слова, мимика, специальные рукопожатия… Как у масонов когда-то…