Антикиллер-4. Счастливых бандитов не бывает

– А никаких загадок и нет. Ты режиссер, придумал сцену, выписал артиста, он эту сцену сыграл, а потом… Куда он потом подевался?

– Не вешай лапшу, начальник! Не знаю я этого типа.

Лис усмехнулся.

– Странно! А я вот буквально вчера беседовал с человеком, который видел вас вместе осенью 2008-го на судовом кладбище! Тебя и артиста твоего! Как же так, Гаркушин?

– Начхать, кто и с кем меня видел! Я тебе уже ответил. К тому же в отстойнике я вообще не бываю! Чего мне там делать? Бомжей гонять? Так это твоя работа, а не моя!

Он держался уверенно, лицом не суетился, даже не пытался изобразить из себя невинную овечку. Скорее изображал травленого волка, которого просто так не возьмешь.

– А если я очняк проведу? Ты как, Гаркушин, не возражаешь?

Лис внимательно наблюдал за ним, но Гарик не дрогнул ни единым лицевым мускулом.

– Проводи что хочешь! – буркнул он. – Мне фиолетово!

Но глаза метнулись: туда-сюда! Взглядом управлять труднее, чем мускулами.

Лис поднял трубку внутренней связи.

– Заводи свидетеля!

Точнее было сказать – лжесвидетеля. Накануне Лис договорился с охотником за цветным металлом Халиловым, чтобы он подтвердил одну-единственную вещь. Не для следствия и суда – исключительно для Гарика. Чтобы запудрить ему мозги и взять на понт.

Дверь кабинета распахнулась, и Волошин ввел «свидетеля». Его не приводили в порядок – та же длинная желтая куртка, тот же тросик в штанах, та же щетина, те же грязные потеки на острых скулах. Словом, он был «в образе».

– Заходи, Леша, – приветливо, даже слишком, сказал Лис. – Посмотри, ты знаешь этого человека?

Халилов должен был обойти стул с Гариком, внимательно осмотреть бригадира с головы до ног, задуматься, почесать в затылке или поковыряться в носу и раздумчиво сказать: «Дык, это он на том пароходе был, на «Горьком». А с ним еще один, в черной одеже…» И посмотрев на предъявленный Лисом снимок, добавить: «Точно, вот с этим самым!» На репетиции все прошло гладко, а сейчас, перед тем как получить обещанные пять тысяч рублей, Халилов должен был сыграть не хуже любого профессионального артиста.

Но вся жизнь состоит из непредвиденных случайностей, причем проявляются они в самое неподходящее время. Начальник уголовного розыска Коренев знал это лучше многих. Сейчас ему пришлось еще раз убедиться в справедливости этой закономерности.

Халилов обошел стул, посмотрел на Гарика, и тут же лицо его исказилось, в бессмысленных глазах метнулся ужас.

– Не знаю я его! – истерично заорал бомж. – Никогда не видел! И вообще никого не видел! Лучше сажайте, я отсижу! Не знаю никого-о!

С Халиловым началась истерика, и Волошин с трудом вывел его из кабинета.

Бригадир речпортовских сидел неподвижно, как каменное изваяние бульдога.

– Что, начальник, не вышло? – с усмешкой спросил он. – Теперь твои мусорские прокладки не работают. Время другое, люди другие. И мусарня изменилась, и «деловые» уже не те, что раньше. На пенсию тебе пора, мусор! Давай, отмечай повестку, и я пошел!

Лис вздохнул, стараясь, чтобы это выглядело естественно. Про то, что времена изменились и он устарел, ему говорили начальники, так считали и молодые подчиненные, а теперь он услышал это от криминального авторитета. Наверное, они правы. Есть поговорка: «Если третий человек говорит, что ты пьян, заканчивай спорить и ложись отсыпаться…»

– На пенсию так на пенсию, – сдерживаясь, сказал он. – Только к этому разговору мы с тобой еще вернемся!

– Да хоть каждый день, – кивнул Гарик. – Только попусту меня больше не гоняй. Веди свидетелей, проводи опознание, ордер на стол! Иначе скажу своему адвокату – пусть на тебя жалобу пишет. Вы же все аттестацию ждете? Как раз и получишь сюрприз…

Лис откинулся на спинку кресла и внимательно разглядывал бригадира речпортовских. Его подозрения переросли в уверенность: это Гарик заказал Валета Ежу, а после прикончил исполнителя и спрятал концы в воду. Он хорошо обставился, потому и держится так уверенно. Но больше в Тиходонске нет человека, которому была бы выгодна эта комбинация. Хотя доказательств, очевидно, собрать не удастся. Что ж, есть и другие методы…

– Чего ты тут раскомандовался, Гаркушин? – сказал он спокойно. – Ордер тебе на стол, свидетелей подавай… Ты что, прокурором заделался? Или начальником ГУВД? Ты бандит, а я офицер, вот и веди себя соответственно. Никаких новых времен для меня нет – заруби это себе на носу! Еж – высокопрофессиональный киллер, и в Тиходонск приехал не просто так! И не по простому совпадению как раз в это время Валета убили!

Он навалился грудью на стол, поймал затравленный взгляд бригадира.

– Как считаешь, Гаркушин? Не случайно? Интересно, что братва на этот расклад скажет?

Да, глаза выдают глубоко скрытые чувства. И Лис понял, что он не ошибся. Только догадки к делу не пришьешь, а выражение взгляда доказательством не является. Но Гарик понял, что он понял. И зло окрысился:

– Хватит, мусор, порожняки гнать! Давай пропуск на выход!

– Порвут тебя, Гаркушин, на куски порвут!

Лис взял повестку, подписал, швырнул… Листок бумаги не долетел и спланировал Гарику под ноги.

– Все, Гаркушин, топай отсюда. Подумай над тем, что я сказал.

Гарик побелел – то ли от страха, то ли от бешенства. Выдержка, похоже, изменила ему. Сжатые в кулаки руки дернулись, по лицу пробежала судорога.

– Ну, что уставился, как хер на бритву? – Лис с усмешкой наблюдал за ним. – Или думаешь, что можно меня грохнуть и все будет хорошо? Не выйдет, я же всегда страхуюсь. Иди, думай!

Гарик нагнулся, поднял повестку и волчьей походкой вышел из кабинета.

* * *

Степашка и Мокей ждали на улице, в стороне от здания УВД. Самоха на «линкольне» укатил в гараж менять какое-то реле, сказал, что вернется раньше, чем шеф выйдет. Так что охладиться было негде, стояли на жаре. Не в ментовку же идти! Тем более, что могучий сержант в бронежилете и с автоматом у входа их бы туда не пустил.

У Степашки нос сразу покраснел, и щеки, и лоб – короче, вся рожа покраснела и потом покрылась. А у Мокея ничего не покраснело. Мокей объяснил, что у него нордический тип организма, капилляры спрятаны глубоко. А у Степашки, значит, тип другой, не нордический. Какой-нибудь восточный. Может, даже африканский. Степашка с таким объяснением не согласился. Он сказал, что весь пот у него от шрамов, которые остались после того выстрела из «травматики», ну тогда, на 31-й линии. Это заслуженные шрамы, нехер гнать. А Мокей просто разжирел, у него всюду сало, даже на морде. Поэтому он не потеет. Обезьяны тоже не потеют – у них что, тоже организм нордический? Мокей на это сказал, что у него тоже шрамы есть, ему тогда на 31-й линии ножиком бок покромсали, это тебе не «травматика» какая-нибудь, он чуть не сдох… В поисках истины они едва не подрались, но потом Степашка достал из кармана фляжку с виски, и через какое-то время оба пришли в хорошее расположение духа. А тут и Самоха отзвонился: сообщил, что мчит обратно. Пацаны обрадовались: одной проблемой меньше.