Антимир

Я чувствовал, что должен объясниться.

– Я не обманывал тебя, говоря, что ушел на пенсию. Полгода назад я оставил редакцию и не собираюсь туда возвращаться. Хочу заняться исключительно литературным трудом.

– И все-таки?..
– он подозрительно взглянул на меня.

– Три дня назад ко мне обратился старый товарищ. Я не мог отказать. Он знал, что мы были друзьями. Да я и не хотел отказываться. Хотел увидеться с тобой. Вспомнить старое.

– Ты наивен, если думаешь, что после всего этого я тебе поверю! Ты...

– Я еще не закончил!

– спокойно перебил я его.
– Не отрицаю, что моему товарищу, главному редактору одной телевизионной газеты, хотелось получить более подробную информацию об экспедиции "Молния" в систему Проциона. До сих пор по этому вопросу не опубликовано никакого сообщения. Все упорнее повторялись слухи о возвращении фотолета "Маттерхорн". Мой товарищ сказал, что с этим загадочным делом связано твое имя.

– И потому ты рылся в моей комнате? И потому тщательно переснял на микропленку содержание всех отрывков?
– иронически спросил Конопатый.

Я чувствовал себя пойманным на месте преступления.

– Значит, ты все видел?
– пробормотал я.

– Видел, - натянуто засмеялся он.
– Все время наблюдал за тобой. Не думай, что я настолько глуп и наивен. Я с самого начала тебя подозревал.

– Я сейчас же при тебе уничтожу пленку.

– Не трудись. Если хочешь, можешь передать своему товарищу эти снимки с приветом от меня. А может, ты записал на пленку весь наш разговор?

– Нет.

– Жаль. Надо было прихватить магнитофон. Было бы готовенькое интервью.

– Но я не собираюсь оглашать содержание нашего разговора.

– Отчего же? Можешь! Если это тебе так уж важно...

В его тоне я почувствовал иронию и не знал, как реагировать на такую странную перемену.

– Не понимаю, почему ты так просто соглашаешься. Ведь если до сих пор не было никаких сообщений о "Маттерхорне", то, по-видимому, это секретные сведения? Если бы ты захотел их огласить, удобных случаев было много...

Мой друг, все еще стоявший передо мной, сел. Снова долго и внимательно он смотрел мне в глаза, словно хотел прочесть мои мысли.

– Спрашиваешь, почему я не запрещаю тебе опубликовать то, о чем ты тут узнал?
– медленно процедил он.
– Может быть, ты и прав: это кажется странным, что-то тут не вяжется! Можно поверить, что я единственный член команды "Маттерхорна", вернувшийся на Землю, что эта экспедиция вписала не самую прекрасную страницу в историю развития астронавтики. Можно поверить, хотя с точки зрения нашей науки кажется маловероятным, что система Проциона состоит из антивещества. Можно даже как-то объяснить, почему эта история содержится в тайне. Ведь такого рода, мягко выражаясь, скандальный случай не только чрезвычайно неприятен с точки зрения морали для нас самих, но может повлечь за собой неисчислимые осложнения. Что скажут жители системы Сириуса, с которыми так удачно складывается сотрудничество? Не станет ли это препятствием в развитии межзвездных отношений? Надо выслать другую экспедицию, которая подробно исследует все на месте. Многое может вызвать сомнения, например правильно ли поступил один из участников экспедиции, оставив своих товарищей в том мире на верную смерть, независимо от того, какими соображениями он руководствовался. Все это можно понять и всему поверить. Но ты не можешь понять, почему я так легко соглашаюсь на опубликование этих материалов. А может быть, понять нетрудно?

– невесело рассмеялся Конопатый.

– То есть?

– А если все это выдумка?..

Я беспокойно пошевелился. Что могли означать его слова? Я ждал дальнейших объяснений, но он молчал.

– Что... выдумка?

– Скажем, все!

– Но ведь экспедиция "Маттерхорна" действительно достигла системы Проциона. А теперь "Молния"...

– Я не об этом. Ну хотя бы такой небольшой вопрос, будто я принимал участие в экспедиции "Маттерхорна"?
– издевался Конопатый.

– Всегда можно проверить по документам.

– А все то, что я рассказывал? У тебя есть хоть какие-нибудь доказательства?..

– Но ты же говорил, что у тебя есть снимки проционидов!

– Верно, говорил. А ты их видел?

– Ну а эти странички?
– я указал на исписанные листочки.

– Думаешь, только ты один способен писать повести?
– снова рассмеялся он.

– Не верю! Теперь ты врешь! Да и в той комнате...

– А! Если в этом дело...
– он встал с дивана и открыл дверь.

Я почувствовал неприятное беспокойство. "А вдруг он сумасшедший?"

– Иди сюда! Смотри!
– Он подошел к стоявшему посреди комнаты аппарату и открыл крышку.

Внутри камеры, так же как и прежде, неподвижно в пространстве висел таинственный предмет.

Мой друг взялся за один из нескольких выключателей, расположенных на щитке управления.

– Нет!
– я судорожно схватил его за руку.

Он покачал головой.

– Не бойся. Я не самоубийца и тем более не бандит.

Он повернул выключатель. Контрольное окошко осветилось ярким светом. Там, где до этого висела "скульптура", виднелось облачко голубоватого дыма, быстро расплывавшегося по стенкам камеры.

– Что это было?
– пораженный, спросил я.

– Копия. Узкоспециализированный автомат воспроизводит записи.

– Копия чего?

Ответа я не дождался. Мой друг взглянул в окно и сказал:

– Светает. Пора браться за работу.

Я понял, что он хочет остаться один. Я сделал несколько шагов к двери и остановился, чувствуя, что мы не можем так расстаться.

– Когда увидимся?
– неуверенно спросил я.

– Не знаю. Может быть, снова через двадцать восемь лет.

– Уезжаешь?

– Да. Вероятно, даже сегодня.

– На Эрос?

– Может быть, - уклончиво ответил он, провожая меня к выходу.

– Я не стану об этом писать, - сказал я уже в дверях.
– Может быть, когда-нибудь потом.

Он положил мне руку на плечо и сильно сжал его, как раньше, в студенческие годы.