Антипиранья

– Виктор Штраубе! – Доктор протянул руку. – А это мой помощник и ассистент Йонатан Вортс-ман. Капитан, вас уже предупредили о нашем прибытии?

– Более чем. Проходите на лодку, доктор.

– Поймите нас правильно, господин капитан, мы очень торопимся. Сколько вам необходимо времени на то, чтобы доставить нас в Кенигсберг?

Вернер едва не вспылил, но вспомнил, с каким почтением говорил о докторе командующий флотилией, и сдержался.

«Вот так вот запросто взял тебя вместе с вашим евреем и доставил, будто пароход по расписанию! – Вернер с неприязнью посмотрел на док-тора. – А с чего ты взял, что мы вообще туда дойдем?»

Но он лишь вздохнул и ответил:

– Поймите, доктор, Балтийское море уже давно не наше. Кенигсберг окружен советскими войсками. На прорыв к нему нам может понадобиться неделя, а то и месяц! А может, и жизнь! Но, надеюсь, что этого не случится. Проходите на лодку, мы уже опаздываем.

– Я знаю обстановку в Кенигсберге. – Доктор Штраубе ступил на трап, обернулся и добавил: – Каждый день промедления грозит гибелью нашей с вами Родине. Я всего лишь хотел, чтобы вы это знали, господин капитан.

Вернер посмотрел ему в спину и ответил:

– Я буду помнить об этом, доктор. – Затем он отыскал взглядом старшего помощника, стоявшего на правом фланге строя, и выкрикнул: – Ульрих, почему до сих пор не убраны концы?

– Так ведь мы ждали вас, герр командир!

– Уже дождались! Что за парад вы устроили на палубе? Живо все по местам! Мы идем спасать Германию!

Вернер взял Ульриха за руку, отвел его в сторону и спросил:

– Как думаешь, где нам их разместить? Аякс сказал, что доктор – очень важная персона. Не просто же так сам папа Карл прислал пакет.

– Пусть идут в офицерский кубрик. Главный механик все равно от дизелей не отходит, а второй вахтенный может поспать где придется. Про себя я вообще молчу.

– Кстати, насчет тебя. – Вернер задумчиво потеребил подбородок и добавил: – Я хочу, чтобы ты всегда был с ними рядом. Торпедных атак не предвидится. Я буду избегать встреч со всеми судами, так что ты мне особо и не нужен. Все-таки последняя надежда Германии! Нам с тобой таких слов давно уже не говорят, а вот о нем сказали. Так что, Ульрих, присмотри за ними. Ну, чтоб там не зашибло чем-нибудь или покормить не забыли.

– Как прикажете, герр командир!

Вернер вспомнил о пакете, достал его из-за пазухи и, наплевав на указание вскрыть в море, разорвал конверт. Он пробежал глазами письмо, отпечатанное на машинке, и вернул Ульриха назад. Кроме уже известного ему приказания доставить доктора в Кенигсберг и маршрута следования, рекомендованного главным штабом как самого безопасного, там была приписка, сделанная чернильной ручкой лично адмиралом Деницем. Он решил, что подписи на конверте недостаточно для того, чтобы командир проникся всей возложенной на него ответственностью, поэтому счел необходимым добавить: «Командиру! При малейшей опасности попадания доктора Штраубе в руки врага приказываю ликвидировать его. Неисполнение приказа расценивается как воинское преступление, со всеми вытекающими последствиями. Документы, находящиеся при докторе, должны быть уничтожены. Ассистент опасности не представляет, поступайте с ним по собственному усмотрению».

– Взгляни! – Вернер дал письмо старпому. – Надеюсь, до такого не дойдет, но сделать это придется тебе, если что.

– Я понял вас, герр командир.

– Не отходи от него ни на шаг. В саквояж с документами лучше положить какой-нибудь груз, чтобы не всплыл, если что.

– Есть, герр командир! – Лицо Ульриха отразило стальную решимость. – Можете на меня положиться!

Офицерский кубрик подводной лодки седьмой серии отличается от унтер-офицерского или матросского лишь тем, что каждая койка здесь закреплена лишь за одним человеком. Весь остальной экипаж спал, сменяя друг друга и не давая остыть постели, еще потной после предыдущего матроса.

Ульрих заметил потрясенный взгляд докторского ассистента, виновато пожал плечами и сказал:

– Наша лодка, конечно, не океанская «девятка», зато время погружения у нас меньше. Согласитесь, это стоит того, чтобы поступиться комфортом. Жизнь дороже лишних двадцати сантиметров в проходе. Доктор, вы устраивайтесь здесь, на нижней койке. Шторой можно закрыться от света. К шуму придется привыкнуть. Кстати, мы еще не запустили дизеля.

– Ничего-ничего. – Доктор Штраубе похлопал рукой по подушке, набитой конским волосом, не впитывающим влагу. – Я привык к неудобствам. Вы, юноша, не смущайтесь. Мы с Йонатаном не в круиз собрались, все понимаем.

После этих слов Ульрих почувствовал некую симпатию к доктору. Такой будет терпеть, но вида не подаст. А вот ассистент всячески пытался показать, что тишина лаборатории ему куда милее и ближе, чем вонь лодочных отсеков. Вортсман достал накрахмаленный носовой платок и, скривившись, прикрыл нос.

– Это еще ничего! – засмеялся Ульрих. – Я же говорю, что дизеля пока не запустили. А вот когда запустят, вот тогда начнется настоящая вонища! Но ничего, привыкнете. Вы полезайте на верхнюю койку. – Он отдернул штору и указал Йонатану на его место. – Здесь сейчас ящики с апельсинами. Пока потерпите, мы съедим их в первую очередь. Давно нас так не баловали. Уж не вы ли, доктор, тому причиной?

В этот момент загремели дизеля. По лодке разнеслись команды. Шторы над койками качнулись, субмарина содрогнулась всем корпусом и отвалила от причала. По узкому проходу протиснулась вахта в оранжевых жилетах, загремела по трапу и исчезла в рубке.

– Я не переношу качку. – Ассистент присел на койку доктора и вцепился в деревянный бортик.

Ульрих снисходительно взглянул на его побледневшее лицо и мгновенно вспотевший лоб, потом проговорил:

– Так ведь еще и не качает. Я прикажу специально для вас принести мешок с сухарями. Помогает.

В отличие от доктора, к его ассистенту он начинал испытывать стойкую антипатию. Мало того, что еврей, так еще и носом крутит, будто не Штрау-бе, а он – спаситель Германии. То ему воняет, то его качает!

Лодка вышла из базы, и в борт ударили первые волны. В море дул крепкий ветер, соленая свежесть которого чувствовалась через люк, открытый в рубке. Несколько минут спустя вахта вновь загремела на трапе и рухнула в командный пост. Теперь, достигнув приемлемой глубины, лодка пошла на погружение. В грохот дизелей ворвалось хриплое шипение балластных цистерн. Неожиданно по ушам ударил перепад давления. Вортсман испуганно вскочил и, выпучив глаза, открыл рот.

– Шноркель! – засмеялся Ульрих. – Шноркель! Труба такая. Через нее воздух поступает к дизелям. А как волна приемный клапан накроет, то он закрывается. Тогда двигатели сосут воздух из лодки. Вот по ушам и бьет. Мы сейчас идем на перископной глубине. Это хорошо, что волнение на море. След от шноркеля не виден. Лучше уж хлопки по ушам терпеть, чем грохот бомб. Вы старайтесь всегда держать рот открытым. У нас матросы даже спят так.

Ульрих почувствовал себя экскурсоводом в музее перед совершенно глупыми посетителями. Такое положение ему понравилось – вот так-то, господа ученые! Это вам не лягушек и мышей в лаборатории расчленять!