Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11

Мецнер великолепно ориентировался в часах всех эпох и всех систем. Но особое место в его душе и памяти занимал Кулибин, которого Мецнер считал не королём, а богом часового дела. Старый антиквар относился с каким-то благоговением к гениальному самоучке и его творчеству. Достаточно сказать, что легенда о часах Бомелия, которые предрекли рождение Кулибина, была записана у него в восьми или десяти вариантах.

Когда отец приехал к Мецнеру, тот сразу же догадался о причине визита.

— Насколько я понимаю, Петру Никифоровичу не даёт спать попугай?

— Не смею отрицать, — развёл руками отец.

Мецнер приказал принести птицу. Попугай оказался меньше спичечного коробка. Трудно было поверить, что внутри такой миниатюрной вещи находится сложнейший механизм.

— Неужто сам Кулибин делал?

— Так, по крайней мере, считают часовщики.

— Попугай действительно пел арии?

— У меня нет оснований в этом сомневаться.

— И отвечал на вопросы?

— Могу лишь повторить уже сказанное мною.

— А когда его починят?

— Ответ на этот вопрос интересует меня самого, — сказал Мецнер. — Пока я не могу подобрать часовщика, который бы взялся за эту работу. Кулибины рождаются раз в двести лет, а Штернберги — не чаще, чем в полустолетие.

— И всё-таки вы рассчитываете найти специалиста?

— Надеюсь, — сказал Мецнер. Но уверенности в его голосе отец не почувствовал.

Таким образом, то, что я вычитал в «Санкт-Петербургских ведомостях», превратилось если и не в удачу, то во что-то на неё похожее.

В остальном же отцу не везло. Здорово не везло. Безвозвратно исчезли, не оставив никаких следов, сделанные Кулибиным в Нижнем Новгороде часы «Илья Муромец», «Птичий двор», «Жар-птица», «Царевна».

А исправленные и «возобновлённые» мастером часы, «представляющие между разных растений пень дубоваго дерева с отрослями, листьями и желудками», будто сквозь землю провалились.

Неудача за неудачей, поражение за поражением.

И вдруг…

Просматривая подшивки старых журналов, отец наталкивается в 23-м номере «Москвитянина» за 1853 год на небольшую заметку «Кулибинские часы», подписанную неким Обнинским.

Белов достал из своей папки очередной документ и прочёл мне:

— «К реестру произведений Кулибина в 14 номере „Москвитянина“ прошу редакцию позволить мне прибавить следующее: стенные астрономические часы большого формата, недельные.

В середине циферблата — золотой двуглавый орёл, под ним вензель государыни Екатерины II. Кругом на серебряной доске надпись: „Приеменито имя ея во веки“. Вверху — луна в голубиное яйцо. В циферблате золотое солнце показывает ход обеих планет. Двенадцать месячных знаков. Затмения солнца и луны. Чёрный и белый круги, показывающие время дня и ночи. Стрелка, показывающая високосные годы. Течение и перемены разных планет. Числа дней, названия месяцев и сколько в котором дней.

На дверцах футляра — круг географический. Другой круг — отгадывающий, сколько у кого денег в кармане (столько раз часы ударят), лишь бы было не более 84 рублей.

На минутной стрелке устроены удивительно маленькие часы в гривенник, не имея никакого сообщения с общим механизмом часов, показывают время очень верно.

Ещё несколько штук, которые определить может астроном.

История часов следующая. Граф Бутурлин, имевший свой дом в Немецкой слободе, купил оные часы у Кулибина за 18 тысяч ассигнаций. Перед нашествием французов в Москву граф уехал в Воронежскую вотчину. А смотритель дома в Москве, желая сохранить драгоценные часы, снял оные с футляра, завернул в циновку и опустил в домашний пруд.

Так часы пролежали в пруду до весны. После их вынули, графский часовщик Леонтьев вычистил, и часы идут до сих пор у меня.

Если угодно редакции прислать освидетельствовать во всякое время дня, то я очень рад буду, что диковинное произведение нашего русского механика, стоившее ему много труда и соображений, не погибнет в реке неизвестности.

Жительство имею в Москве на Пятницкой, против церкви святого Климента, в собственном доме.

П. Н. Обнинский.

Ноябрь, 21».

Василий Петрович дочитал до конца опубликованное в журнале письмо Обнинского и аккуратно положил его обратно в свою папку.

— Можете себе представить, голубчик, какое впечатление произвела эта публикация на отца, — сказал он. — О том, что граф Дмитрий Петрович Бутурлин, адъютант Потёмкина, а впоследствии директор Эрмитажа, был большим поклонником Кулибина и приобрёл у Ивана Петровича описанные Обнинским часы, ни для кого тайной не являлось. Но не являлось тайной и другое. В 1817 году Бутурлин уехал во Флоренцию. Предполагалось, что часы Кулибина вместе с другими экспонатами своего домашнего музея и богатейшей библиотекой он перевёз в Италию (после его смерти библиотека продавалась в Париже с аукциона. С молотка пошли и картины известных художников, скульптура, ювелирные вещи).

Говорили, что часы Кулибина были куплены на аукционе каким-то богатым англичанином. А бывший сослуживец отца уверял его, что видел собственными глазами эти часы в доме некоего римского фабриканта, который перепродал их своему родственнику.

И вот оказывается, что часы Кулибина никогда не покидали Москву.

Но так ли это?

Может быть, Обнинский — жулик, решивший спекулировать на интересе к творчеству Кулибина?

Может быть, но всё-таки не похоже — «жительство имею в Москве на Пятницкой, против церкви святого Климента, в собственном доме».

Жулики, как правило, предпочитают не сообщать своего адреса.

Кто же этот П. Н. Обнинский?

Отец навёл справки. Оказалось, что Пётр Наркизович Обнинский — уважаемый человек, старый москвич. Кончал университет по юридическому факультету, затем работал какое-то время в Калужской губернии мировым судьёй, вернулся в Москву. Теперь служит прокурором Московского окружного суда. Опытный юрист, по убеждениям либерал.

Итак, с самим Обнинским никаких подвохов. Но из того, что часы когда-то ему принадлежали, вовсе не следует, что они и сейчас являются его собственностью. Он мог их продать или подарить.

Нет, знакомые Обнинского утверждали, что часы по-прежнему у него.

Отец никак не хотел поверить в свою удачу.

Но через день или два он получил возможность не только посмотреть на кулибинские часы, но и, как положено истинно русскому, пощупать их руками.

— Не верю, что они передо мной, — признался он гостеприимному хозяину. — Будто всё во сне.

— Хотите, чтобы они угадали, сколько при вас денег?

— Буду весьма признателен.

Обнинский нажал на какую-то кнопку, и часы поспешно, словно боясь опоздать, пробили двадцать один раз.