Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11

— Я уже сказал, что переехал в этот район недавно, — сказал Румянцев.

Стельмахович даже прикрыл глаза ладонями. Он никак не мог преодолеть свою застенчивость, и болезненно переживал это, и все-таки не мог заставить себя посмотреть в зал…

Игнатов, включившийся в процесс с каким-то даже азартом, теперь томился душой, с нетерпением поджидая, когда же начнется «главное». Что это такое «главное», он толком не представлял…

Прокурор, знавший Васильева давно, насторожился. «Неужели и на этот раз что-то раскопает?» — подумал он. И невольно потянулся к своим записям. «Где же я пропустил?..» Потом отложил записи в сторону (заглядывать в них не было необходимости, он и так все помнил наизусть) и стал изучать подсудимого.

— Стало быть, у вас в новом районе друзей, кроме Суханова, нет? — спросил Васильев.

— Но это не значит, что, кроме Суханова, у меня вообще друзей нет, — с достоинством сказал Румянцев.

— Очевидно, все друзья у вас в техникуме и по старому месту жительства? Я вас правильно понял?

— Да, правильно.

— А Суханов вам нужен был, так сказать, по соседству, чтобы не бегать выпивать на другой конец города?

— Я не так часто выпиваю, — снова оскорбился Румянцев.

— Во время выпивок с Сухановым между вами не возникало противоречий или, может быть, ссор?

— Нет.

— Зоя, запишите это в протокол, — сказал Васильев, резко поворачиваясь к секретарю. Он прекрасно знал, что она записывает каждое слово, и сказал это вовсе не для нее, а для Румянцева, подчеркивая тем самым важность его ответа. Потом еще раз взглядом заставил ее посмотреть в окошко, и снова получил молчаливый отрицательный ответ, и даже не удержался, и озабоченно покачал головой.

— Скажите, Румянцев, сколько вы выпили в тот вечер, перед тем как вышли на улицу?

— Две бутылки портвейна на троих, — без запинки, ни на секунду не задумываясь, ответил Румянцев.

Васильев, не отрываясь, смотрел на Суханова. Тот при этих словах вздрогнул и быстрее заводил ладонями по коленкам. «Руки потеют», — подумал Васильев.

— А кто был третий?

— Какой-то Миша… Фамилии я не знаю.

— Кто ходил за вином?

— Вот этот Миша и ходил, — с иронией произнес Румянцев, и Васильев понял, что этот Миша сейчас находится в зале.

— Он при вас ходил?

— Да.

— А когда вы пришли к Суханову, у него не было другого спиртного?

— Нет.

— Кому пришла идея выпить?

— Не помню… Идея, как говорится, носилась в воздухе.

— На чьи деньги было куплено спиртное?

— Хозяин угощал, — сказал Румянцев, и опять Васильева поразила нескрываемая ирония. «Э-э, брат, да ты его не любишь, — подумал Васильев. — Интересно, за что? Какие у вас счеты? Сначала открестился от него, теперь сознательно топит дружка. И не находит нужным это скрывать и даже позволяет себе иронию».

— Стало быть, вы выпили на троих литр портвейна? — спокойно уточнил Васильев.

— Да.

— А почему же вы сразу не пошли домой спать? Вы, наверное, крепко опьянели?

— От трехсот граммов невозможно крепко опьянеть.

— Ну почему же, — добродушно возразил Васильев, — есть люди, которым эта доза почти смертельна.

— Я не из таких.

— Значит, вы не чувствовали острого опьянения? — спросил Васильев уже для протокола.

— Не чувствовал! — Румянцев начал злиться.

— А ваш собутыльник Миша?

— Он тоже не чувствовал.

— А Суханов?

— Суханов тоже не был пьян, — отчетливее, чем это было нужно, произнес Румянцев, в сторону Суханова он даже не посмотрел.

Васильев сделал паузу, чтобы Зоя успела записать все в протокол, и повернулся к народным заседателям:

— У вас есть вопросы к свидетелю по этому поводу? Нет… У прокурора? Пока нет. У защиты? Есть? Пожалуйста.

— Скажите, Румянцев, — от долгого молчания голос у Беловой дрогнул, она повторила: — Скажите, Румянцев, вам часто приходилось бывать дома у Суханова?

— Нечасто… Я всего раза два был у него дома.

— Как он живет?

— Не понял? — Румянцев иронически шевельнул бровью.

— Ну, как у него в доме, чисто ли, уютно ли?

— Но ведь может так случиться, что у нас с вами различные понятия об уюте…

— И все-таки, — настояла Белова, — как он содержит свое жилье?

— Порядок в его доме идеальный, — усмехнувшись, ответил Румянцев. — Он любит свой дом, и свою мебель, и свои салфеточки, знаете, такие кружевные на комоде, и на тумбочке, и на телевизоре…

Васильев видел, как от этих слов у Суханова покраснели скулы, как натянулась на них кожа и сжались пальцы.

— Спасибо, у меня пока нет вопросов, — сказала Белова.

«Ну, Боренька, ну, Румянцев, подожди, красавчик, — думал Суханов. — Я тебе припомню и тумбочки и салфеточки, я тебе все припомню…» — Он понял, что Румянцев его топит.

— Свидетель Румянцев, расскажите, пожалуйста, поподробнее об этой выпивке. — Васильев теперь говорил спокойно и даже несколько скучным голосом, словно знал все наперед и лишь соблюдал обязательную формальность.

— Ну, как это бывает… — Румянцев пожал плечами, — принесли вино, хозяин накрыл на стол, поставил закуску… Точно не помню, но, кажется, были рыбные консервы, яичница на сале, потом, кажется, сыр… Ну, налили в рюмки и стали выпивать и закусывать. Должен сказать, что хозяин — Суханов — делает это с большим вниманием. Никогда не позволит суетиться за столом, пить из стаканов, наспех, без закуски. Наверное, поэтому мне и нравится с ним выпивать… Вот вы спрашивали, как это я могу бездуховно пить… Но в хорошем застолье, по-моему, изначально заложено нечто духовное…

«Красиво излагает…» — подумал Васильев и сказал:

— Стало быть, вы пили, не торопясь, помаленьку и хорошо закусывая, и опьянения никто из вас не почувствовал? Я правильно понял?

— Правильно, — снисходительно ответил Румянцев.

— А после встречи с Гладилиным что произошло?

Румянцев отметил про себя, что судья пока никак не квалифицирует преступление, он не говорит, к примеру, «после ограбления» или «после хулиганского нападения», а произносит неопределенное слово «встреча».