Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 16. Анатолий Трушкин

Позднее, обладая завидной смекалкой, я последовательно понял, что я не актер, не режиссер, не редактор, не драматург.

И всё же институт дал мне очень много, он дал мне жену.

Я остепенился, повзрослел и наконец понял, что пора браться за ум.

Второй раз я понял, что пора браться за ум, когда родилась дочь.

В третий раз — когда поступил в Литературный институт им. Горького. Илья Эренбург сказал про Литинститут, что он «готовит профессиональных читателей». Все, кто окончил этот славный вуз, Илье Оренбургу прощают.

Окончательно я взялся за ум, когда меня пригласили работать редактором в Главной редакции литературно-драматических программ Центрального телевидения.

К этому времени меня поперли со всех работ, и, конечно, приглашение на телевидение было продиктовано Провидением.

Я должен был находить одноактные пьесы современных драматургов. Мне лень было искать, и я писал их сам под разными фамилиями.

Замечу мимоходом, что лет до сорока я продолжал во сне летать, то есть рос физически и духовно.

Полеты из снов перешли в явь, я вылетел с Центрального телевидения, приобщился к эстраде и стал летать на гастроли. Пришла популярность. Популярность — это когда ГАИ останавливает: «Штраф пятьдесят рублей. О-о! Трушкин!.. Сто рублей!» Меня стали узнавать на улицах. Помню, идем с женой по Даниловскому рынку, вдруг пропитой голос: «Кто к нам пожаловал! Наконец-то! Я тебя сразу узнал. Ты в том году стакан у меня взял и не вернул».

Популярность росла, стали узнавать в других странах. С шестилетней внучкой Танечкой были под Парижем в Диснейленде. На её глазах у меня попросили автограф наши туристы. Она удивилась: «Дедуля, тебя и здесь знают!» Я скромно промолчал. Осенью на даче подходит соседка семи лет: «Танечка говорит, что вас весь мир знает. Это правда?»

Танечка увидела, что дед недоволен её хвастовством, и крикнула из песочницы:.

— Я не говорила, что весь мир. Я сказала: его знает вся Англия!

Скорее всего, ей передалась моя скромность. А всем, кто считает, что впереди у меня еще и вселенская слава, я прощаю. Что сказать в заключение? Многое мне не дано, но кое-что я умею. Скажем, я неплохо пью водку. Прийти в писательство со знанием людей и жизни еще ничего не значит. Если среди военных, кто не пьет — тот предатель Родины, то среди писателей, кто не пьет — законченный графоман.

Я благодарю всех, кто встретился мне в жизни. Они научили меня любить Родину, людей, труд, творчество, добро, красоту; научили ценить слово, водку, кусок хлеба и так далее.

Я люблю вас, мои дорогие читатели! Больше вас я люблю только моих милых читательниц. Вручаю себя вашему беспристрастному суду и, конечно же, милостивому ко мне во все времена Провидению.

Раздел I Наш паровоз, вперед лети!

В разделе в основном собраны монологи и рассказы, написанные автором в годы, когда он верил, что впереди с фонарем идет партия, а за ней след в след — правительство, исполкомы, домоуправления и народ, что всепобеждающий марксизм-ленинизм в соединении с беспробудным пьянством создали-таки человека нового типа, что материалистическое учение о преимуществах духовного богатства — единственно верное.

Письмо

Письмо Прасковьи Алексеевны Тютеревой, жительницы села Большие Прудищи, жене президента США Рональда Рейгана по батюшке, спрашивала на почте, там тоже никто не знает.

Вы уж извините, не знаю, как вас по батюшке, спрашивала на почте, там тоже никто не знает.

А пишу я вам неспроста, а потому что Василий мой стал сам не свой, а с месяц назад пришел домой сильно выпивши, что за ним не водится. Пришел он сильно выпивши и говорит: «Прасковья, худые дела. Рональд-президент с ястребами затевают устроить мировую войну. С того я и сорвался».

Меня, не поверишь, как кипятком обдало. Чего уж нам такого делить-то? Че уж друг на друга зря щериться? Пустое это дело. Я тебе так скажу, наши мужики первыми драку ни за что не начнут. Но, конечно, доведись им на стороне где схлестнуться с ястребами, хорошим не кончится, схлопочут и те, и другие суток по пятнадцать.

Мой про твоего спокойно слышать не может, сразу у него волосы дыбом, глаза косить начинают, и не поймешь, куда он ими смотрит. Никогда я его таким не видала. И, может, грех это, но ночью спать с ним стала бояться.

И вот я думаю, ты будешь со мною согласная, надо нам с тобою как-то все улаживать. Давай уж постараемся с тобою.

Зачем опять война и такие страдания? Так уж позарез никому этого не нужно.

Не хочу твоего зря хаить, но, может, его кто подзуживает, может, связался с дурной компанией. Тем более тебе надо постараться.

Только ты на рожон не лезь, мужики этого не любят. Скажет: «Молчи, дура, не твоего ума дело». И только все испортишь.

А ты вот как сделай. Вот в субботу пришли с ним из бани, поставь ему четвертинку. Бог с ней, раз уж им это слаще меда. Теперь видишь, развезло его чуть-чуть, подсядь поближе, прижмись всей массою, чтобы у него в глазах поплыло. Ну, как мы все делаем, когда детишкам либо самой что-то купить надо. И тут начни издалека: «Что за компания у тебя такая, одни ястребы? Не нравятся они мне до смерти. Ты ведь семейный человек, в коллективе тебя уважают. Не водился бы ты с ними, ведь шпана шпаной».

Конечно, он не сразу все в толк возьмет и, может статься, после вина и бани начнет приставать к тебе. Уж ты не пожалей себя ради общего-то дела. А только выдалась свободная минутка, ты опять за свое, дескать: «Странно мне, сколько уж русских воевали и Наполеон, и Гитлер, а конец один — сдохли все, — дескать, хватит тебе, Рональд, стервенеть-то, что уж ты, как с цепи сорвался, давай замиряться с русскими. Они люди хорошие, на чужое не зарятся. Мы, слава богу, тоже не бедствуем. Что уж нам от добра добра-то искать? Как бы еще самим боком не вышло. Ведь они могут нам и фонаря под глаз поставить».

Глядишь, таким манером он и образумится. Я тут со своей стороны баб подговорю, чтобы мужикам послабление дали. Лаской мы все вместе больше добьемся, ты уж не сомневайся.

Ведь начнись война, детей наших же поуничтожает. А разве это дело, чтобы родители своих детей переживали?

Я тебе в письмо вкладаю открытку с обратным адресом, чтобы ты не тратилась. Напиши, как у тебя заладится с Рональдом, а то я буду очень беспокоиться.

Щас весна, послать вам нечего, а осенью жди меда гречишного, грибов сушеных и соленых. И приглашаю в гости, когда вам будет удобно, когда у вас с Рональдом отпуск совпадает.