Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 16. Анатолий Трушкин

СТАРИК. Разве можно так жить?.. Лишь бы хапнуть! А душа-то?.. А совесть-то?.. А дети-то смотрят?.. Ну, что ты всё молчишь?.. Куда так придем?

СВАХА. Это он недавно такой стал, как товарищи его стали для себя жить. То вроде бы ничего — только спятил, а то вдруг вроде бы как рехнулся.

СТАРИК (неожиданно нервно смеется). Спохватимся, когда жареный петух клюнет, да по воровству на душу населения небось идем не на последнем месте. Отпор когда будем давать? Ну, что ты всё молчишь?.. Тоже думаешь, что здесь зеркало стоит?

СВАХА. Ваня, ты с кем там так громко разговариваешь?

СТАРИК. Ни с кем. Сам с собой. (Отходит в глубь сцены.) Газеты достала, Даша?

СВАХА. Достала.

СТАРИК. Почитай, что пишут, а то на душе муторно. Выбирай, Даша, что-нибудь светлое, что-нибудь улыбчивое, про молодежь.

СВАХА (улыбается, читает). «От шестнадцати и старше… Тяжелые последствия легкого поведения».

СТАРИК. Не надо про последствия. Посмотри, нет ли новостей культуры.

СВАХА (читает). «Новости культуры. Главный режиссер русского драматического театра привлечен областным управлением внутренних дел…»

СТАРИК. Не надо, не надо.

СВАХА. «К постановке…»

СТАРИК. Не надо! Ничего больше не надо читать.

СВАХА. Может, про погоду?

СТАРИК. Ну, разве про погоду.

СВАХА (читает). «Сотрудники метеорологической станции, расположенной напротив мясокомбината номер семь, сообщают, что в любую погоду…»

СТАРИК. Всё! Достаточно на сегодня. (Взволнованно ходит по помещению.) Надо что-то делать, Даша, иначе погубим и себя и государство.

Появляются Лекарь и Страж, оба навеселе. Старик оглядывает их, осуждающе качает головой. Лекарь и Страж в ответ осуждающе качают головами.

СТАРИК (Свахе). Опять пьяные. (Лекарю и Стражу.) Вы на работе али где?

СТРАЖ (Лекарю). Мы где?

Лекарь пожимает плечами.

СТАРИК. На работе все работают, а вы чем занимаетесь?

СТРАЖ (Старику). Ты заблуждаешься насчет того, что у нас на работе все работают.

ЛЕКАРЬ (Старику). Ты заблудился.

СТРАЖ (оглядывается на Сваху). Ты заблудил… ся.

ЛЕКАРЬ (Старику). Сам посуди, если бы у нас на работе все работали, мы бы сейчас как жили?

СТРАЖ. Да. Как бы мы все сейчас жили, если бы все работали? Мы же не все живем так, как мы бы все жили, если бы мы все работали.

ЛЕКАРЬ. Логично. У нас только часть живет так, как будто у нас все работают.

СТРАЖ. А все живут так, как будто у нас работает только часть.

ЛЕКАРЬ. И та часть, которая живет, как будто у нас все работают, не работает совсем.

СТРАЖ (Лекарю). Это для него уже сложно.

СТАРИК. Нужно, чтобы работали все! На совесть!

ЛЕКАРЬ (Стражу). Да, это для него уже сложно.

СВАХА. Ваня, они тебя путают.

СТАРИК. Путаники вы. Путаники! Вот вы кто!

ЛЕКАРЬ. Что ты шумишь? (Показывает на зал.) Все спокойно сидят, никто не возмущается, один ты шумишь.

Старик растерянно смотрит в зал.

Вот шумит.

СТАРИК (в зал.) Ребята, вы чего же?.. Даша, поганое дело. Похоже от этих в зал передалось. (Идет на авансцену. В зал.) Ребята, живите для народа. Если ни кола ни двора, это хорошо. От вещизма люди перерождаются в самом прямом смысле. Я знал одного мужчину — горный брюнет, красавец, в расцвете сил потерял свой пол.

Сваха ахает.

Начал вдруг скупать бюстгальтеры, пеньюары, колготы. Сотнями. Часть продавал. Органы спросили его: «Для кого же это всё?» Он сказал: «Для меня». Вот до чего может довести вещизм.

Страж незаметно ощупывает себя.

Даша, не видишь, в зале никто не переродился?

СВАХА. Темно больно, ничего не вижу.

СТАРИК (кричит). Дайте свет в зале.

В зале загорается свет.

СВАХА. Так-то не видно, чтобы переродился кто-нибудь.

СТАРИК. Товарищи, проверьтесь, это желание пожить для себя, этот вещизм так незаметно подкрадывается.

Лекарь незаметно ощупывает себя.

Уберите свет из зала.

СВАХА. Ваня, а с этими что будем делать?

СТАРИК (Лекарю и Стражу). Вон отсюда.

Лекарь и Страж уходят. Старик задумывается.

СВАХА. Вань, как ты себя чувствуешь?.. С головой у тебя как?.. Сколько будет пять да пять?

СТАРИК. Даша) Есть выход! Знаю я теперь, как привести людей в чувство. Верное дело! Нет такого человека, который бы перед лицом смерти…

СВАХА. Ты что удумал?! Ваня, опомнись!

СТАРИК. Да что такого-то? Я, Даша, сделаю вид, что помираю. Как они увидят это, у них мороз по коже и так проймет их, что они враз образумятся. Только надо всё достоверно сделать, чтобы обман не всплыл. Ты помоги мне.

СВАХА. Я, Вань, для тебя на все готовая.

СТАРИК. Давай порепетируем с тобой.

Старик снимает ботинки, ложится на стол, скрещивает на груди руки. Сваха уходит, возвращается с зажженной свечкой, вставляет ее в руки

Старика.

СТАРИК. Я стонать начну, а ты причитай. (Стонет.)

СВАХА (неуверенно). На кого же ты меня оставляешь, сокол мой ясный?

СТАРИК. Прибавь, Даша.

СВАХА. Ваня-я, цветок мой лазоревый, кормилец ненаглядный, не уходи ты от меня, не оставляй меня здеся одну-у. Что я делать буду без тебя, как я одна горькая жить стану-у. Ой, Ваня мой, Ваня!

СТАРИК. Хорошо. Иди, зови их всех.

Сваха уходит. Слышны звуки траурного гимна. Возвращается Сваха.

За ней, толпясь, подталкивая друг друга, входят испуганные Лекарь.

Страж. Летописец.

СТРАЖ. Как случилось-то? Только что хорошо себя чувствовал: кричал на людей, топал.

СВАХА. Приступ… О-ой, Ваня-я! На кого же ты меня оставляешь? Пожалей ты меня несчастную!

ЛЕТОПИСЕЦ. Бог дал, бог взял.

Все грудятся вокруг Старика.

СВАХА. Горе мне, горе!

ЛЕТОПИСЕЦ. Не надо, Дарья Тиофевна, соседи подумают, что скандал у нас.

Старик жалобно стонет.

ЛЕКАРЬ (щупает у него пульс). Больше трех часов не протянет.

СТАРИК (живо приподнимается). Сколько ты говоришь?

ЛЕКАРЬ. Три часа от силы.

СТАРИК (в зал). Вот учат их! (Ложится, стонет.)

СТРАЖ (ставит ногу рядом с ботинком Старика). Ты смотри! Ботинки-то у тебя моего размера.

СТАРИК (настороженно). Ну и что?

СТРАЖ. Ничего. К слову пришлось.