Антология Сатиры и Юмора России XX века
Шрифт:
— Ах, да! К сожалению, поздно ты за него попросил. Звоню я в чрезвычайку на другой день, а его только что израсходовали. Еще тепленький.
— А, черт бы вас разодрал! И куда вы так вечно спешите. Ведь совершенно безобидный старик. Три дочери от голодного тифа скапустились. Он и того… Кому сдавать? Вам, Алексей Максимыч. Так-с. Я не покупаю. Ну зайдем с валетика, что ли. А это как вам понравится? А это!! Хе-хе… Все пять — мои; пишите ремизы.
Вошла горничная.
— Домна спрашивает — телятину подогреть?
— Наоборот, — поднял голову от карт
— Господа, пожалуйте закусить. Вам телятинки сначала, рыбки или макарон? Рюмочку лимонной! Сам настаивал, хе-хе.
Так они и живут, эти приятели, так дорого обошедшиеся России.
Слабая голова
Позвонили мне по телефону.
— Кто говорит? — спросил я.
— Из дома умалишенных.
— Ага. Здравствуйте. Я ведь ничего, я только так. Хи-хи. Ну, как поживают больные?
— Насчет одного из них мы и звоним. Вы знавали Павла Гречухина?
— Ну как же! Приятели были. Да ведь он, бедняга, в 1915 году с ума сошел…
— Поздравляем вас! Только что совершенно выздоровел. Просится, чтобы вы его забрали отсюда.
— Павлушу-то? Да с удовольствием!
Заехал я за ним, привез к себе.
— Ф-фу! — сказал он, опускаясь в кресло. — Будто я снова на свет божий народился. Ведь, ты знаешь, я за это время совершенно был отрезан от мира. Рассказывай мне все! Ну как Вильгельм?
— Ничего себе, спасибо.
— Ты мне прежде всего скажи вот что: кто кого победил — Германия Россию или Россия Германию?
— Союзники победили Германию.
— Слава богу! Значит, Россия — победительница?
— Нет, побежденная.
— Фу ты, дьявол, ничего не пойму. А как же союзники допустили?
— Видишь ли, это очень сложно. Ты на свежую голову не поймешь. Спрашивай о другом.
— Как поживает Распутин?
— Ничего себе, спасибо, убит.
— Сейчас в России монархия?
— А черт его знает. Четвертый год выясняем.
— Однако, образ правления…
— Образа нет. Безобразие.
— Так-с. Печально. Спички есть? Смерть курить хочется.
— Нету спичек, не курю.
— Позови горничную.
— Маша-а-а!
— Вот что, Машенька, или как вас там… Вот вам три копеечки, купите мне сразу три коробки спичек.
— Хи-хи…
— Чего вы смеетесь? Слушай, чего она смеется?
— А видишь ли… У нас сейчас три коробки спичек дороже стоят.
— Намного?
— Нет, на пустяки. На пятьсот рублей.
— Только-то? Гм! Чего ж оно так?
— Да, понимаешь, за последнее время много поджогов было. Пожары все. Спрос большой. Вот и вздорожали.
— Так-с. Эва, как ботиночки мои разлезлись… Слушай, ты мне не одолжишь ли рублей пятьсот?
— На что тебе?
— Да немного экипироваться хотел: пальтецо справлю, пару костюмчиков, ботиночки, кое-что из бельеца.
— Нет, таких денег у меня нет.
—
Неужели пяти катеринок не найдется?— Теперь этого мало. Два миллиона надо.
Павлуша странно поглядел на меня и замолчал.
— Чего ты вдруг умолк?
— Да так, знаешь. Ну дай мне хоть сто рублишек. Поеду в Питер — там у меня родные.
— Они уже умерли.
— Как? Все?
— Конечно, все. Зря, брат, там в живых никто не останется.
— Ну я все-таки поеду. Хоть наследство получу.
— Оно уже получено. Теперь все наследства получает коммуна.
Взор его сделался странным. Каким-то чужим. Он посмотрел в потолок и тихо запел:
— Тра-та-та, тра-та-та, Вышла кошка за кота.Мне почему-то сделалось жутко. Чтобы отвлечь его мысли, я сообщил новость:
— А знаешь, твой кузен Володя служит в подрайонном исполкоме Совдепа.
Павлуша внимательно поглядел на меня и вежливо ответил:
— Ду-ю спик энглиш? Гай-ду-ду. Кис ми квик. [20] Слушай… Ну, я в Москву поеду…
— Да не попадешь ты туда, чудак!
— Почему, сэр?
— Дойдешь ты до Михайловки, за Михайловкой большевики.
— Кто-о?
— Это тебе долго объяснять. Проехал ты, скажем, большевиков — начинается страна махновцев; проехал, если тебя не убьют, махновцев — начинается страна петлюровцев. Предположим, проехал ты и их… Только что въехал в самую Совдепию — возьмут тебя и поставят к стенке.
20
Вы говорите по-английски? Как поживаете? Поцелуйте меня побыстрее ( искаж. англ.).
— Ну что ж, что поставят. А я постою и уйду.
— Да, уйдешь, как же. Они в тебя стрелять будут.
— За что?
— За то, что ты белогвардеец.
— Да я не военный.
— Это, видишь ли, тебе долго объяснять. Конечно, если ты достанешь мандат харьковского реввоенсовета или хоть совнархоза…
Павлуша схватился за голову, встал с кресла и стал танцевать на ковре, припевая:
Чикалу, ликалу Не бывать мне на балу! Чика-чика-чикалочки — Едет черт на палочке…— Знаешь что, Павлуша, — предложил я, — поедем прокатимся. Заедем по дороге в сумасшедший дом. Я там давеча портсигар забыл.
Он поглядел на меня лукавым взглядом помешанного.
— Ты ж не куришь?
— А я в портсигаре деньги ношу.
— Пожалуй, поедем, — согласился Павлуша, хитро улыбаясь. — Если ты устал, я тебя там оставлю, отдохнешь. Два-три месяца, и, глядишь, все будет хорошо.
Поехали.
Он думал, что везет меня, а я был уверен, что везу его.