Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11

Подойдя к авто, парни дружно, как по команде, открыли левую и правую задние дверцы и дружно, ловко, быстро прыгнули на заднее сиденье.

— Порядок? — спросил их водитель «Жигулей», потянулся к ящичку на панели, в просторечии прозванному «бордачком». — Как впечатление?

— Да что там, Григорий Борисович… Сорокалетнее бревно. И задница мерзнет.

Водитель резко обернулся, сказал сочувственно:

— Понимаю. Когда начинал, тоже приходилось, — протянув деньги, добавил высокомерно, — чтоб уйти с исполнительских должностей, братцы, нужно доказать, что способен работать головой, а не только лапами да той штукой… Учтите, подвезу только до Окружной. Меня ждут на уик-энд. Дачные радости: последний день февраля, последние лыжные утехи. Да, — вдруг тревожно спохватился он, — с этой тварью все будет о’кей?

— Гарантируем, Григорий Борисович. Уделали по высшему пилотажу. Да и в этом году нам должно везти. Хороший для нас год наступил, 1988 год, год Дракона: а мы оба — с 1964-го…

И все трое рассмеялись вполне добродушно.

1

Телефон зазвонил в половине восьмого. Тамара вскочила, побежала босая… Вадиму Федоровичу стало жаль ее, как-никак праздник, хорошо бы отоспаться. Через минуту Тамара вернулась и с укоризненным вздохом сказала негромко:

— Арбузов. Неймется ему… — И снова залезла под одеяло. А Вадиму Федоровичу пришлось вставать. Он удивился. Что такое заставило барина и самому подняться рано, и его вытащить из постели? Праздник! Сегодня же День Победы. Сорок третья годовщина.

— Вадим Федорович, немедленно приезжайте ко мне, — сказал Арбузов. — Такси я оплачу. Разговор не телефонный. Но крайне необходимый, крайне!

— О господи! — выдохнул Вадим Федорович, не особенно соображая спросонья. — Что случилось? С праздником, кстати.

— Да, с праздником, — понуро ответил Арбузов. — Только давайте скорее, или вы можете меня не застать!

— Да в чем дело?! — Вадим Федорович начал раздражаться, он терпеть не мог недомолвок, не та профессия.

— Дело в том… Словом, будет дело — И Арбузов повесил трубку.

Он, что, ждет ареста или решил руки на себя наложить? Глупость какая-то…

Как был, в трусах и пижамной рубахе, Вадим Федорович побрел на кухню, все время оглядывался — не хотелось попасться на глаза своей невестке неглиже. Поставил чайник. Начал бриться. Потом с чашкой чая подошел к окну, взгляд уперся в серую стену, выложенную силикатным кирпичом, стену соседней пятиэтажки. На балкон четвертого этажа вылез заспанный тип в синей майке, принялся гантели подкидывать. Как же не любил Вадим Федорович свой район! А куда деваться? На этот вопрос у него не было конкретного ответа.

Хотя Арбузов жил в центре, таксист не сразу нашел, долго плутал переулками между бывшей Молчановкой и улицей Воровского. Вадиму Федоровичу было жаль потраченной пятерки, но он решил, что от барина денег не возьмет.

Впервые оказавшись в гостях у Арбузова, Вадим Федорович понял, что впервые оказался и в подобном доме — со швейцаром, с уставленным цветочными кадками холлом у лифтов, с зеркалами по стенам. Собственное отражение в них ему не понравилось — он тут же почувствовал себя здесь не к месту.

Арбузов сам отворил ему дверь, и Вадим Федорович озадаченно прикинул: Олег Александрович не выглядел человеком в «пограничном», как теперь принято говорить, состоянии — что же могло произойти? И одет Арбузов был по-домашнему, вроде никуда не собирался, почему же он грозился, что из-за промедления приглашенного они могут разминуться?

— Сейчас выпьем кофе и поедем, — быстро заговорил Арбузов. — Вы работали следователем, вы человек знающий… Но прежде надо проговорить все детали, нельзя допустить мельчайшего ошибочного поступка. Нужно выработать линию поведения, даже защиты….

— От кого? — нетерпеливо перебил Арбузова Вадим Федорович.

Тот секунду смотрел на него пустыми испуганными глазами, потом у него как-то странно задергался кадык, и он проговорил сипло:

— Ламко убита…

— Галина?.. — Вадиму Федоровичу захотелось потрясти головой и прогнать наваждение.

— Галина. Вчера. Там уже милиция… Ее нашли сегодня рано утром буквально на пороге салона… За углом… И я боюсь. Проходите, Вадим Федорович. — Но Арбузов мешал зайти в комнату, стоя у стеклянных дверей в нее, и вдруг заломил руки, сморщился, сказал скороговоркой. — Я боюсь, меня заподозрят, я же имел несчастье именно вчера поссориться с ней при свидетелях! Но ссора никакого отношения… Или вы мне не верите? Не верите, что я к убийству не причастен? Похоже, да? Из-за всех бывших разногласий, похоже, конечно? Почему у вас такое лицо?

Вадим Федорович передернул плечами и вошел в большую, очень большую, дорого и со вкусом убранную комнату. Сказал, осматриваясь:

— Обычно ложные версии разрабатывают до, а не после преступления.

Арбузов отшатнулся:

— Вот, вот, видите, о чем вы сразу! Даже вы! А я не совершал преступления! И вы, Вадим Федорович, это прекрасно, лучше других знаете! А через час мы встретимся с сыщиками, как поведет себя ментура, если вы сами готовы подозревать, я ума не приложу. Как держаться, что говорить, что отвечать — для меня это… — И Арбузов воздел руки над головой.

Вадим Федорович присел к накрытому столу и начал завтракать. С удовольствием смаковал кофе.

— Не понимаю, Олег Александрович, чего вы боитесь?

— Всего! — выкрикнул Арбузов — Мы, кооператоры, сегодня люди подозрительные! Для милиции кооператор — уже потенциальный преступник, рэкетир, сутенер, растлитель малолетних и кто там еще… И где будут искать мотивы убийства! Да, конечно, в кооперативе! Первым делом, не разбираясь, из профилактических соображений закроют «Элладу» до выяснения. Только пойди ее потом открой! Мы с вами на улице окажемся! Вот чего я боюсь больше всего, если откровенно.

— Верно. Спасение предприятия — более благородная и бескорыстная цель, нежели спасение своей, извините, шкуры. Так и держитесь, за то и цепляйтесь, когда станут прижимать.

— Зачем вы так, Вадим Федорович, — обмяк Арбузов.

— А вы встаньте на мое место и представьте, о чем я сейчас думаю, Олег Александрович…

— Не представляю. Мне вполне хватает того места, на котором я оказался. Так о чем вы думаете?

— Рассуждая логично, я полагаю, что вам есть от чего паниковать — и вы ведь паникуете. Свободные от угрызений совести обычно спокойны. Как я, например, — он еще налил себе кофе. — Мне жаль Ламко, событие кошмарное, но лично у меня нет причин впадать в крайнее волнение. А весь кооператив, однако, знал, какие непростые отношения сложились у Ламко с вами. Пожар, несколько месяцев назад разыгравшийся у нее в салоне, был симптомом вашего разлада, показателем, насколько этот разлад серьезен, и, конечно, прямым намеком, что Ламко следует выйти из правления кооператива, выплатить неустойку, расстаться с салоном. Вот почему все говорят о том, что пожар был умышленным поджогом. Конечно, об исполнителях вслух не говорят, их, слава богу, не нашли, но все знают, какую роль в кооперативе играет ваш ближайший помощник Григорий Борисович и целая рать его помощников — экспедиторов, курьеров, набранных из бывших тренеров, спортсменов, дзюдоистов, каратистов и уголовников. Конечно, вы знаете, как зовут Григория Борисовича за глаза…

— Как? — насторожился Арбузов.

— Малютой Скуратовым… Был такой подручный, кровавых дел мастер у царя Ивана Грозного.

— Вадим Федорович, родной, мы не о том говорим, все это грязные сплетни, низкие слухи, а Гришина команда — она же у нас исключительно ради обороны, на всякий случай… И ни разу, к счастью, не пришлось… А у других что делается, знаете? И оружие, и бронежилеты покупают, заключают неправомочные сделки, да, представьте. А мы… Мы чисты. Поверьте мне. Вы бы знали, я бы вам сказал. Будете еще кофе? А то, может, поедем?