Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11

Они искали, а время шло. На дело пришлось брать отсрочку, и это была одна из наиболее неприятных отсрочек. Как-никак не украденная курица — фальшивомонетчик.

Потом монеты появились опять. Обрадовался Вадим новым рублям несказанно. По карте их путь оставался неизменным. В основном Москва — Приволжск, промышленный город, линия железной дороги. В ресторанах поездов? Нет. Только пристанционные киоски, буфеты…

Можно было думать, обладатель рублей едет поездом и, естественно, не хочет проводить часы, а то и сутки неподалеку от своих, сданных в обращение, монет.

А по весне в том же Новогорске, прямо в городе, на едва освободившейся от снега темной земле газона было найдено сразу двенадцать рублей…

Вадим перевернул еще лист дела. Вот рапорт постового, нашедшего эти монеты.

Случайно нашел он их? Не совсем.

Есть версии, которые не запишешь ни в один план расследования, потому что уж очень трудно их обосновать, уж очень на интуиции построены.

Вадим без особой симпатии относился к этому слову, которое часто применяют всуе. Разумеется, без интуиции не обойдешься, но насколько же чаще проявляется она у опытного человека.

Что мог сказать Вадим о женщине, с которой при нем беседовал Жарков? Только то, что она слишком обрадованно принесла копию чека? И то, что в Новогорске существуют заводы, на которых в принципе мог бы быть изготовлен штамп. Но так или иначе работников милиции города он все-таки делом о рубликах «озадачил».

Одна точка — точка. Две точки — направление. Женщина и — двенадцать монет. Двенадцать рублевых монет без кошелька не обронят. Потерянными они быть не могли. Они были брошены. Или выброшены. Может быть, даже из окна?

Опять пошла кропотливая работа в двух направлениях: кто живет в окружающих сквер домах — домах многоэтажных, домах-башнях — и кто ездит из Новогорска в Приволжск. Планомерно ездит. Очевидно, в командировки.

Попутно Вадим поднял еще раз копию допроса женщины — Легостаевой и, помнится, уже не удивился, выяснив впоследствии, что окна ее квартиры выходят на сквер.

Из Новогорска не один, не два, около тридцати заводских работников разных специальностей и должностей ездили в командировки в направлении Приволжска. Постепенно отсеивались по разным причинам люди, все уже становился круг. Когда наконец Вадим остановился на одной фигуре, он не поверил сам себе. И Бабаян тоже не поверил.

— Только версия!

— Следственная версия — это возможное объяснение расследуемого события и его обстоятельств, которые используются для установления истины по делу, — скромненько заметил Вадим.

— Благодарю, — чуть склонив голову набок, сказал Бабаян. Посторонний мог бы поверить в искренность его интонации. — Благодарю за точность формулировки. По учебнику шестьдесят третьего года цитируешь?

Сколь ни была она невероятна, версия тем не менее встала на ноги и требовала отработки.

Нужно было выходить за стены не только отдела, но и управления и просить директора завода отправить человека в Приволжск еще раз.

Просто? Нет, очень не просто, если учесть, что директор — дважды Герой Социалистического Труда и, как положено, горой стоит за своих людей, а человек, коего надо вытащить в Приволжск, до сей поры ничем не замаран.

Помнится, это был второй час «пик» в этом долгом изнурительном деле. Вадим еще раз поехал в Новогорск. Поехал без всякой видимой надобности. Почему-то захотелось ему еще раз посмотреть газон, где обнаружились эти проклятые рубли.

Был конец рабочего дня. И он увидел Легостаеву под руку с тем, на кого они вышли.

Опять проверка. Оказалось: муж и жена! Просто разные фамилии.

Реденький пунктир, похоже, сливался в линию. И все-таки — только версия. Мало не только для ареста — для обыска мало. А как бы желателен был обыск!

— В общем, голубчик, к директору поедешь вместе со мной. Сам и докладывай, — сказал тогда Бабаян. — Я от его высказываний в наш адрес уже дымиться начинаю.

Обычно следователь собирает доказательства, улики прямые и косвенные и косвенные, переходящие в прямые. Весомая совокупность обстоятельств может подтолкнуть подозреваемого к признанию — хотя бы частично — вины. Ну, а следствие все равно будет продолжаться, потому что случается и самооговор. Бывает, что преступник отказывается в суде от собственного признания, если заметит, что в ходе следствия не закреплены объективные доказательства истинности его показаний.

Вадим рассчитывал найти в доме подозреваемого человека вещественные следы его подпольной, так сказать, деятельности.

— Так и будет он тебе штамп дома держать, — сомневался Бабаян.

— Мне нужен даже не штамп. Мне нужна металлическая пыль того же состава, что и рубли. Думаю все-таки, что он работает дома. Дачи у него нет, родственников нет, в чужую квартиру с таким делом не пойдешь. Если предположить, что он работает дома, где-нибудь непременно должна сохраниться пыль.

— Вам, металлистам, виднее, — сказал тогда Бабаян. — Допускаю пыль. Помни, Вадим Иванович, и не забудь на радостях, коль скоро пойдет он на раскол, хотя, убей меня бог, если я знаю, на чем ты сыграешь. Так вот, если он и расколется, не попадайся на общие фразы. Собирай как можно больше фактов, обстоятельств, деталей, которые могут стать обстоятельствами по делу! Пусть хоть все признает, надо тщательнейшим образом все конкретизировать и детализировать показания. Вспомни дело Кореева.

…Дело это трудно было забыть. Кореев убил жену. На следствии в преступлении он признался. Сказал, что после убийства уехал за город, потом вернулся, спросил у соседей, не оставляла ли жена ему ключ.

Однако в этот момент его осенило, что ездил-то он без билета, а стало быть, не сможет доказать алиби.

Тогда он вернулся на Киевский вокзал, «достал» билеты, один от Москвы до пятой зоны, второй — от пятой зоны до Москвы. На последнем билете не была указана станция продажи.

И следователь допустил ошибку. Он не уточнил, каким именно образом попал билет Корееву, не записал это уточнение в протокол допроса.

Ошибка эта была Кореевым замечена. В суде он отказался от всех показаний, заявив, что жены не убивал, что билет куплен на станции Крекино, а раз он это знает, то, стало быть, он там и был, и алиби его несомненно. А на допросах, дескать, его принудили к самооговору.

Немалый труд пришлось потратить, пока установили, что билет Корееву дал участник экскурсии, возвратившийся со станции Крекино, который и рассказал, где купил билет.

Детали, подробности… К сожалению, в работе следователя весомость или маловажность их определяется лишь в конце работы. В конце не только следствия, но и судебного процесса, когда обвинительное заключение подтверждено, подтверждена и определена следователем статья…

Вадим сидел над делом, ждал телефонного звонка, а между тем рабочий день в управлении набирал скорость. Вернулся из тюрьмы довольный Карпухин. Принялся раскладывать в хронологическом порядке протоколы, показания, справки, запросы, авиабилеты. Сейчас сошьет он их в папку, и ворох документов превратится в аккуратно подшитое «дело».

Пришел старший лейтенант, кажется, из Раменского. Сам лейтенант молодой, портфель блестящий, новый. Лейтенант говорит, уважительно глядя на Вадима. Вадима он, очевидно, где-то запомнил. Вадим его — нет.