Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Дней через десять Печкину позвонил один из участковых:
— Губин вчера куда-то уезжал. С грузом. Удачно получилось: он машину к самому дому подогнал, я и записал номерок…
В таксомоторном парке оперуполномоченный узнал часы работы шофера и приехал туда перед началом смены. Войдя в диспетчерскую, Михаил Прохорович увидел чубатого парня, который сердито говорил курносой девушке:
— Незачем милиции мной интересоваться: выпиваю два раза в месяц — с получки, на красный свет не гоню, от алиментов не бегаю, в общем, чист, как ангел.
— Можно
— Занят я, — нехотя отозвался парень, мельком оглядев потертое пальто и поношенную армейскую ушанку оперуполномоченного, — жду человека одного…
— Меня, очевидно, и ждете. — Михаил Прохорович показал удостоверение. — Пойдемте к вам в машину, потолкуем. — Он заметил, что глаза девушки заблестели от любопытства, и не хотел начинать при ней беседу.
В гараже шофер подвел Печкина к «Победе», пробежавшей, вероятно, не одну сотню километров.
— Вот она, кормилица. Осматривать будете?
— Нет, не буду.
Михаил Прохорович открыл дверцу, уселся сам и пригласил жестом в машину ее хозяина. Закурили.
— Вот что, парень, — начал оперуполномоченный, — возил ты вчера гражданина лет пятидесяти? Седоватый, губы толстые, брови густые, косматые, нос мясистый, толстый, красный…
— Похож, — отозвался шофер. — Пальто на нем бобриковое?
— Ну, пальто — вещь непостоянная, — усмехнулся Печкин, — переменить недолго. Вот, глянь-ка на фото.
Оперуполномоченный протянул отливающий глянцем бумажный квадрат.
— Точно, — парень оживился, поняв, что милиция интересуется не им, а пассажиром, — возил. В Лысково.
— Дом в Лыскове запомнил?
— Ага.
— Тогда поехали. По дороге расскажешь.
Шофер нажал на стартер, и машина плавно тронулась с места.
За городом, прибавив газу так, что стрелка на спидометре дрожала около цифры 80, а за стеклами проносились отбрасываемые скоростью заиндевелые деревья, парень говорил о вчерашней поездке:
— Был он, понимаешь, с бабой. Гражданочка красивая, я те дам! — Шофер подмигнул Печкину. — Груза немного: чемоданчик и два мешка. Сам он их, значит, поклал в такси, сам и снял. Тяжелые нет ли — не знаю. Скушно, понимаешь, я ему про то, про се, а он, угрюмый черт, молчал всю дорогу. С бабой двух слов не сказал. Ну, прибыли, расплатился. Врать не буду — двадцатку сверх счета подкинул.
Оперуполномоченный узнавал осторожную повадку Губина.
— Мешки-то с чем? — попытался уточнить Михаил Прохорович. — Ну, по виду — вещи в них какие или что?
— Вроде бы тряпками набиты, — прикинул, подумав, шофер, — мягкие…
Приближалось Лысково.
— Не довезешь меня метров сто до этого дома и подождешь, — распорядился оперуполномоченный.
Еще десять минут… Улица, поворот — и машина затормозила.
— За углом, третий от края, — зачем-то понизил голос парень. — Ни пуха ни пера, начальник.
Печкин хлопнул дверцей и, сутулясь, зашагал навстречу ветру.
Старичок с козлиной бородкой недоверчиво осмотрел рослого, чернявого человека.
— Сапогов я, мил друг,
не шью, не выучился.— Да как же, папаша, — оперуполномоченный старался улыбнуться поласковей, — меня ж к тебе посылали. Бабку я тут одну встретил, — солгал он.
— Бог с тобой, — стоял на своем Никифор, — не могу. Да ты не печалуйся, сапожников здесь много. Вон через избу дед Митрий живет, он стачает. Ежели, конечно, кожа у тебя имеется, — добавил старик.
Поблагодарив хозяина, Печкин вышел. Он понимал, что бродить по сапожникам глупо. Сапоги и туфли, сшитые из ворованной кожи, продают через вторые, третьи руки. «Ладно, — утешил он себя, направляясь к такси, — кончик ниточки от Губина есть. Теперь надо найти ниточку от завода к Губину».
Шофер его не расспрашивал. Несмотря на словоохотливость, парень все-таки разбирался, о чем можно говорить, о чем нельзя.
На другой день Печкин побывал на «Красном кожевнике». Вместе с собаководом, работником заводской охраны, долго ходил по цехам, присматривался.
— Псы твои сейчас на цепи? — спросил Казарина оперуполномоченный.
— На проволоке бегают. На ночь спускаю.
Высокий, худощавый, с военной выправкой, собаковод был сдержан, показывал свое хозяйство спокойно, с достоинством.
Забор поверху опутан ржавой металлической колючкой. Овчарки предупреждающе рычат, собирая в гармошку черные клеенчатые носы. Острые клыки не вызывают желания познакомиться с ними поближе.
Этот путь для вора явно исключался. Оставалась проходная. Но через нее много не вынесешь. Кроме того, помимо вахтера, там почти всегда сидел Казарин. Машины с готовой обувью, зная о хищениях, самолично проверял начальник охраны.
— Как вы думаете, — Печкин чуть приотстал, закуривая, — каким образом можно вынести кожу с завода?
Казарин виновато улыбнулся, пожал плечами.
— Если б знать, Михаил Прохорович! Собаки к забору не подпустят, тут я ручаюсь. А проходная, сами видели… Одна надежда на вас, а мы уж с ног сбились. Просто ума не приложу — кто и как…
Вернувшись к себе в отдел, Михаил Прохорович еще и еще раз продумал свою задачу со многими неизвестными. Против Губина улик пока нет. Старичка из Лыскова тоже голыми руками не возьмешь — кожа-то давно перепродана. Раньше срока его и трогать нельзя — вспугнешь. Единственно верное: не спускать глаз с главаря, следить за каждым шагом. Если не он на завод, так к нему с завода должен кто-нибудь прийти…
Но Губин был хитрее и осторожней, чем предполагал даже Печкин, отдавая должное опыту и уму рецидивиста.
Из дому Губин уходил редко и неохотно. Когда надоедало сидеть одному или видеть опостылевшие лица близких, брел в ближайшую «забегаловку». Водку приносил с собой и, вылив ее в пиво, неторопливо потягивал крепкую желтоватую бурду. Пил обычно возле окошка, ощупывая твердыми, подозрительными глазами прохожих. В разговоры ни с кем не вступал. Как и все алкоголики, почти не закусывал. И в какое время он снова появится дома — никто не знал.