Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Павел Данилович засомневался, шутка это или, может быть, провинился в чем, да не знает еще. Но так вроде не бывает. Обычно говорят, в чем провинность, наказывают, если нужно, а потом уже понижение следует. А тут тебе сразу с места в карьер, в Пески. По началу разговора вроде бы речь шла о деле, связанном с войной, а тут такой оборот.
— Еще не дошло? — продолжал секретарь. — Потерпи немного, дойдет. Так вот, сразу же по прибытии в село, в ближайшее время, за неделю, максимум две вместе с председателями колхоза и сельсовета и секретарем партгруппы создать базу в соседнем лесу на случай чрезвычайных обстоятельств и сколотить ядро будущего партизанского отряда. Привлечь к этому делу только актив, только проверенных и надежных. Работать по ночам. Быть в готовности бить врага, если он появится в нашем районе. Комиссаром отряда назначаешься ты. Командира
— Да что вы, товарищ секретарь, — Павел Данилович даже привстал от волнения, — разве это можно, чтобы враг сюда пришел?
— На всякий случай, на случай чрезвычайных обстоятельств, — строго сказал секретарь. — Конечно, я давно воевал, еще в гражданскую, но говорят умные люди, на войне всякое бывает, иногда и отступать приходится. Надо быть готовым ко всему. Вот такое тебе будет задание, Павел Данилович.
— Понятно, понятно.
— Это приказ партии. К исполнению приступить немедленно. — Секретарь райкома вышел из-за стола, крепко пожал руку Павлу Даниловичу и пожелал успехов. Павел Данилович по-военному сказал «есть» и отправился за новым назначением.
В самом деле, в армии с одной рукой ему делать нечего. Да его просто не возьмут в армию. А воевать с фашистами он должен? Должен, даже обязан. Ну, если война скоро кончится и врага сюда не допустят, а разобьют там, откуда он пришел, тем лучше. Он снова вернется в институт. Чем больше он думал о разговоре с секретарем райкома партии, тем больше предложенный ему вариант нравился. «Да, пожалуй, лучшего и не придумать», — сказал про себя Павел Данилович и вошел в здание районо.
Лариса встретила Павла Даниловича случайно. В тот день она возвращалась с Ивановских хуторов, сделала небольшой крюк и зашла в Пески. Так просто, на всякий случай. Пока все ее походы по селам ничего не дали, и она уже начала было терять надежду на удачу. Такое дело. Исходных данных почти никаких, только слухи, что где-то в этих местах есть партизаны. Расспрашивать каждого встречного не станешь. Даже со знакомыми нужно быть осторожной. А как узнать? Кого спросить? С кем посоветоваться? И тут Павел Данилович, бывший преподаватель института! Она его хорошо знала, верила ему, и даже, если он не имел связи с партизанами, с ним можно было просто посоветоваться. Она приметила его у керосиновой лавки. В начале, конечно, не признала, потом ее внимание привлек пустой рукав. «Почему он здесь и как сюда попал? — подумала она. — А, может быть, не он? Борода, усы, тулуп, валенки… Но его рост, глаза, мохнатые брови, а главное, нет руки…» Когда он направился в одну из улиц, Лариса пошла за ним и затем окликнула:
— Павел Данилович, это вы?
Мужчина оглянулся и, остановившись, пристально посмотрел на Ларису. Она подошла, поздоровалась.
— Здравствуйте, — улыбнулся Павел Данилович. — Вас не узнать, я думал, вы из наших, местных.
— Как я рада, Павел Данилович, что вас встретила, вы даже представить не можете.
— Что так? Мне показалось ваше лицо знакомым, но шаль и сапоги сделали вас просто неузнаваемой.
— Вы меня-то, по-видимому, не очень и помните. Подумаешь, студентка первого курса. Другое дело — вы. Вас все знали.
— Постойте, сейчас вспомню вашу фамилию. Яринина, правильно? — Лариса кивнула. — Ну вот видите? Я тоже рад встрече. Как вы тут оказались?
— Да вот хожу по селам, меняю на продукты. — Лариса указала на кошелку.
— A-а, понял. Да, время. Прошло всего несколько месяцев, а, кажется, годы. Все так изменилось. Что ж мы стоим? Пойдемся ко мне, погреетесь. Я тут недалеко живу, а то, я вижу, вы совсем закоченели в своем пальтишке. — Он взял левой рукой кошелку, и они пошли вдоль улицы. Правый рукав у него все время относило ветром в сторону.
— А вы тут у родных, наверное? — несмело спросила Лариса.
— Нет, я тут учительствую в школе. Пришлось. Кормиться нужно чем-то. Откровенно сказать, какое сейчас учительствование? Слезы. В школе сейчас только начальные классы, а скоро, наверное, вообще закроют. Вот мы и пришли. Только вы уж строго не судите мое одинокое жилище. У меня все тут по-холостяцки.
Комната, которую занимал Павел Данилович при школе, оказалась уютной и, главное для Ларисы, теплой.
— Ну что вы, Павел Данилович, у вас тут такой порядок. А тепленько как! — воскликнула обрадованно Лариса и прислонила руки к печке. — А семья ваша в городе?
— Один я тут, жена с сынишкой эвакуировались. Вы, раздевайтесь. Простите, я не помню вашего имени.
Лариса
назвалась.— Садитесь сюда, Лариса, к печке, отогревайтесь. У меня тепло, дрова есть, а не будет, — нарубим, лес рядом.
Лариса сняла пальто, большой платок и села на предложенный ей стул у печки. Павел Данилович сел у стола. Паузу нарушила Лариса:
— Вы бывали у нас на комсомольских собраниях, выступали.
— Помню. Даже запомнилось ваше одно выступление, когда вы критиковали ректорат института за плохой порядок в студенческом общежитии. Помню вас и по институтской самодеятельности. — Павел Данилович улыбнулся. — У вас кто-нибудь из родственников проживает в этих краях?
— Да… нет… Ходила по хуторам, потом, думаю, дай зайду и в Пески, может, что-нибудь выменяю.
— Да, война, — задумчиво промолвил Павел Данилович. — Добирается она до самых отдаленных уголков. Скоро и в селах будет нечего есть. Оккупанты все забирают под метелку, грабят среди бела дня. — Павел Данилович встал. — Вы, Лариса, грейтесь и рассказывайте о новостях в городе, а я тут этим временем по хозяйству похлопочу. Тоже утром как ушел, так до сих пор не завтракал.
— Обо мне не беспокойтесь, Павел Данилович, я чай пила у тетки.
— Ладно, ладно. Хоть чаем-то я вас должен угостить. — Он лукаво из-под бровей взглянул на нее. — А уж потом поговорим…
Солнце уже склонилось к опушке леса, когда Лариса заторопилась домой. Павел Данилович провожал ее до развилки дорог, что километрах в трех от деревни.
— Смелая вы, Лариса, — сказал он, улыбаясь и пожимая ей руку на прощанье, — одна ходите по деревням в такое время. Не боитесь?
— А что делать, Павел Данилович, бывает страшно, конечно, но если нужно… Нам сейчас просто необходима связь с партизанами, поэтому вот уже третье воскресенье подряд хожу по району.
— Что умеете преодолевать страх, это хорошо, но все же лучше одна не ходите. Ну, в общем договорились. В следующее воскресенье, в десять утра, у развалин кирпичного завода. Там все и решим. Больше ходить никуда не нужно. На всякий случай, для посторонних, я ваш родственник, дальний, но родственник.
— Спасибо, Павел Данилович. Когда я вас увидела, то почему-то сразу подумала, что вы мне поможете. Хотела вас спросить. Конечно, это не мое дело. Вам не опасно оставаться в селе?
— Ничего. Я временно тут. Скоро уйду в другое место. Ну идите, Лариса, а то солнце совсем низко, скоро стемнеет, а путь у вас не так близок.
Возвращаясь домой на этот раз, Лариса, как ей казалось, не шла, а летела. От радости она пела про себя и иногда пускалась бежать вприпрыжку. Путь показался ей уже не таким длинным и утомительным. Она и не заметила, как добралась до города.
4. Об этом никто не должен знать
Неделя прошла в заботах. Рано утром она бежала на работу, до вечера там скрипела пером или стучала на разболтанной машинке, бегала с какой-нибудь паршивой бумажкой по кабинетам своих начальников, а вечером спешила домой, где ее тоже ждала тьма всяких дел. Мать по-прежнему болела, не выходила из дому, и их немудреное хозяйство лежало на Ларисе. Жизнь была беспросветной, и никакой надежды на улучшение в ближайшем будущем не просматривалось. Повседневными помыслами были кусок хлеба или десяток картофелин, тревога, что в скором времени и того достать будет невозможно. В кутерьме всех этих дел и забот постепенно потускнело первое впечатление от встречи с Павлом Даниловичем. Ей просто думать об этом было некогда. И поделиться ни с кем она не могла: Павел Данилович просил об их разговоре пока никому не говорить, даже подругам и Аркадию, несмотря на то, что Аркадий был инициатором поиска такой встречи. Да и случай сам по себе не казался ей особенно знаменательным. Во всяком случае, пока. Ну встретила своего институтского преподавателя в Песках, поговорила с ним, посоветовалась, спросила о партизанах. Он ничего определенного не сказал, попросил прийти к кирпичному заводу в следующее воскресенье, никому об этом ни слова и больше не искать партизан. Ну и что? Почему бы с ним не поговорить и не посоветоваться по такому важному делу? О том, что она поступила правильно, сомнений не было. Он с пониманием отнесся, даже, как ей показалось, про себя похвалил и намекнул на что-то. Это еще ни о чем не говорило. Может быть, за это время он сам придумает что-нибудь, поговорит с кем надо и посоветует ей, как поступать в дальнейшем. Человек он бывалый, был уже на войне, во всяком случае, больше разбирается в таких делах, чем они.