Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15

2. Лицом к лицу

Ничего этого в нашем отделе, конечно, не знали. Группа уже несколько месяцев, как ушла на задание, а от разведчиков не поступало никаких вестей. Как в воду канули. В отделе принимали во внимание и отдаленность расстояния, и возможность неисправности рации, и еще многое другое; но слишком много прошло времени, чтобы не думать о худшем… И все же окончательно терять надежду было нельзя. Кленов приказал дать радиограмму Смелому.

Смелый действовал в районе, соседнем с деревней Дайнова. Ему надлежало выяснить, прибыла ли в Дайнову группа, и если да, то почему она не выходит на связь?

В тот же день мы с капитаном Андреевым приняли местную гражданку Пухлякову, которая обратилась в отдел с заявлением. Она работает багажным контролером и сообщила, что вчера на товарной станции получал груз для своей части один военный, некто Гусев. Женщина утверждала, что знала его еще будучи гимназисткой: до революции Гусев и муж Пухляковой учились вместе. Но тогда его фамилия была иной — Григорович. Муж рассказывал, что Григорович служил у белых не то прапорщиком, не то поручиком, она в этом не очень-то разбирается, затем бежал во Францию или Германию. По слухам, писал письма одной своей знакомой.

— Пухлякова могла и ошибиться, товарищ Витрук, — заметил Кленов во время моего доклада (Андреев срочно выехал по делу в управление фронта).

— Уж очень уверенно утверждает, что не обозналась. Хотя… всякое может быть: столько лет прошло!

— А где сейчас муж Пухляковой?

— Я поинтересовался. Говорит, умер два года назад. В гражданскую воевал. Последнее время не работал — болел.

— Знакомая, которой писал письма Григорович…

— В городе ее нет. Куда-то уехала перед войной.

— Григорович не узнал Пухлякову?

— Груз ему оформлял другой работник. Пухлякова наблюдала со стороны.

— Что за часть указана в доверенности Гусева?

— Наша, товарищ полковник. В отделе кадров армии на этого человека имеются следующие данные. Гусев Николай Евстафьевич, 1898 года рождения, недавно назначен начальником ПФС (продовольственно-фуражного снабжения) полка. Был в окружении, потом вышел из него, но по дороге заболел и некоторое время отлеживался в деревне недалеко от Нежина. Затем вышел в расположение наших войск. Попал на фронтовой сборный пункт. В проверочном деле записали: «Интендант III ранга Гусев Н. Е. проверку прошел и может быть назначен на должность».

— Запросите Москву. Нужны подробные данные на Гусева и его семью, — приказал Кленов. — Кстати, Пухлякова не указала особые приметы Григоровича-гимназиста?

— Нет, примет не помнит.

— Ну, тогда действуйте, как договорились.

Галину ввели в большую, густо накуренную комнату. За столом, у окна, поблескивал стеклами очков тучный, с заметной лысиной на яйцевидной голове гитлеровец. Судя по обращению «герр зондерфюрер», он был здесь главным. Офицер, приведший Галину, стоял перед ним по правую руку. В комнате был еще один человек — пожилой, с гладко зачесанными назад темно-русыми волосами, седыми у висков. Гражданский костюм и его чистая, без акцента, русская речь прояснили: переводчик.

— Подойдите ближе к столу, — сказал он.

Девушка подошла. Зондерфюрер что-то сказал переводчику, тот резко спросил:

— Кто вы? Назовите свою фамилию, имя, отчество, возраст…

Потом посыпались вопросы: откуда и куда направляется, где живут родители. Она отвечала строго по легенде, но голос заметно дрожал. К тому же ее бил нервный озноб, она никак не могла его унять. Зондерфюрер жадно курил, глядя на девушку сквозь сизый папиросный дым пристально и, как ей казалось, недоверчиво. Вот он повернулся к сидящему в стороне рослому блондину и что-то сказал. Тот вскочил с места, направился к Галине, молча поднял ей подол юбки. Она инстинктивно прижала юбку к ногам, но верзила легко отбросил девичьи руки и продолжал рассматривать ее нижнее белье. Потом он бесцеремонно расстегнул ей пуговицы на груди и тоже деловито осмотрел белье. Галина не догадывалась о причинах такого осмотра. Фашистам надо было узнать, не казенное ли на ней белье и нет ли на нем солдатской марки.

Ответив зондерфюреру, верзила сел на место. Наступила пауза. Все молчали. Зондерфюрер вынул из стопки какой-то документ… Не знала Галина и не могла знать, что за «черный список» держал в руках зондерфюрер. В списке против фамилии Афанасия Денисовича было выведено услужливой рукой: «Активист, депутат сельсовета, в прошлом красный партизан и председатель колхоза, не исключено, что сейчас связан с партизанами». Сбоку была пометка: «Сбежал при попытке задержания».

Зондерфюрер докурил папиросу, медленно вкрутил ее в пепельницу и резко бросил Галине:

— Ты ест партизан, а не штудент! Зачем ты шла в дом Афанасий Жаворонкоф? — Он продолжил свою тираду на немецком, и переводчик споро переводил:

— Господин зондерфюрер предлагает вам чистосердечно признаться: кто вас послал? С какой целью? Где находятся партизаны? Зачем вы заходили к старику Жаворонкову?

Галина немного пришла в себя и уже более уверенно повторила то, что говорила прежде, но переводчик перебил ее:

— Если вы не скажете правду, вас расстреляют как шпиона. Подумайте об этом.

Она думала об этом. И не только сейчас. Уже почти спокойно заключила: «Допросят и начнут бить, а потом выведут и расстреляют».

Зондерфюрер, тщательно подбирая слова, заговорил вновь:

— Вы ест молода и красива. Если вы будешь молодец и скажешь правду, мы не будем вас лишат жизни.

— Я сказала правду. Я ничего больше не знаю, — тихо произнесла девушка.

Ее вывели из комнаты и втолкнули в другую — темную и глухую. Щелкнул замок. В изнеможении она опустилась на пол, прислушиваясь к слабо доносящимся гортанным голосам на чужом языке. Вот взревели моторы автомашин, застрекотали, удаляясь, мотоциклы, и все стихло.

Галина не видела, как две крытые машины с солдатами и несколько мотоциклов с колясками ринулись к лесу, откуда она недавно пришла и где ее ожидали разведчики.

Солнце над притихшим лесом стояло почти в зените. Соловьев посмотрел на часы, но они почему-то показывали половину четвертого. Наверно, ударил, когда прыгал с товарняка.

— Головков, сколько на твоих золотых, или ты их на рояле оставил? — спросил он, не оборачиваясь.

Ответа не последовало: оба разведчика, устроившись на плащ-палатке, давно посапывали. Соловьев не стал их будить: вымотались ребята, пусть отдохнут.

Легкий ветерок чуть слышно шумел листвой, шевелил нескошенную траву. Казалось, от этих мест война была далеко-далеко…

Соловьев думал о Галине. Нравилась она ему. Но он был застенчив и никогда бы не смог открыться ей в этом… Лежа, он продолжал наблюдать за деревней. Вот за ближними хатами взвился слабо различимый на расстоянии столб пыли, и через минуту на открытом пространстве показались автомашины и мотоциклы. Соловьев хотя и почувствовал смутную тревогу, но считал, что поднимать разведчиков и уходить из рощи в глубь леса преждевременно: война, движение на дорогах — явление обычное.