Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Василенко вихрем ворвался в кабинет участковых инспекторов, где Паромов беседовал с Пентюховым Василием. Тот, после «заочного» ознакомления с увесистым УК, выразил желание общения. И теперь, отвечая на вопросы, рассказывал, с кем живет, где и как учится, с кем дружит. Но делал это вяло и с неохотой.
— Ты, сучонок недоделанный, зачем кол родственнице Матусовой в п… всунул?!! Колись, тварь! Колись, пока жив! — орал опер, наливаясь кровью, злостью и праведным гневом.
Растопыренной пятерней правой руки он схватил Пентюхова за его стриженую голову и резко нагнул ее чуть ли к самым
— Колись, шпана шелудивая! — уже не кричал, а шипел прямо в ухо Василию опер. — Живо!
— Это не я! Это Шахенок и Юрка Ворона… — испуганно пискнул перетрусивший от неожиданного наскока опера Пентюхов. И заплакал, совсем по-детски:
— Я Светку не убивал. Я просил не убивать, но они только смеялись… И сук, воткнул ей Шахенок… Я не втыкал. Простите меня, я больше не буду! — Размазывал он слезы и сопли по лицу.
Василенко отпустил его голову и также стремительно полетел в кабинет старшего участкового инспектора, где сидел его неразговорчивый клиент Шахов Боря.
Пентюхова уже никто не прессинговал, но он сам не поднимал голову от колен. Спина его мелко дрожала.
«Всего-то пара фраз… — подумал Паромов, тоже не ожидавший столь бурной и неожиданной реакции от до-вольно флегматичного опера, — но сколько вылилось полезной и нужной информации. Сразу прозвучали данные о трех лицах, причастных к убийству и уже названо имя убитой».
Участковый еще не знал и не подозревал, что ни опер, а Матусова фактически раскрыла преступление, «расколов» своего собеседника. Опер только реабилитировался, «дожимая» ситуацию до логического конца.
«Интересно, — метнулась мысль в голове Паромова в другую сторону, — с какого это рожна Василенко убитую назвал родственницей Матусовой. Не бредил же он? Обязательно надо спросить. Может, самому потом пригодится… Но не сейчас… После того, как окончим работу с этими…»
Его мозг лихорадочно заметался, подыскивая определение несовершеннолетним убийцам. И не находил. Все было мелко. Ничтожно. Не находилось слов, чтобы, произнеся их, можно было уничтожить, размазать по стенке, этих двуногих существ в образе человеческих детёнышей.
Паромов молча смотрел на Пентюхова. Только мысли лихорадочно пульсировали, словно пытаясь вырваться за пределы черепной коробки.
«Вот передо мной, стоит лишь руку протянуть, сидит один из убийц. Самый натуральный. Самый, что ни на есть настоящий. А не тот, абстрактный, которого, еще час тому назад, находясь на месте происшествия, готов был своими руками придушить. Сидит жалкий и никчемный, сжавшийся и сгорбившийся так, что сквозь ткань куртки угловато выпирают лопатки, как горб у калеки. И нет никакого желания не только придушить его, но даже крикнуть, обругать. Одно отвращение. Вообще не хочется общаться. Но надо. Такую уж работу себе выбрал, где такому понятию, как «не хочется» нет места».
Паромов из ящика стола достал несколько листов писчей бумаги — знал по опыту, что в таких случаях писать-то придется много — и стопочкой положил перед собой.
— Приступим к исповеди. Рассказывай. Да поподробнее…
Пентюхов, громко всхлипнув, стал рассказывать.
В соседних
кабинетах давали письменные объяснения Горохов и Шахов. Куда им было деться, сморчкам поганым, после артистически сыгранной роли опера. Тут даже Станиславский и то бы заявил: «Верю»! Особенно, когда бы получил по загривку.Когда Василенко, расколов Пентюха, стремительно ворвался в кабинет к оставленному им Шахёнку, то тот встретил его громким криком:
— Не бейте! Всё расскажу…
И стал, не дожидаясь вопросов, заикаясь, перескакивая с одной мысли на другую, с одного события на другое, растирая кулаком выступающие слезы, шмыгая носом, рассказывать. Василенко даже не пришлось комедию повторно разыгрывать. И вообще что-то говорить. Клиент сам созрел…
…Когда Пентюхова Люба вместе со Светой пришла в барак, то там, точнее, возле барака, их встретили братья Вороновы, Любин брат Василий и Шахов Борис, успевшие уже «всосать» по бутылочке пива. Еще несколько бутылок пива «Жигулевское» лежали в сетке на траве.
Поздоровались: «Привет!» — «Привет!»
— Пацаны, это — Света! — представила новую подругу Люба. — Когда-то она жила с матерью в нашем бараке…
— Что-то такое вспоминается, — наморщил лоб старший Воронов и оценивающе, как цыган на лошадь, взглянул на Свету.
Остальные также попытались вспомнить, не ходили ли вместе в ясли или детский сад.
— Своя чувиха. В доску… — рекомендовала Люба. — Без комплексов… Готова хоть водку пить, хоть парней любить. Только сначала дайте хоть пивка нам попить… Вчера у Дрона самогону «перебрали», а сегодня еще не похмелились. И, вообще, во рту ни маковой росинки не было.
— Зато духман такой… спичку поднеси — полыхнет так, что сам Змей Горынич позавидует, — съехидничал Шахенок.
Света, наигранно засмущавшись, промолчала, а Люба послала говорившего туда, откуда все появляются на божий свет.
— На себя глянь — пострашнее Горынича будешь…
— Да прополосните, прополосните роток, тёлки-кошелки, — оскалил зубы Юрик, поддержав товарища. — Чистый рот вам как раз и понадобится… И очень скоро! Ха-ха-ха!
— Га-га-га! — Дружно заржали остальные.
Заржали все, кроме Пентюхова Василия. Тому было неловко за сестру, довольно-таки прозрачно названную дешевкой, ребячьей подстилкой и любительницей извращенного секса.
— Шла бы ты отсюда, дура! — зло шепнул он ей на ухо, улучив момент, и для большего эффекта ущипнул за руку. — А то матери расскажу… Получишь по шее.
— Да пошел ты, старушечий кавалер! — огрызнулась Люба, отдергивая руку.
Это был явный намек братцу на его половую связь со старой Вороной! Тот конфузливо умолк — его тайна уже не была тайной. По крайней мере, для сестры. Окинув Василия презрительным взглядом, Люба никуда не пошла, осталась с дворовой компанией.
— Ну что, за знакомство? — предложила она, передавая бутылку пива подруге.
— За знакомство, — расплылась в глуповатой улыбке та.
— За знакомство, — поддержали пацаны.
Все выпили по бутылке пива. Легкий хмель ударил по головам. Глаза замаслянились.
— Пентюх, мать где? — спросил Юрий, отведя соседа Василия в сторонку.
— На работе. А что?
— Чо, чо, а ни чо! — глумливо передразнил Юрка соседа. — Ублажать будем баб. Светку и Любку твою, если не побрезгуешь, конечно, своей сестрой. Ха-ха-ха, — заржал он по-жеребячьи.