Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15

– Как фамилия Арестуна?

– Намазов, - нехотя ответил мальчик.

– Вы знаете, где работает Намазов?
– обратился Теймур к девушке.

Ляман смутилась.

– Не знаю. У нас никто не интересуется, чем живут соседи. И вообще... Я сюда пришла не для того, чтобы разводить сплетни.

Теймур невесело усмехнулся.

– Насколько я помню, до нашей первой встречи вы были на комсомольском собрании. И вы, комсомолка, хотите остаться в стороне, зная, что ваш сосед Намазов занимается темными делами...

Ляман вспыхнула.

– Темные дела - это по вашей части. Меня Намазов не интересует. А что касается моего брата, - по-моему, не стоит делать из мухи слона. Ведь это обычная для всякого мальчишки тяга к оружию. Конечно, дома он за это еще получит. Но неужели вы думаете, что мой брат - убийца? Впрочем, у вас уже вошло в привычку все преувеличивать. Из меня вы тоже чуть не сделали преступницу!...

И решив, что на этом разговор окончен, взяла брата за руку. Она уже переступила порог, когда Теймур остановил ее.

– Есть пословица: по капле озеро собирается. Я вижу, вы не хотите помочь нам. Что ж, это дело вашей совести. Но что касается вашего брата, советую уделять ему больше внимания...

Ляман повела плечом.

– Вы все сказали?

– Да.

В коридоре Ляман на минуту задумалась и, будто вспомнив что-то, усадила брата на скамью.

– Посиди здесь, я сейчас.
– Она постучалась в дверь.
– Можно?...

Теймур удивленно поднялся ей навстречу.

– Да, конечно. Входите.

Ляман рассказала все, что знала о Намазове. Сосед занимается подозрительными делами. К нему ходит много людей, видимо, перекупщики и спекулянты. Младший сын его - Арестун - первый хулиган квартала. Теймур делал пометки у себя в блокноте. Иногда задавал вопросы.

– Как по-вашему, где чаще всего бывает Намазов?

– Конкретно не скажу. Но несколько раз я видела его на Кубинке.

– А зачем вы сами ходили на эту толкучку?

– Как - зачем? Кто же не знает, что самые хорошие вещи в Баку сплавляются из магазинов на Кубинку.

– Гм... У Намазова есть еще дети, кроме Арестуна?

– Да. Тоже сын. Примерно, вашего возраста.

– А сколько мне по-вашему?

– Двадцать два, двадцать три.

– Ну, спасибо. Другие щедрее вас - мне дают и тридцать пять.

Ляман покачала головой.

– Ведь я художница, портретистка - мне трудно ошибиться...

– Хорошо. А где работает старший сын, не знаете?

– Кажется, на железной дороге проводником.

– Спасибо. Вы можете идти.

Теймур, склонив голову, записывал что-то в блокнот. Но Ляман не уходила. Ее внимание привлекли волосы Теймура, жесткие и курчавые, как у негра.

– Разрешите и мне задать вопрос?

Теймур вскинул голову.

– Пожалуйста.

– Помните... в ту ночь, когда мы впервые встретились, вы действительно заподозрили меня в чем-то? И потом только поэтому приходили в училище наводить справки?

– Да, было такое...
– виновато вздохнул Теймур.

Ляман надменно прищурилась.

– И в чем же вы меня подозревали?

Теймур покачал головой.

– Не могу... К сожалению, пока не могу вам сказать. Может быть, потом...

– Вы полагаете, что мы еще встретимся?

– Все зависит от случая.

– Тогда я постараюсь, чтобы Нариман вел себя примерно и не водился с Арестуном.

– Очень хорошо...
– кивнул Теймур.
– Только у меня к вам одна просьба; объясните как-нибудь Нариману, чтобы он ничего не рассказывал своим приятелям.

– Понятно, - напряженно улыбнулась Ляман.
– Не беспокойтесь...

К концу дня Теймур подошел к Тарланову. Капитан, выслушав его, задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– На Кубинке говоришь?... Намазов... Намазов..., уж не "Зуб" ли это?

V

Гаджи Алекпер Намазов, сгорбившись на стуле, слов но не замечал роющихся в его добре милиционеров. Потрепанная одежонка, покрытые седой щетиной ввалившиеся щеки, и особенно один-единственный, желтый и длинный зуб, уныло свисающий с верхней челюсти, - все в этом старике вызывало гадливую жалость. То ли от неожиданного потрясения, то ли притворяясь, старый пройдоха вел себя странно, - он рассеянно улыбался, что-то прикидывая в уме, шевеля губами, и сокрушенно хлопал себя по старому колену. Каверзные вопросы Самедова не действовали на него. Следователь уже начинал нервничать.

– У тебя, старик, такое богатство, что же ты зубы себе не вставил?

– Зависти боялся, детка, зависти! Увидели бы люди новые зубы - и подвал, где сейчас твои ребята копаются, давно открыли бы, и не моим ключом.

Самедов с невольным уважением посмотрел на изворотливого противника, повертел в пальцах карандаш.

– Как же ты, все-таки, без зубов обходишься? Трудно ведь...

– У меня желудок привычный, камень проглочу - переварит.

– Поэтому ты и хапал ворованное, думал - не застрянет?

Гаджи Алекпер на мгновение растерялся, заморгал красными веками. Но быстро справился и заговорил назидательно, почти ласково:

– Не пройдет, детка, зря стараешься. Я же сказал, - астарвещник я. (Гаджи Алекпер и не подозревал, что существует слово "старьевщик", и присвоил себе звание, производное от привычного каждому бакинцу выкрика: "А стары вещи!" которым пожилые агенты утильсырья оглашают городские дворы. Сочетание "а стары", наверно, напоминало ему азербайджанское "астар", что значит "изнанка").
– Астарвещник разве у одного покупает? Разные вещи разные люди. Откуда я знаю, кто воровал, кто не воровал?

Самедов прищурился:

– Значит, ты астарвещник? И разбираешься в сереб ряной посуде, и в коврах. Золоту цену знаешь, хрусталю, фарфору?

– А что же здесь такого, детка? Я с детства обучен. Мой отец, покойный Мурадали, маклером был. Торговое дело по наследству у нас.

– Значит, разбираешься? Так вот, мы прикинули - у тебя в подвале и в сундуках примерно на четыреста - пятьсот тысяч. Правильно?

Гаджи Алекпер провел сухой дрожащей ладонью по небритому подбородку и, задевая языком свой единственный зуб, словно торгуясь, прогнусавил: