Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
— Кстати, все они во время убийства Магды были на конференции в Киеве, вернулись вчера утром, — сказал Глушаков. — А в день убийства Федоровича Лидас и Адомайтис находились в Москве. В командировке. То есть остается Пакальнис...
— А вам не кажется странным... — полковник помедлил. — Что Сова уехал с дачи Котинаса раньше всех остальных? Что же заставило его покинуть сообщников в такой ответственный момент? Почему он лично не проконтролировал завершение дела? Второе: поступила информация, что к Тадеушу на квартиру приходил какой-то мужчина. Значит, его ищут. Может быть, Сова чем-то выдал себя и теперь хочет расправиться с ним? Возможно, у Тадеуша
Тадеуш старательно вспоминал каждую мелочь, рассчитывая в будущем получить хотя бы кроху снисхождения, но ничего нового к прежним своим показаниям добавить не мог. Потом сказал:
— Да-а! За несколько дней до убийства Федоровича Сова позвонил мне на работу и потребовал, чтобы я срочно раздобыл ему паспорт пожилого мужчины. Знать об этом не должен был никто, даже Пинкявичус. Я поначалу растерялся, но потом вытащил паспорт из кармана пиджака своего сослуживца, Карбаускиса. Паспорт Карбаускиса я запечатал в конверт и передал его на площади Гидеминаса девушке, присланной Совой. Через несколько дней эта же девушка передала мне паспорт обратно, и я подбросил его Карбаускису.
— Опишите девушку, — попросил Гудинас.
— Невзрачная, скромная, худышка. В больших очках. Светленькая.
— Когда Сова исчез с дачи Котинаса?
— В ту же ночь, когда убили Федоровича. Очень торопился, боялся куда-то опоздать.
— Значит, говорите, фамилия — Карбаускис? — переспросил Раймонис. — Ну, что же, посмотрим...
...Полковник прошелся по кабинету, сказал:
— Где требуют паспорта при оформлении билетов? В Аэрофлоте. Там и поищем фамилию Карбаускиса... Глушаков, посмотрите в аэропорту регистрационные книги. Обратите внимание на рейсы из Москвы и, естественно, обратно. А вы, Гудинас, завтра в министерстве и в тресте попытайтесь найти невзрачную девушку, которая встречалась по поручению начальника с красивым молодым человеком на площади Гидеминаса. Думаю, преступник использовал какую-нибудь секретаршу, чтобы не показаться Тадеушу лично.
Вскоре Глушаков сообщил: пассажир по фамилии Карбаускис действительно совершил рейс из Москвы, а затем обратно в столицу.
«Значит, либо Адомайтис, либо Лидас», — подумал капитан, снимая трубку телефона внутренней связи.
— Какие новости? — спросил Раймонис.
— Или Лидас, или Адомайтис, — коротко сказал капитан.
— Немедленно свяжитесь с Котинасом и представьте ему для опознания их фотографии, — приказал полковник. — Времени, конечно, прошло немало, Сова мог измениться неузнаваемо, однако... попробуйте.
Гудинас бросился к художнику, но выяснилось, что тот с утра уехал на этюды к себе на дачу. Капитану не оставалось ничего, как только последовать за ним.
При выезде из города Гудинас связался с Раймонисом по рации. Выслушав доклад, тот сказал:
— Сова, вероятно, не кто иной, как Лидас. Он уже два дня отсутствует на службе. Вам, Гудинас, сегодня надлежит быть возле художника.
«Лидас — Сова»! — стучало в висках у Гудинаса, когда он с включенной сиреной обгонял транспорт, пересекая осевую линию.
Дача была заперта. Ковальские, копавшиеся в огороде, сказали, что Котинас рисует на противоположном берегу озера.
На холме Гудинас остановился, залюбовавшись тем многоцветьем природы, что бывает только в ясные осенние дни: зеленью хвойных перелесков, красно-желтыми
осинниками и чернотой перепаханных полей. Художник работал за этюдником на большой поляне среди сосен.— Не ожидали? — Капитан, улыбаясь, протянул ему руку.
— Что-нибудь случилось? — Котинас отложил кисть, встал с небольшого складного стульчика.
— Я привез фотографии... — начал Гудинас и осекся...
Из-за деревьев на поляну вышел высокий человек в темном пальто и велюровой шляпе. Какой-то миг Гудинас вспоминал, где он видел это длинное, с дряблыми щеками и узким разрезом глаз лицо; потом понял: Лидас...
— Ручки, милиция, ручки... — произнес бандит ровным, глухим голосом и выразительно покачал «парабеллумом». — Вот так. А теперь достань свою пушку. Двумя пальчиками. И предупреждаю: без фокусов. Со мной они не проходят. Так что лучше и не пытаться. Расстегни плащ... Теперь — пиджак...
Гудинас сжал зубы от досады. Передернуть затворную раму, опустить предохранитель, выстрелить — все это требовало слишком много времени, слишком... А перед ним стоял не тот, кто бы мог промахнуться, — ствол «парабеллума» отслеживал каждое движение художника и капитана.
Пистолет Гудинаса полетел к ногам Совы. Тот поднял его, сунул в карман.
— Кончила веревочка виться, Котинас... — Сова хрипло хохотнул. — Тридцать лет ждал этой минуты. Тридцать лет мечтал раздавить тебя, наступить сапогом на лицо! По ночам снилось, что корчишься у моих ног, собака! Но не просто убить я тебя хотел... Хотел выждать, когда ты на вершине будешь... Счастливый, беззаботный, вот тут-то я тебя и... Не вышло. Придется теперь поспешить...
Котинас хмуро и презрительно смотрел в глаза врагу. Сова не отводил взгляда.
— Все одно, подохнешь! — с презрением сказал художник.
— Все подохнем, — Сова усмехнулся. — Кто раньше, кто позже, кто в грязи, а кто на белых простынях — какая разница! — Теперь он говорил раздраженно. — Я сильный человек и никогда не боялся смерти. Ты помнишь мое кредо, Котинас. Видишь, мои слова не были пустым звуком. Я жизнь положил, чтобы выполнить клятву! Убивал вас и в бою и из-за угла; душил своими руками! Жег ваши дома, травил скот, грабил, только бы вреда вам было побольше!
— Злоба разъела тебе разум, — прервал его Котинас. — Пока ты ненавидел, мы жили, делали свое дело, любили. А ты уже давно мертвец.
По лицу Совы пробежала болезненная судорога.
— Врешь, Котинас! Я пожил! Ты не сделаешь мне больно! А чтобы тебе больнее было помирать, вот что скажу: Магда твоя валялась подо мной. Я еще помню, как она стонала и извивалась. Мое клеймо осталось на ней! — Он усмехнулся. — Больно слышать об этом? А теперь, Котинас, пора. — Сова поднял пистолет.
— Не спеши, Лидас, — сказал капитан. — Дело гораздо сложнее, чем ты думаешь... Просто так тебе отсюда не уйти.
— Ну да? — с иронией сощурился тот.
— Представь себе, — скучным тоном продолжал Гудинас. — Ты здесь благодаря счастливой случайности: попал, что называется, в «окно», когда оцепление только начиналось. Теперь же «окно» закрыто. Дороги, проселки, станции — везде наши люди. И надеяться на повторную счастливую случайность — более чем глупо. Через полчаса я должен связаться с управлением. У моего начальства есть несколько вопросов к нему... — Гудинас кивнул на Котинаса. — И если разговор не состоится, на наш розыск...