Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Вот этот-то С-2 и должен был надежно подстраховать рискованный план германского резидента, предусматривающий свободу действий для Шардона-Ришара. Даже если произойдет наихудшее и Эссен потеряет след русских во время перестройки их связей, так и не установив личность Хосе, операция не кончится крахом: человек Шелленберга рано или поздно наведет сотрудников резидентуры на Хосе, выяснив, кто скрывается под этим именем.
В иное время гордость и самолюбие Вернера фон Эссена не позволили бы ему уповать на помощь человека, являющегося его соперником в достижении цели, тем более писать о нем своему начальнику как о последней надежде в случае провала операции: это было равнозначно признанию в собственном бессилии. Не говоря уж о профессиональной чести, которой Эссен очень дорожил, он не мог допустить, чтобы его дальнейшая карьера была поставлена под сомнение, а лавры за труды и успех достались кому-то другому. Однако сейчас выбора не было. Резидент желал добиться согласия Шелленберга
Нет, не только тщеславие и личные выгоды двигали резидентом, когда он настойчиво убеждал в правоте своих доводов Хильду и Пауля и когда затем писал срочное донесение Шелленбергу в Берлин. Для Эссена, офицера старой немецкой школы, долг и служба были превыше всего, однако в силу особенностей характера эти священные понятия удивительным образом уживались в душе Вернера с эгоистическими стремлениями. Вероятно, он искренне удивился, если бы кто-то упрекнул его, что он пользуется своим положением и правами в корыстных целях. Эссен просто не понял бы этого. И уж тем более не могли разобраться в истинных побуждениях шефа его агенты.
Обсуждение закончилось, как только резидент, приняв решение, отдал приказ. С Адамом он поговорил лишь минуты две, наказав полностью изолировать дочь Кинкелей от внешнего мира: не возить девочку на прогулки, запирать обязательно на ключ комнату с телефоном и звонить ему, если будет необходимость, в любой час дня и ночи. Паулю же, принимая во внимание его агрессивный темперамент, Эссен напомнил о служебной дисциплине и категорически запретил какие-либо самовольные действия против русского связного: ни ему, ни Францу с виллы Кинкелей никуда не отлучаться, дабы не выдать своего присутствия в доме, — при осторожности Шардона-Ришара не исключено, что он для профилактики установит наружное наблюдение за радиоквартирой. Вот почему вся работа по дезинформации возлагается с настоящего момента лично на Франца, без контрольного просмотра радиограмм резидентом (про себя Эссен решил, что даст Францу на сей счет отдельные указания, а также о присмотре за Паулем): связь — только по телефону, с максимальным ограничением: на личные контакты, если они понадобятся, в каждом случае будет особое распоряжение: после дежурства агенты докладывают ему обо всем, происшедшем за время данной смены.
Прежде чем переговорить со своей помощницей, Эссен намеревался отпустить Адама и Пауля, чтобы те покинули его дом пораньше и порознь, но, взглянув на часы и на расписание поездов, понял, что Пауль доберется до Лозанны в машине Хильды гораздо быстрее, чем электричкой. Поэтому Адам уехал на своем автомобиле, а Пауль остался.
— Для вас, Сюззи, у меня есть другое поручение, — сказал Эссен, когда дверь за Адамом захлопнулась и на дворе послышался шум заведенного мотора. — Пока я освобождаю вас от дел, которыми вы занимались до сих пор. Появляться сейчас на вилле Кинкелей вам нельзя. Переписку между матерью и дочерью придется временно прекратить. Пауль сообщит фрау Кинкель, а Адам — девочке, что вы заболели, но как только поправитесь, они опять смогут обмениваться письмами. Ближайшая неделя покажет, как будут развиваться события и что нам следует делать. А с сегодняшнего дня вам надлежит установить наблюдение за Шардоном-Ришаром в гостинице, где он проживает.
— Мне?! — Такого Хильда не ожидала.
— Да, прелестная Сюззи, вам вкупе с Нарциссом. Мне некому больше это поручить. Гном, к великому сожалению, отпадает. Он мастер по сыску, справился бы лучше другого, но слишком приметен. Чем позже наш подопечный обнаружит слежку — а он ее, уверяю вас, обязательно как профессионал обнаружит, — тем будет легче нам и труднее русскому связному.
— Значит, по-вашему, у меня это получится хуже, нежели у вашего любимца карлика? — проговорила задетая Хильда. Она еще пребывала в растерянности: с одной стороны, поручаемая роль рядового филера ее оскорбляла, но, с другой стороны, из чисто женского любопытства и тщеславия она желала быть в гуще острых событий, жаждала собственными глазами увидеть, каков он, этот особо доверенный посланец московского Центра, и помериться с ним силами, как агент с агентом. Быть может, такой случай первый и последний в ее жизни?
Словно читая по растерянному лицу Хильды, какие борются в ней чувства, Эссен иронически произнес:
— Как у вас получится, это вы нам покажете. Я надеюсь, что вам удастся провести наблюдение, не привлекая к себе внимания. Вряд ли русский агент вас заподозрит: красивая обеспеченная женщина, ищущая развлечений. Таких в Швейцарии множество. При необходимости я подключу к вам в помощь Нарцисса, но это в крайнем случае. Боюсь, что Шардон-Ришар засек его, когда он тащился за ним от кафе к отелю. Ни с кем из наших в контакт не вступать! Связь будете держать только со мной
по телефону. Полагаю, вы понимаете важность задания и не наделаете глупостей.Хильда вспыхнула, лицо стало злым, красным.
— Ну, знаете, шеф! Надо знать меру! Можно подумать, что я только и делаю одни глупости, а вы за них расплачиваетесь. Хочу напомнить вам, что у меня есть определенные заслуги в этой операции…
— Ваши заслуги! — тоненьким голосом закричал Эссен: напряженная бессонная ночь и самомнение этой грудастой бабенки вывели его из равновесия. — Вам ли говорить о заслугах! Да вы едва не провалили всю операцию! Я могу напомнить тот счастливый день, когда вы подарили вермахту несуществующие тридцать тысяч танков, рассчитывая, что такая невежественная дезинформация будет принята разведывательным Центром русских за чистую монету. Не этому ли «ловкому» трюку с танками мы обязаны появлению в Лозанне русского ревизора?! Я уж не говорю о том случае, когда ваше неумение владеть собой оттолкнуло от вас и озлобило ребенка Кинкелей. Или это тоже нужно причислить к вашим заслугам?!
Бледная Хильда сидела неподвижно, уставившись на разгневанного шефа сощуренными глазами, только пальцы в красном маникюре быстро-быстро мяли нитку жемчуга на шее. Сейчас она его ненавидела и не стремилась скрыть этого.
Поостыв и помолчав, недовольный собой за внезапный срыв. Эссен сухо сказал:
— Возлагающееся на вас задание состоит в следующем. С сегодняшнего дня вы поселяетесь в отеле «Централь-Бельвю» под видом богатой скучающей дамы, которая после неудачного брака — это вы сумеете изобразить натурально, — желая заполнить душевную пустоту, ищет новых знакомств и развлечений. Вы должны быть поэтому максимально общительны. И с женщинами, проживающими в гостинице, и с мужчинами. Возможно, вам удастся познакомиться с господином Шардоном. Это позволило бы вам наблюдать за ним открыто, а не украдкой, что он быстро заметит. Так или иначе, в отеле он будет у вас на виду. Главное, что вам надлежит выяснить, — нет ли у мсье Шардона сообщников. Я не думаю, что, выполняя такое задание, он действует в одиночку. У него должны быть помощники. Запоминайте всех, с кем он соприкасается в отеле, не исключая прислуги, присмотритесь к этим людям, прислушайтесь к разговорам. За пределами гостиницы наблюдение возьмут на себя другие наши люди. Они выследят места явок и связных, если таковые имеются. О ваших наблюдениях будете докладывать мне по телефону ежевечерне в двадцать два часа, не считая экстренных сообщений, которые вы обязаны доводить до моего сведения немедленно, отыскав меня, где бы я ни находился. На сегодня это все. У вас есть ко мне вопросы? Отлично… Желаю успеха, и поезжайте! А мне еще предстоит срочная работа.
Хозяин дома примиряюще улыбнулся, но обиженная гостья словно бы не заметила. Холодно простившись, она быстро накинула на себя плащ и вышла в сопровождении Пауля. Когда автомобиль с ними выехал за ограду, Эссен запер ворота, вернувшись в дом, сварил кофе и сел за доклад для Шелленберга.
Глава седьмая
В этот же ранний утренний час из подъезда лозаннского отеля вышел низенький крепыш с квадратными плечами и рыжевато-седыми прокуренными усами. На сгибе руки у него висел плащ, во рту торчала кривая дымящаяся трубка. Мужчина постоял на пустынной мостовой, пощурился из-под рыжеватых кустиков бровей на яркое солнце, поднявшееся над дальними горами за озером, потом быстрой валкой походочкой пересек улицу.
Фонтэн спешил на женевский поезд, везя с собой написанный ночью Леонидом доклад для Центра. В Женеве капрал пошлет это сообщение через своего радиста и дождется из Москвы инструкций.
Ночью, когда Рокотов пришел к Луи в отель, они мучительно размышляли над тем, как вытащить Кинкелей из капкана, как парализовать действия германской агентуры и сохранить лозаннскую группу. Хотя общая задача им была ясна, однако положение было сложным, силы и возможности противостоящих сторон столь неравны, что в своем донесении руководству Леонид наряду с конкретными предложениями по делу откровенно высказал и сомнение в успехе операции. Без дополнительного подключения людей Папаши Рокотов считал борьбу обреченной и просил у Центра помощи.
Свое ночное свидание с Папашей Леонид провел с предельной осторожностью. Прежде чем подойти к отелю Луи, он покружил по улицам, проверяя, нет ли кого позади, — синий сумеречный свет маскировочных фонарей помогал не только ему, но и преследователю. Возвращаясь к себе уже на рассвете, он опять мобилизовал весь свой опыт и внимание — ничего подозрительного не заметил. По-видимому, ночью наблюдения за ним не было. Теперь Рокотов знал, чье задание выполнял тот красивенький хлыщ, крутившийся возле кафе на набережной, а потом тащившийся за ним всю дорогу до «Централь-Бельвю». Следить незаметно этот тип явно не умел, и Леонид, решивший после того, как его сфотографировали на вилле Кинкелей, что им заинтересовалась швейцарская полиция или контрразведка, подивился, до чего непрофессионально их агент ведет наблюдение. Наверно, новичок. Уйти от него не составляло труда, но Рокотов не стал этого делать. Пусть следят — главное, что он это знает. Все равно он обязан остаться в Лозанне.