Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
— Отвернитесь, — попросил он.
Все трое с готовностью отвернулись, понимая его состояние. За их спинами морзянкой стучали зубы о стекло, жидкость звучно переливалась из одного в другое, вздохи раздавались, покряхтывание.
— Уже все, — облегченно сказал Виктор.
Они обернулись. Виктор со слезами на глазах жевал бутерброд. Без особой охоты, правда. С Викторовой проблемой было покончено, и Казарян разлил по трем рюмкам. Запаслись — каждый на свою тарелочку — закусью, самообслужились водичкой для запива, посмотрели друг другу в глаза, и Смирнов предложил:
— Со свиданьицем.
Разом махнули,
— А неплохо, — признался тесть.
— Вполне, — согласился Казарян. А у Смирнова дела, все дела:
— Ну, а теперь, Витя, рассказывай, как ты человека убил. — Тесть с Казаряном оплыли слегка, как пыльным мешком ударенные. Сказать ничего не имели, только глаза переводили со Смирнова на Виктора и с Виктора на Смирнова, который в момент, когда взгляды окончательно остановились на нем, успокоил их весьма своеобразно: — Да не Алексея, не Алексея! Он кого-то постороннего на днях по запарке застрелил. Ну, рассказывай.
Последнее уже к Виктору относилось. В теле, которое принятые сто пятьдесят только-только начали приводить в порядок, от смирновских слов где-то внизу, в самом копчике возник пульсирующий страх.
— Не хочу. Не могу. Не буду, — решил Виктор.
— Как же тебя понимать? — с угрозой спросил Смирнов. — Только что ты обещал рассказать все, а теперь в отказку играть собрался?
— Я хотел вам одному, а вы при всех...
— Вот что, Витя, — тихо сказал тесть. — Если ты думаешь, что все случившееся с тобой касается только тебя, ты глубоко заблуждаешься. Помимо всего прочего, ты — отец моей внучки. И все происходящее рано или поздно отразится на ее жизни, а значит, и на моей. Я имею право знать.
— Выходит, я один тут не при чем, — догадался Казарян.
— Роман может уйти. Но я заранее предупреждаю тебя, Виктор, что все ему расскажу. Он должен знать, он будет мне помогать. Начинай, — приказал Смирнов.
— Я боюсь, — признался Виктор.
— Бояться поздно, — надавил Смирнов. — Начинай.
— Тогда многое надо рассказать... — сдался наконец Виктор.
— Не многое, а все, — поправил его Смирнов и, разлив по трем рюмкам, добавил: — Мы выпьем по второй, а ты рассказывай.
...К тому времени, когда Виктор завершил свой рассказ, они выпили и по третьей, и по четвертой.
— Ты, Саня, хотел со смертью Алексея разобраться, а здесь вот какой наворот, — раскручивая нож на столе, констатировал Казарян. Нож противно позвякал. Тесть придавил ладонью казаряновскую руку с ножом, прекратил звон и сказал:
— Это не убийство, Виктор, это самооборона.
— Плесните мне, а? — попросил Виктор и растер ссохшиеся губы. Поплохело что-то.
— Я плесну, плесну, — пообещал Смирнов и вдруг увидел, что тесть и Казарян поднялись из-за стола. — Алик, Рома, вы куда?
— У нас, в отличие от тебя, вольный пенсионер, дела, — объяснил тесть Алик.
— Ты остаешься здесь? — спросил Казарян.
— Во всяком случае, до вечера, — ответил Смирнов.
— Не забывай, Саня, что из гостиницы ты ко мне переехал. Так что ночевать приходи вовремя, — предупредил на прощание Алик, а Казарян, застегивая расстегнутую до пупа рубашку — ему всегда было жарко — сказал, морща увесистый армянский нос:
— Странный симбиоз жанров, Саня. Гиньоль и оперетта.
Они
ушли. Смирнов плеснул в стакан и, глядя, как пьет Виктор, спросил сочувствующе:— Скажи мне, Витя, ты в эту заваруху по недомыслию попал или сам себе что-то доказать хотел?
— Я не люблю, когда меня за дурака держат. Но, в общем, вы правы: сам себе хотел доказать, что я не пальцем деланный и кое-что могу. Оказалось не могу. Вот такие пироги. А вы-то зачем в эту кашу лезете?
— Убили моего друга. Да, друга. Все мы — дешевые засранцы, Витя. Смирнов вылез из-за стола, положил руку на Викторово плечо. — Вот я, к примеру. Как я тебе объявил? "Алексей Борзов был моим хорошим приятелем". А все оттого, что у Алексея недостаточно хорошая репутация была в нашем вонючем социалистическом обществе. Как же, с уголовниками знался, комбинировал как-то не по-советски. Я, говнюк, застеснялся — приятель. Он — друг. И за его смерть ответят мне, другу.
— А милиция на что? — задал дурацкий вопрос Виктор. — Пусть она ищет.
— Она поищет, поищет, и найдет. Или тебя, или дурачка какого-нибудь подставленного.
— Прямо так уж! — обиделся за милицию Виктор.
— Да, конечно, не так, Витя. Но одно ты должен понять: это мое дело. Вот что: пойдем в комнату, ты там на тахте устроишься, я к столу с бумажкой и карандашом сяду, и ты еще раз расскажешь мне все. Может, какие подробности вспомнишь, новые детальки разные. Ведь ты — художник слова, ты же наблюдательным должен быть! А со стола потом уберем.
И все по новой. Виктор валялся на тахте и рассказывал, очень старался не упустить что-нибудь. Смирнов слушал, изредка записывая конкретные вещи: имена, места действия, фразы, отдельные слова. На этот раз трудились часа полтора.
— Мне бы сотку за труды, — потребовал Виктор, окончив повествование.
— Заработал, — согласился Смирнов. — Налью. Но позже. Ты сначала побрейся, душик прими, бельишко чистое надень. Я на кухне приберусь и налью.
Так и сделали. Когда бритый, распаренный и даже розоватый Виктор в чистой рубахе и свежих брюках явился на кухню, на столе стоял стакан с соткой, а рядом лежало румяное яблоко.
Уселись. Виктор быстро выпил и медленно жевал яблоко. Наблюдая за этим несложным процессом, Смирнов задумчиво сказал:
— Начать, конечно, надо было бы частым бреднем, с мелочевки, с маяты... Но ты у меня не в порядке. В запое, да и с хребтиной основательно переломанной. В тряпку они тебя превратили, которой пол вытирать. А ты должен быть злым, сообразительным, реактивным, как таракан. Есть предложение, Витя. Пойдем погуляем, а?
— А что? Можно и погулять! — храбро возгласил Виктор. После душа и сотки воспарил.
— Тогда так. Когда мы к тебе шли, я посмотрел на всякий случай, что и как. Вроде бы наблюдения нет. Но береженого бог бережет. Проверимся еще раз. Я сейчас пойду, а ты ровно через десять минут выходи и спускайся к Самотеке по переулку. Садовое напротив Цветного перейдешь, под мостом. Там хорошее пространство, и я как следует все рассмотрю. Встретимся на углу Садового и Трубной улицы.
Маленький-маленький Виктор переходил Садовое. У светофора постоял. Побежал, что хорошо. Ну, а людишки какие вокруг? Подходящие людишки. Поворот, и через Цветной. Кто там за ним из тех, с кем вместе Садовое перешли? В общем, чистенько.