Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
Бурмин направлялся к известному художнику и коллекционеру древней живописи Кузнецову. Бурмин был знаком с книжной графикой Кузнецова, с его статьями об искусстве. Этот художник снискал уважение не только за мастерство, но и за бескорыстное служение любимому искусству. Его талант долгое время не был признан, и лишь за последние годы о его творчестве появились серьезные статьи, были организованы выставки его работ, которые получили высокую оценку. Пришло признание. И известность.
Дом, где жил Кузнецов, был неказистый. Таким же он оказался и внутри — облупленные стены, давно не убиравшийся подъезд. Трудно представить, что в этом доме живет известный художник, один из лучших иллюстраторов классики.
На звонок вышел сам хозяин. Небольшая прихожая
Увидев, что Бурмин с интересом разглядывает иконы, Кузнецов спросил:
— Вам это интересно?
— Да, конечно... До чего же хорош Георгий. Тоже новгородской школы?
— Но почему «тоже»? У меня здесь из новгородских только Егорий.
— Это к тому, что мое посещение связано с иконой новгородской школы.
— С моей? — Кузнецов снял очки и выжидающе-настороженно взглянул на Бурмина.
— Нет, не с вашей. А вот с этой... Бурмин вынул из портфеля цветную фотографию муренинской иконы и подал Кузнецову. Тот рассматривал ее и хмурился, взял увеличительную линзу и водил ею над снимком. Потом принес книги и несколько листков, исписанных старомодным почерком, просмотрел их и, повернувшись к Бурмину, спросил:
— Что вы хотите от меня услышать?
— Все, что можете и считаете нужным сказать.
— Предпочел бы увидеть оригинал.
— Сейчас я не мог его захватить. Вы знаете эту икону?
— Полагаю, судя по вашей реплике о Егории, вы разбираетесь в живописи. Сюжет «Положение во гроб» — один из наиболее распространенных.
— Вам приходилось видеть ее?
— Эту икону? Да я бы оставил сейчас все дела и отправился хоть на край света, чтобы посмотреть на нее.
— Она не так далеко, и вы ее скоро увидите.
Кузнецов сел в кресло, положив на подлокотники большие узловатые руки. Бурмин решил не торопить события. Ясно, что Кузнецов знает что-то, связанное с иконой и потому волнуется. Он приглядывался к Бурмину, словно оценивая.
— Понятно, что фотография сделана с оригинала. Мне не пришлось его видеть. Но сюжет, именно в таком решении, мне знаком, и я допустил ошибку, когда отказался приобрести подделку...
В прошлом году осенью, примерно в конце октября, да, да, еще до ноябрьских праздников, у подъезда меня ожидал незнакомый человек. Я шел тогда на рынок. Он сказал, что у него ко мне дело.
Настроение у меня в то утро было неважное, а этот человек встретил меня как раз в такую минуту. Он предложил мне икону. Величиной она была точно такая, как ваша фотография, но, разумеется, без украшений. На их месте — клейма. Написана на старой доске, по-видимому, по живописи, которую восстановить было невозможно, или она не имела ценности. Поверьте, это была искуснейшая подделка, на такую можно клюнуть и знатоку. Но, к сожалению, я был тогда в таком состоянии... не сообразил, что эта икона, вернее, копия с нее... — Кузнецов вдруг замялся. — Словом, не сообразил, что копия сделана добросовестно и даже как копия представляет интерес. А что это подделка, определил лишь по срезу доски. Она была отпилена с двух сторон по размеру подлинника, все вроде бы и заделано тщательно, но я незаметно поскоблил и заподозрил, что срез свежий. Но это мало кто может определить сразу — у меня есть свои секреты...
Так вот, вижу — незнакомец начинает нервничать, что я долго рассматриваю, мы ведь стояли в подъезде. Он заверил, что икона подлинная, за большую сумму куплена в Каргополе у священника-коллекционера и что он предлагает мне ее по поручению владельца — тот не желает назвать свое имя, но хочет, чтобы икона была в моей
коллекции. Вы понимаете, что это такое? Я ему сразу же ответил, что в темные сделки никогда не вступаю, иконы «со стороны» не покупаю, поскольку это законом не одобряется.Забыл вам еще сказать, что человек этот не выглядел перекупщиком краденого. Я ведь и таких встречал. Он сказал, что ничего «темного» здесь нет и что раньше икона была в окладе, а потом его сняли, и пришлось доску чуть срезать с двух краев. А ведь я ему о срезах и слова не сказал. Похоже на правду — ведь клейма поновлены и вроде в тех местах, где был оклад. Я еще раз внимательно рассмотрел клейма и окончательно убедился — это всего лишь подделка. И рассердился, конечно, что меня за глупца принимают. Что-то я этому человеку сказал резкое, но он шел рядом до самого рынка, хотя я брюзжал и ворчал. Он исчез сразу, как только мы оказались в толпе... Да, но что же все-таки вы от меня хотите узнать, молодой человек?
— Примерно то, что вы рассказали. И не можете ли поточнее вспомнить приметы того человека? И не известна ли вам принадлежность этой иконы к какой-либо коллекции? У нас есть предположения, но ваше подтверждение для нас важно.
— У меня не предположение, а уверенность в том, что икона эта из коллекции помещика Муренина. Вот, пожалуйста, копия с описи его коллекции. — Кузнецов подал лист Бурмину. — Вот видите? Описан не только сюжет, но и размер, и количество камней, и какие именно камни. Так что усомниться трудно... А насчет описания того человека... Зачем это вам? Я и так сожалею, что сказал лишнее. В деле коллекционирования есть нюансы, понятные лишь специалистам. Мотивы, по которым человек так вел себя, могут быть некоторым образом оправданы. Поэтому, не зная сути дела, я не должен был упоминать о нем. Одно слово «донос» вызывает у меня вполне определенную реакцию... Поймите, мне это крайне неприятно. При чем здесь этот человек? Вы о нем и не знали, пока я не проболтался.
Кузнецов поднялся, собрал книги, всем видом показывая, что посетителю пора откланяться.
«Что же делать? — соображал Бурмин. — Уйти? Но разговор-то не окончен... Вызвать его в управление? Не годится. Он может замкнуться. Все объяснять пока преждевременно».
Он положил фотографию в портфель, застегнул его и задержался у иконы. На большой доске, должно быть, на боковой створке, была изображена фигура ангела в зеленовато-синем одеянии. По сравнению с новгородским Георгием она казалась скромнее, будничней. И хотя южная темнота лица ангела и тонкие черты с прямым длинным носом — от Византии, в выражении глаз и рта, немного припухлого, по-юношески наивного, было много схожего с обликом славянского отрока.
Бурмин внимательно рассматривал икону.
— Это, должно быть, шестнадцатый век, — обратился он к Кузнецову, — икона напоминает голову ангела из Дмитровского собора, хотя написана позже лет на триста-четыреста.
Кузнецов с удивлением и интересом смотрел на Бурмина.
— Совершенно верно. В самом деле, написана в шестнадцатом веке псковским мастером. Она была частью иконостаса и должна была смотреться с большого расстояния: видите, как очерчен контур. И потом, псковская икона более драматична, нежели новгородская, и краски беднее, вместо золотого фона — охра. Но мне такая живопись ближе — люблю сдержанность. Это мой любимый образ, и я рад, что вы его оценили. Так и быть, покажу вам еще кое-что. Простите только мое любопытство: что за странное сочетание — ваше ведомство и вдруг знание искусства, тем более икон?..
Бурмин улыбнулся простодушно:
— Специалистом себя не считаю, но основы изучал.
— Как это понимать? Теперь, выходит дело, и эм-вэ-дэ, — Кузнецов нарочно растянул это слово, — свои кадры учит разбираться в искусстве?
Бурмин ответил сдержанно:
— При надобности учит и этому, но я еще прежде изучал основы искусствоведения, для моей работы это необходимо.
— Выходит дело, отстаю от жизни. Живу, значит, старыми представлениями. Вы уж извините за неумеренное любопытство.