Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
«Выходит, дутая слава у твоего Панина?»
«Мало на его счету раскрытых преступлений? — обиделся за начальника угрозыска Журавко. — Да и в Павлополе, знаешь, какое дело он распутал? К ордену представили».
«Не знаю, что там в Павлополе, а с Сосновской топчется на месте. Ты же сам, Сергей Антонович, говорил мне, что там пахнет чем-то большим, чем самоубийство! Говорил или не говорил?»
«И сейчас говорю».
«Так в чем же дело? Зайди, тут у меня жалоба. Правда, анонимная. Автор советует поинтересоваться, почему милиция взяла под защиту любовника Сосновской Яроша. Слышал о таком?
Журавко обещал зайти в райисполком, но, готовя операцию «Пряжа», так закрутился, что разговор с Лубенцом вылетел напрочь из головы. «Сейчас Рахим потребует отложить операцию», — подумал полковник, и, словно подслушав его мысль, Гафуров сказал:
— Горлач назначил аудиенцию Костюк на пятницу. Сергей Антонович, думаю, операцию необходимо отложить. По крайней мере до пятницы. Этого дельца нужно брать с поличным, иначе выскользнет: я не я, и хата не моя.
На какое-то мгновение Журавко растерялся. Он понимал, что начальник отделения БХСС прав, делом Горлача интересовался сам генерал Колодяжный, но и операцию с пряжей откладывать не хотелось. Все продумано до мелочей, оперативные группы сформированы и ожидают только сигнала. Полковник обвел взглядом присутствующих и потянулся к графину с водой.
— Возможно, возможно, — сказал он неуверенно. — Хотя... Ты как думаешь, Олекса Николаевич?
Панин поднял глаза.
— Можно и отложить. Но тогда мы снова не продвинемся ни на шаг в деле Сосновской. Эта пряжа третью неделю поперек дороги!
— Операцию придется все-таки отложить. Распорядись, Панин! А заодно пошли кого-нибудь из своих хлопцев, пусть разыщут такси... — Журавко наклонился к календарю. — Где-то я тут записывал.
— ТНЗ 14-75, — сухо сказал Панин, собирая на столе свои бумаги.
— Мне бы твою память, — Журавко нехотя усмехнулся. — Вызубрил бы я все приказы начальства, как стихи. Жаль только, что они не в рифму пишутся.
ОПЕРАЦИЯ «ПРЯЖА»
Диспетчер центральной службы такси заглянула в удостоверение Ванжи, и тоненькие брови девушки подпрыгнули двумя стрелочками вверх.
— Что-нибудь натворил?
— Не волнуйтесь, ничего он не натворил. Помогите встретиться с ним, только и дела.
Диспетчер щелкнула тумблером.
— Дунай-9! Дунай-9! Я — Днепр! Сообщите, когда освободитесь. Для вас есть сообщение.
Динамик напротив откликнулся немедленно:
— Дунай-9 свободен.
Девушка обернулась к Ванже, приглашая его к микрофону. Ванжа замахал руками. Он знал, что по крайней мере полтора десятка таксистов поддерживает связь с диспетчерской на одной волне. Для чего же посвящать их в милицейские хлопоты? Да и где гарантия, что рядом с каким-нибудь другим «Дунаем» не сидит сейчас Горлач?
— Дунай-9! Я — Днепр! Приезжайте в диспетчерскую.
— Что там, ближе никого нет? — захрипел динамик. — Ты меня слышишь, Наденька?
— Дунай-9! Выполняйте распоряжение! Конец.
Диспетчер вопросительно посмотрела на Ванжу.
— Гениально, — сказал Ванжа. — Язык жестов вы понимаете, а это уже немало. Может, смените профессию? Нам нужны сообразительные девчата.
И сразу вспомнились слова Василька: «Реакция молниеносная.
Возьмите в милицию, не пожалеете».«Ох, Нина, неужели ты будешь мучить меня всю жизнь?»
Диспетчер испуганно смотрела на Ванжу.
— Что с вами? Вы так побледнели!
— Душно, — сказал Ванжа. — Наверное, перед дождем. Как фамилия водителя такси?
— Варнава... Иван Петрович Варнава. А почему вы в штатском?
— Я же говорю: душно. А в милицейской форме воротнички тугие.
Над городом клубились дождевые тучи. Невидимое отсюда солнце нашло щель в сизой завесе и прицелилось в стекло высотного дома на Казачьей горе. Скрипнув тормозами, остановилось такси. Водитель хлопнул дверцей и решительным шагом направился к диспетчерской.
— Иван Петрович? Вижу, вам не терпится поругаться с Наденькой. Разрядитесь на мне. Это я вас вызвал.
— А вы кто будете?
— Сядем в машину, там и побеседуем... Оперуполномоченный Ванжа из Петровского отдела милиции. Вы сегодня брали пассажира на Хабаровской?
— Брал. А что?
— Где он сошел?
— На Чапаевской, — шофер сплюнул под ноги. — Сукин сын! Сам не взял сдачу, а теперь пожаловался?
— Не жаловался он, Иван Петрович. Меня интересуют не деньги его, а облик. Возраст? Внешность?
Варнава пожевал губами.
— Двадцать пять — двадцать семь. Белобрысый, глаза черные. Больше ничего припомнить не могу. Не присматривался.
— А куда он пошел, не заметили?
— Не имею привычки следить за пассажирами. Привез — и будь здоров! А впрочем, подождите. Вышел он, говорю: сдачу возьмите! Махнул рукой — и через дорогу. Там как раз напротив магазин «Готовая одежда». Ага, одежда... Джинсы на нем были в обтяжку, из тех, что сейчас в моде.
— Ну что ж, портрет — хоть в рамку, — сказал Ванжа. — А теперь, Иван Петрович, отвезите меня туда, где вы его высадили.
— Это можно. — Варнаву распирало любопытство. — А я думаю, чего это Наденька меня вызывает? Не близкий свет, аж с Пушкинской. А он, этот пассажир, ваш клиент, или как вы их там называете?
— Жену у меня отбил, — сказал Ванжа. — Хорошая была женщина, на Наденьку похожа. А он отбил. Ну я, значит, разыскиваю, чтобы поблагодарить.
Варнава хохотнул:
— Вы разве скажете правду!
— Поехали, Иван Петрович, поехали. А наш разговор забудьте. Не было его...
Ванжа и сам не знал, на что он рассчитывал, прогуливаясь по Чапаевской. Выдавал себя за человека, которому только бы убить время. Прошло почти два часа с того момента, как таксист высадил тут утреннего пассажира, так что шансы увидеть Горлача были у Ванжи мизерные. Если бы еще другая улица, не Чапаевская, он, наверно, сразу вернулся бы в райотдел.
За магазином радовали глаз оранжевыми лоджиями несколько недавно возведенных многоэтажных великанов, а с левой стороны, будто в пропасти за кручею, начиналось вишневое царство, из которого выглядывали крыши обычных домиков. Если вдоль заборов пройти до приметного телеграфного столба, можно разглядеть знакомую зеленую калитку усадьбы Сосновских. Навестить бы Елену Дмитриевну, поговорить с Васильком, да что им скажешь?..
Каждая фигура в джинсах заставляла Ванжу напрягать зрение. Столько их развелось, что в шеренги строй. Прямо униформа!