Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20

Один из моих оппонентов после заслушивания признался:

— Ты уж не обижайся. Я и сам не знал, о чем говорить. Меня уведомили за тридцать минут. Получилось не в ту степь…

По другую сторону стола в некотором недоумении молчаливо стоял поддерживавший меня генерал, спокойный, рассудительный. Мне казалось, что на его лице написано: «Не обращай внимания. Мелочи жизни…»

Принесли чай заму… Генерал взял меня под руку и увел из кабинета. Мы шли молча по длинным мрачным коридорам. Я был под впечатлением от заслушивания. Нужно ли оно было? Что оно дало? — задавал я себе вопросы. Ответа не находил. Что же дальше?

Расставаясь, генерал сказал:

— Когда будут хоронить, бросишь горсть земли… — пожал мне крепко руку и зашагал своими длинными ногами, чтобы не возвращаться к этому разговору.

В душе я благодарил его за человечность, профессионализм, высокую культуру и за то, что он увел меня от нудного зама. Генерал знал подоплеку заслушивания. Она не всплыла, потому что в руках того, кто ее проводил, ничего, кроме плевой анонимки не было. Но тогда как раз был пик на анонимки. За них подвергали распятию, как во времена инквизиции.

Я никогда не сомневался в необходимости работы разведки и контрразведки, но как и многие, задумывался над ее содержанием, формами и методами, ощущая противоречия деятельности с действительностью. Корректировка была необходима. Но как бы ни шельмовали службу госбезопасности, теперь уже разваленную, история не

пременно отметит ее роль в защите национальных интересов великого государства и не менее ревностной защите его целостности от националистов, приведших к национальной вражде, от происков разведок, работавших против нас и добывания для страны информации, способствовавшей укреплению державы.

— Алексей Иванович, мне кажется… Если я не прав, вы меня поправьте, пока Комитет работал, была держава, но цементировала ее идеология. Почему безопасность ее не защитила?

— Так называемая «перестройка» началась с погрома контрразведки и разведки, с лишения их основных функций, с афиширувания государственной тайны. Комитет мог и должен был предотвратить развал державы, многие бедствия, кровопролитие, межнациональную резню. Но страну ввергли в бездну беззакония, беспредела и последовал хаос, приведший на край пропасти.

Во всех государствах и, прежде всего, в США ЦРУ стоит на страже защиты национальных интересов. У нас это понятие агенты влияния предали анафеме.

— Читал, читал, — сказал Иван Ильич, — но не совсем представляю что это за институт. Агенты влияния?..

— Следующий раз, с вашего позволения.

— Договорились.

Уставшие, обветренные мы возвращались домой. В городе на трамвайной остановке было тише, но поджидавшие трамвай стояли спиной к холодному северному ветру, гулявшему между домами.

Трамвай где-то задерживался. Я насквозь продрог.

50

Наш следующий раз надолго отодвинулся из-за того, что мне нездоровилось. Звонил Геннадий Иванович, справлялся о самочувствии, спрашивал чем мне помочь, навещал Иван Ильич, любитель покопаться в книгах. Он отыскал в моей домашней библиотеке зачитанную книгу на немецком языке, изданную на Западе о докторе Зорге, которая у нас не переводилась. Во всяком случае она мне не попадалась, хотя я следил за литературой о выдающемся нашем разведчике. Эту книгу мне подарила еще в 1964 году знакомая стюардесса Катрин в Германии. Она летала на международных линиях западногерманской

авиакомпании. Таким подарком она хотела сказать мне многое. Я его так и воспринял.

Иван Ильич каждый раз просил меня прочитать ему одну из глав о том, чтобы иметь представление, что пишут немцы о Зорге, тем более, что автором книги был служащий германского посольства в Токио, хорошо знавший Рихарда Зорге.

Так мы с Иваном Ильичем глава за главою, обычно за чаем, дошли до трагического последнего дня разведчика в тюрьме.

Я раскрыл книгу и уже сходу начал переводить целые строки, как кто-то позвонил. В трубке послышался незнакомый, но приятный женский голос с просьбой разрешить зайти по поручению Геннадия Ивановича.

— Конечно, заходите, — я объяснил как найти дом во дворе.

Она не заставила себя долго ждать.

— Геннадий Иванович прислал вам лекарства, чтобы вы быстрее поправлялись. Вам большой привет от него и приглашение навестить в поселке заточенья, — улыбнулась незнакомка.

Глядя на молодую симпатичную женщину, я почему- то сразу подумал, что передо мною стоит его Ольга.

Она хотела тут же уйти, но я пригласил ее в комнату, где мы пили чай о Иваном Ильичем. Как застеснявшуюся гостью, мы усадили ее за столом.

— Вы, насколько я понимаю, — Ольга, — сказал я ей с некоторым опасением, боясь ошибиться.

— Откуда вы меня знаете?

— Земля слухом полнится. Очень приятно с вами познакомиться. Наслышан о вас.

— Я приехала на консультацию в поликлинику, ну и заодно передать вам… Геннадий Иванович часто вспоминает вас.

— Спасибо. Вы у доктора уже были?

— Да. Пришлось долго ждать.

— Тогда не торопитесь. Отдохните, разделите нашу компанию. Все на столе. Хотите с сахаром, хотите с конфетами, печеньем, что предпочитаете…

Чтобы не смущать Ольгу, которую мне хотелось рассмотреть поближе, я продолжил бегло переводить Ивану Ивановичу повествование о Зорге, дополняя тем, что я знал о нем.

Как я заметил, Ольга тоже прислушивалась.

…Только через три года после того как Рихард Зорге был^ арестован, японское правительство дало краткое сообщение в печать о его казни. Оно было крайне лаконичным. В нескольких строках обосновывался вынесенный ему смертный приговор за государственную измену без каких бы то ни было подробностей.

Германский посол в Токио Равенсбург, с которым Зорге находился в близких отношениях, был немало удивлен, когда после публикации к нему вечером без видимого повода явился советник Министерства иностранных дел Японии Кацука и коснулся, как он сказал, последнего пути Зорге в тюрьме.

— Почему? — спросил его Равенсбург, — от вынесения приговора, так долго, два с половиной года, откладывалась казнь Зорге?

Кацука уклонился от ответа.

— Доктор Зорге мужественно встретил смерть. Его самоотверженное поведение очень импонирует мне, — сказал советник.