Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20

— Да, да, колоссально! — подхватил Анатолий.

Валерий иронически улыбнулся.

— А официальная критика отнеслась отрицательно.

— Чепуха! — Анатолий раздраженно махнул рукой.

— Мне тоже это не понравилось, — заметила Марина.

— Детка, — с усмешкой обратился к ней Валерий, — оставь это для собрания. Там она нам всем не понравится. А здесь будем искренни.

Марина покраснела.

— Я всюду говорю искренне. Ненавижу лицемеров, — и упрямо повторила: — Мне не понравилось. Вот и все!

Жора вскочил с дивана и, притопывая, залихватски пропел:

Дайте прочесть, дайте прочесть! Пошлую преснятину ведь надо же заесть!

Валерий, улыбаясь, вышел из комнаты и через минуту торжественно вручил ему журнал.

— Подбалдить! Немедленно подбалдить! — закричал Жора. Виват! Ура! Банзай!..

Все охотно выпили.

— Нох айнмаль! — не унимался Жора. — Повторим на бис!

И снова выпили. Лица у всех раскраснелись, возбужденно заблестели глаза. И только Марина поморщилась.

— Я не могу больше пить, — призналась она.

— Ей надо кальвадос! Как у Ремарка! — воскликнул Анатолий.

— И такую же любовь! — Валерий пьяно засмеялся. — Всех со всеми!

— Перестань! — У Марины на глаза неожиданно навернулись слезы. — Гадости говоришь! У него не так! У него…

— Нет, почему же «перестань»? А свобода слова? Теперь это модно!

— Не очень-то модно, — вмешался Жора. — Газету вашу все-таки прихлопнут. И охота вам в самом деле копья ломать? Вернее — шеи? Добрый мой совет — покайтесь. Авось простят.

Валерий возмутился:

— Какими же трусами и идиотами мы будем выглядеть?! Кайся сам!

— А в чем, в бизнесе? Пожалуйста! Попросят — покаюсь. С меня не убудет.

— И все бросишь?

— Ну, зачем так ставить вопрос? — тонко усмехнулся Жора и подмигнул Стелле. — Одно дело покаяться, другое дело бросить. Бизнес — дело реальное, солидное, а главное — прибыльное.

Жора, обняв Стеллу, развалился на диване и самодовольно продолжал:

— На что тратите свои молодые силы, мальчики? Надо жить весело в наш суровый век. Курите «Честер», жуйте вкусную резинку, выдавайте «рок», но без всякой идеологии, и будьте счастливы! Все это даст вам бизнес. Как говорил один великий человек: «Вы хочите песен? Их есть у меня!»

Из другого конца комнаты Червончик патетически воскликнул:

— Вот слова не мальчика, но мужа!

— Жора, ты прелесть! — засмеялась Стелла, прильнув к его плечу. — Ты почти мой идеал.

— «Рок» без идеологии, — презрительно скривился Валерий. — Какая трусливая и нищенская философия!

Жора снова усмехнулся, на этот раз снисходительно.

— Говоришь, нищенская? И к тому же трусливая? На этот счет могу дать одну деловую справку. Фамилий и цифр не называю исключительно из соображений здоровой конкуренции и личной безопасности. Я сейчас все наличные средства и все, какие только удалось достать, кредиты ставлю на одну карту. Случайно найденную карту! Если выиграю — могу приобрести тачку системы «Волга», даже две, если захочу.

— Бери выше, — откликнулся Червончик. — Любой дизельэлектроход на Черном море!

— Именно. А проиграю — буду стрелять у вас сигареты и клянчить на пиво. Это к вопросу о смелости и нищете.

Анатолий поморщился и сказал, обращаясь к Марине:

— Ох, уж эта торгашеская бравада! Он неисправим.

— Он противен, — тихо поправила его Марина.

Стелла пристально взглянула на Жору и отодвинулась, капризное лицо ее стала почти злым.

— А как к вопросу о дружбе? — тихо, с угрозой спросила она.

Жора поспешно наклонился и прошептал:

— Стеллочка, радость моя, к нашим делам с ним это отношения не имеет.

Стелла враждебно отстранилась.

— Но ты сказал, что все средства…

— Абсолютно все. И даже еще больше. Таковы суровые законы бизнеса. Но дело стоит того, будь уведена.

— Тогда скажи, что это за дело.

Жора загадочно улыбнулся.

— Это коммерческая тайна. Ты первая не будешь меня уважать, если я проболтаюсь.

— Ты меня не любишь… — Стелла капризно надула губки. — Я не останусь с тобой…

— Останешься, — Жора привлек ее к себе. — Твой дорогой уже пса спустил. Теперь не только ваш дом, а всю Красноармейскую за два квартала обходить надо. Представляешь? — обратился он к Тарану.

Василий усмехнулся. Прислушиваясь к их разговору, он не мог побороть в себе растущее чувство неловкости и какого-то смущенного протеста. Но росло в нем и любопытство. Никогда раньше не попадал он в такие компании, не слышал таких споров. За многими словами он угадывал какой-то скрытый и нехороший намек или иной, более широкий и важный смысл, который не мог понять. Ему даже казалось, что эти люди вдруг переходят в разговоре на другой язык, лишь внешне кажущийся русским.

И только Кира, сидевшая рядом и как бы невзначай прижавшаяся к нему плечом, казалась близкой, понятной. Он вдыхал крепкий запах ее духов и, то ли от этих духов, то ли от выпитой водки, чувствовал, как хмель туманил голову.

— Вы всегда такой скромный? — смеясь, лукаво спросила Кира. — Все молчите, что-то думаете. Вам приятно здесь? Правда, весело?

— В общем весело, конечно. А скромный… но все я не такой уж скромный, — усмехнулся Таран и, решив доказать свою нескромность, крепко обнял ее за талию.

— Ого, какой вы сильный! Пойдемте танцевать?

Из радиолы уже рвались раздирающие, прыгающие, визжащие звуки, и несколько пар скакали и кружились посреди комнаты.

Таран почувствовал, что танцевать так, как он привык, под эту музыку невозможно, она подмывала к чему-то необычному и азартному.

— Ой, ля!.. Ой, ля!.. — возбужденно кричал Валерий. — Больше жизни! Больше страсти!..

И Таран, подчиняясь охватившему его вдруг озорному, бесшабашному веццчью, завертелся с Кирой по комнате. Он смотрел на ее смеющееся лицо, ловил дразнящие искорки в глазах, а в чувственном изгибе ярких, влажных губ угадывал что-то вызывающе грубое и доступное. Василий неожиданно для самого себя нагнулся, и Кира, полузакрыв глаза, ответила ему долгим поцелуем.

Никто не обращал на них внимания, все вертелось и бесновалось вокруг. Дико взвизгивала, стонала и грохотала радиола.

Задыхающийся и взволнованный опустился, наконец, Василий на диван возле Киры.

— Ну и музыка… — только и мог он сказать.

Ему на минуту вдруг показалось, что музыка эта прилипчива и противна, как грязь на улице, что она испачкала его чем-то. Поглядывая на танцующих, Василий с невольным смущением подумал, что и он только что вот так же нелепо бесновался под эту сумасшедшую музыку. От этой мысли ему стало не по себе.