Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20

— Когда «скорая» увезла его, я читала Алешины дневники. Все страницы были на месте. Не сомневайтесь.

— Почему же вы не хотите сказать, о чем там говорилось?

— Я разве не сказала? — Маврина резко тряхнула головой, будто сбросила с себя одолевавшие ее сомнения.— На этих страницах Алексей Дмитриевич набросал план своего будущего романа. Какое-то подобие сюжета, черты характеров героев. Несколько блатных фраз. Яркие детали. Он вынашивал идею написать детектив. Даже настоящий триллер. Говорил, что серьезному романисту нечего стыдиться детектива. Приводил в пример Грэма Грина, Пристли, Сомерсета Моэма. Но время шло. Он писал романы, а до триллера руки так и не дошли. Жаловался: никак не найдет достойного сюжета. А недавно он лежал в больнице, познакомился с молодым парнем из какого-то кооператива при мэрии. Парня готовили к операции. Врачи намекнули Алексею, что шансов у кооператора почти нет. Да и парень это чувствовал. И он такого порассказывал мужу! Волосы дыбом! Вернувшись из больницы, муж и сделал эти записи.

— Алина Максимовна, вы не смогли бы восстановить их? Конечно, не дословно. Все, что запомнилось.

— Зачем вам? Парень этот, наверное, умер. Да и рассказал он мужу доверительно. По секрету.

— Я не собираюсь открывать новое уголовное дело. Хочу только понять, почему исчезли эти страницы. Так обещаете?

— Попробую,— нерешительно сказала Маврина.— Только детали я вряд ли смогу передать точно. А имена, наверное, вымышленные.

Фризе поднялся.

— Мне пора. А то опоздаю на последнюю электричку.

— В эти часы у нас можно подхватить такси. Вам повезет, у меня легкая рука. Если бы я знала, что вы без машины! Не отпустила бы шофера.— Взяв со стола одну из тетрадок дневника, Алина Максимовна протянула Фризе: — Вы понимаете, как она дорога для меня?… Может статься, и для литературы. Дневник только для вас, милый Володя. Я вам верю, у вас глаза хорошие.

Они спустились вниз, и Фризе, надев свою яркую пуховку, попробовал положить дневник в карман. Но там уже лежал пистолет и записи Покрижичинского.

— Завернуть в газету? — сказал он, все еще пребывая в смятенных чувствах после «милого Володи». Ни слова не говоря, Алина Максимовна скрылась в гостиной и тут же вернулась с узким черным дипломатом с металлическими ободами по краям и замками с кодом.

— Здесь будет целее,— улыбнулась она.— Мужу подарил его один арабский принц, когда он летал на Ближний Восток. Принц сказал: «Даже агенты спецслужб не смогут узнать, о ком вы пишете свой новый роман, если спрячете рукопись в этом кейсе».

Фризе положил в роскошный кейс тетрадь, достал из кармана бумаги Покрижичинского. Перехватив внимательный взгляд Мавриной, сказал:

— Еще один секретный манускрипт.— Он хотел переложить из кармана и пистолет, да постеснялся вынимать его. Внезапно ему пришла в голову мысль: — Алина Максимовна, в больнице ваш муж, наверное, тоже вел записи? Когда он встречался с кооператором, слушал его рассказы, он же не записывал в дневник?

— Вряд ли Алеша вообще что-то записывал. Может быть, потом? У него была привычка заносить всякие мелочи в записную книжку: незнакомое словечко, бытовые детали, иногда сюжеты.— Маврина, наконец, поняла, к чему клонил Фризе.— Да, да! Сюжеты! Если поискать в его записных книжках, можно, наверное, наткнуться и на того кооператора.

— Записные книжки целы? — с надеждой спросил Фризе.

— Не знаю. Они могут лежать в городе.

— Поищите. Я понимаю, вам сейчас не до них…

— Ну почему же? Мне…— она недоговорила, прижала руку к горлу, как будто этим жестом помогала себе остановиться. Не высказать чего-то такого, о чем никому, кроме нее, знать не следовало.

«Хороша! — подумал Фризе.— Если бы за «милым Володичкой» последовало продолжение, ни один младший советник юстиции не устоял бы».

— Мы вас разоружили,— сказал он. Ружье, из которого Маврина застрелила санитара, прокуратура изъяла.— Не боитесь?

— У Алеши в кабинете,— она показала глазами наверх,— целый арсенал. Он любил ружья. Но это — между нами.— Алина Максимовна засмеялась.

Уже на веранде, поцеловав хозяйке руку, Фризе сказал:

— Алина Максимовна, простите мою настойчивость, но я на секунду хочу вернуться к Борисову.

— А я не хочу! — Маврину словно подменили. Она стала колючей и настороженной. Куда только пропала ее мягкая и обворожительная улыбка.— Володечка! Не спрашивайте меня о Борисове. Вы прочитаете дневники мужа. Поверьте, он все написал искренне. Алексей Дмитриевич не собирался публиковать эти записи.

— Я могу в это поверить…— Фризе начинало раздражать, что Маврина взяла за правило называть его Володечкой. Она что, не принимает его всерьез? Не может ощутить разницы между дружеским разговором и допросом?! — Я могу поверить, что это правда,— повторил он.— Но это только часть правды. А мне нужна вся. Нет объяснения тому, что человек, отсидевший девять лет в лагере, чудом избежавший смерти, прощает доносчику и клеветнику!

— Не хочу говорить о Борисове! — упрямо повторила Маврина.— И не могу взять в толк, к чему все эти разговоры?

— Это не разговоры, Алина Максимовна, а вопрос к свидетелю.

— Свидетелю чего, Володечка?

Фризе еле-еле удержался от какого-нибудь едкого замечания.

— Мой муж умер от старости. Вы этому не верите? Сердце…

— Пиво с цианидом, которое выпил санитар Уткин, могло предназначаться вашему мужу. Вот о чем я думаю, хотя у меня и нет пока — пока! — доказательств. Когда санитары из «Харона» приехали за покойным, Уткин мог незаметно положить в карман банку «Туборга».

— А отравленное пиво подсунул мужу бедный Борисов?

— «Бедный» клеветник Борисов,— усмехнулся Фризе.— Нет, я в этом не уверен. Это лишь одна из версий. И раз она существует — мое дело исследовать ее. Но есть и другая — уцепившись за нее, я, похоже, разворошил осиное гнездо.

НАПАДЕНИЕ

Метель прекратилась. Подмораживало. Сухой снег скрипел под сапогами раздражающе громко.

Обещанное Алиной Максимовной такси с ярким зеленым огоньком не замедлило выехать из какого-то глухого проулка и не остановилось, несмотря на все призывы следователя. Наверное, водителю уже некуда было складывать выручку. Фризе вспомнил мужчину, голосовавшего однажды на Киевском шоссе — он сидел на чемодане, а рядом на асфальте стояла бутылка водки.

Фризе медленно шел между двумя высокими заборами, за которыми спали в своих уютных дачах известные и не слишком известные писатели. А может быть, и не спали, а писали свои романы и поэмы или пили коньяк, если сумели отоварить талоны за декабрь.

«Ну и суматошный денек»,— думал Владимир, прислушиваясь, не заурчит ли в тиши поселка машина. И тут перед его мысленным взором предстал его родной «жигуленок» с проколотыми шинами. Кто это сделал? Обыкновенные хулиганы? Он даже не обратил внимание, с одним ли его «жигуленком» случилась беда. Или досталось и другим машинам? У подъезда прокуратуры парковал машину не он один. Но предчувствие подсказывало ему, чьи руки сделали это дело.