Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20

Всего в этот день было взято одиннадцать до зубов вооруженных анархистов и других лиц, входящих в группу. К сожалению, не удалось задержать двенадцатого…

Опять сказался недостаток опыта. Так уж вышло, что боевые чекисты, дежурившие в засаде, что называется, набили руку в задержании самых опытных преступников, умели противостоять и огнестрельному, и холодному оружию, но о многих специфических тонкостях конспирации пока еще и не догадывались. Владели ими в достаточной степени те сотрудники, у кого был за плечами опыт подпольной работы до революции. Но таковых в составе засады не имелось, а специальными школами для подготовки квалифицированных оперативных работников ЧК еще не обзавелась.

…Утром на квартире в Глинищевском находились последние задержанные — двое мужчин и девушка, которая просила называть ее «товарищ Тата». Картину, которую лицезрел бы сторонний наблюдатель, можно было назвать идиллической. «Товарищ Тата», приткнувшись за круглым обеденным столом, молча вязала (в сумке, отобранной при аресте, у нее кроме браунинга имелись два мотка шерсти, крючки и половина кофты). Рядом с ней пристроился, клюя носом, Николай Савушкин. Чуть поодаль, покачиваясь в кресле-качалке из крученой соломы, изучал стопу анархистских брошюр и газет Миша Фридман. Тихо… Лишь мерно тикали часы-ходики на стене.

В соседней комнате находились еще два чекиста. Дверь из этой комнаты вела уже в кухню. Из окна комнаты можно было видеть подъезд дома напротив, где занимал свой пост чекист-сигнальщик, наблюдавший за переулком. Кухня же была устроена странным образом. Одно из двух ее окон выходило на… лестничную площадку. Такая планировка встречалась иногда в старых московских домах, тех, где на первом этаже имелась маленькая квартирка для консьержки. Последняя имела возможность видеть всех входящих в дом.

На подоконнике кухни стояла большая кастрюля под крышкой с супом, рядом — миска с двумя солеными огурцами, луковицей и несколькими ломтями белого (!) хлеба, давно в Москве невиданного. Чекисты, еще ночью сгрызшие прихваченные из дому сухари, в сторону подоконника старались не смотреть.

Фридман поднял очередную прокламацию, вполголоса с интересом прочитал, изредка изрекая собственные комментарии:

— «Большевики (мы, стало быть)… ныне царствующая самодержавная коммунистическая партия (красиво излагают!)… захватила всю власть в свои руки — отняли у трудящихся все их завоевания, все фабрики, заводы, землю… задавили всякое право человека, всякую свободу, всякую независимость…» Скажи-ка, а я и не заметил! — Михаил недоуменно покачал кудрявой головой и продолжил чтение: — «Долой всякую власть — источник угнетений! Зажигайте всюду пожарища новой революции!»

С усмешкой обратился к «товарищу Тате»:

— И это все, что вы можете предложить народу — пожарища?

Женщина ответила не раздумывая, как заученное, с вызовом:

— Разрушение — это и есть созидание! Без всякой власти и комиссаров, без насилия и армии!

Фридман от нечего делать не прочь был вступить в теоретический спор. Поэтому возразил:

— А взрыв в Леонтьевском, это нешто не насилие? А Деникина и Колчака вы как, без армии, уговорами ко всеобщему братству людей труда убедить хотите?

Истерически, покраснев так, что враз стала некрасивой, кричит «товарищ Тата»:

— Да! Мы зовем народ ко всеобщему бунту! Только всеобщий бунт может стать и станет прологом подлинно социальной революции! И Деникина сметет всеобщий бунт!

Михаилу уже надоело спорить с фанатичкой. Досадливо махнул рукой и подвел итог так и не состоявшейся дискуссии:

— Ладно, потолковали, и хватит. Ваших бунтовщиков Деникин разгонит казачьей полусотней, без шашек даже, одними нагайками. А наша революция непобедима, потому что опирается на силу вооруженного народа. Точка и факт! Потому-то вы и беситесь…

Заскучавший от спора, в котором он не очень разбирался, хотя и стоял всецело на стороне старшего товарища, Савушкин бесцельно бродил по квартире. Анархистские брошюрки его не интересовали, ничего другого почитать в комнатах не нашлось, да и читать, сильно подозревал, в засаде не полагалось, равно как и спорить с задержанными. Почему в глубине души он и не одобрял поведения своего прямого начальника, каковым, безусловно, являлся в текущий момент для него товарищ Фридман Михаил, как, впрочем, и все остальные чекисты, здесь присутствовавшие.

Закуталась зябко в платок и умолкла Тата, зыркая изредка по сторонам мрачными, глубокой синевы глазищами. Нет-нет, взор ее со скрытой тревогой останавливался на циферблате ходиков и на миске с едой, стоявшей на подоконнике кухни. Единожды она даже сделала попытку пройти туда, но Фридман так глянул на нее, что она тут же осеклась.

Савушкин несколько раз пересек комнату и кухню по длинной диагонали, задержался на мгновение у подоконника, машинально, не думая, взял из миски аппетитно выглядевший огурчик и… с хрустом съел. Уловив презрительный взгляд анархистки, смущенно пробормотал:

— Извините, гражданка Тата, не удержался…

— Да чего уж, — спокойно ответила женщина, — ешь… Мог бы и меня угостить. Мы тоже небось люди.

— Можно? — с нескрываемой надеждой в голосе обратился Николай к Фридману.

— Давай, — не раздумывая, почувствовав, как враз голодной слюной оросило рот, разрешил Михаил. — Не пропадать же добру. И наших ребят покорми.

Обрадованный Савушкин, не дожидаясь повторного разрешения, мгновенно подхватил миску и честно, с зачетом съеденного им огурца, разделил ее содержимое между чекистами и задержанными. И ни он, ни его товарищи не заметили злорадного огонька, на миг вспыхнувшего в бездонных глазах анархистки.

А через час примерно в переулке появился еще один прохожий, сразу привлекший внимание чекиста-наблюдателя. То был крепкого сложения мужчина лет тридцати, одетый в потрепанную коричневую тужурку, брюки-галифе, на голове ворсистая кепка с отложными наушниками. Обе руки глубоко засунуты в карманы. «Скуластый, настороженный», — привычно отметил про себя наблюдатель самое характерное во внешности и поведении неизвестного.

Мужчина вошел в подъезд, поднялся по лестнице, поравнялся с окном в кухню конспиративной квартиры, искоса глянул на подоконник и, словно ошпаренный, круто развернулся и устремился обратно вниз. Он бежал, перепрыгивая через ступеньки, по-звериному ловко, почти не производя шума. Кинулся следом чекист, дежуривший на верхней площадке. Пробегая мимо двери квартиры, успел нажать на кнопку звонка и крикнуть: «Уходит!»

Истерически захохотала «товарищ Тата», торжествующе тыча пальцем в опустошенную миску. Поймал ее взгляд Савушкин в ужасе — он все понял! Миска не просто так стояла на окне… Должно быть, каждый огурец, каждый ломоть хлеба и луковица тоже имели какое-то тайное, ему неведомое значение и смысл.

— Сигнал! — в отчаянии закричал он Фридману. — Я ж сигнал ему дал!

Выхватив наган, Николай стремглав вылетел из квартиры. Уже тоже все понявший Михаил успел поймать за локоть кинувшуюся было к двери анархистку, отбросил ее в комнату и побежал следом за Савушкиным.