Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
— Много ли тебе нужно, пичужка! — засмеялся я. — Пиво у тебя хорошее?
— Солодовое только, — ответила она, посмотрела на Эрика и повторила: — Солодовое. Вам сейчас? Ах, вы друзей ждете? Пожалуйста. Ячменного пива вы теперь и в столице не найдете, — прибавила она тихо, словно доверяла нам тайну, известную ей одной. И опять стрельнула глазами в Эрика.
Ишь, хворостина, еще пялится на моего Эрика. Ладно, что он еще не понимает. Выглядит он заправским женихом, а ведь ему еще восемнадцати нет. Нечего ей глазеть на него. Богатая невеста! Нет, не надо нам добра старухи Энгберг.
Впрочем, Эрик
Идут, идут наконец! Сапоги начищены, волосы приглажены. Вот какой народ у нас в Сельдяной бухте, молодец к молодцу, не чета городским! Верзила Микель — приемщик рыбы. Брат его Юхан — чуть пониже — вышагивает вслед за Микелем. А вот рыжеватый, плечистый, в сером пиджаке Нильс Эбергард, по прозвищу Летучий шкипер — бывший партизан, ускользавший из-под самого носа у немцев и нападавший на них там, где они меньше всего ждали этого.
Все — мои земляки, кроме одного, — лысого безбородого Эркко, родом с севера, круглого бобыля.
— Остренькая, — кликнул я Христину, завидев их. — Тащи пиво. Убери бумажные цветы. Ему, — я указал на Эрика, — тоже большую кружку.
И покраснел же Эрик! Даже руки у него сделались красные, — так показалось мне, — когда он здоровался с гостями.
— Ну, рассказывай, — молвил Летучий шкипер, садясь. — Тебя Бибер, слыхать, с почетом принимал сегодня. В кабинете? Да? Ты, верно, гостинцами завалил своих.
— Эрик, выставь-ка ноги из-под стола, — велел я. — Похвастай обновкой.
— Только и всего? — спросил Летучий шкипер. — Ловко! Обменял корабль на башмаки.
Все засмеялись. Но я решил доказать им, что и я умею постоять за себя, и сказал:
— Я тоже прижал Бибера!
— Интересно, — молвил Летучий шкипер. — Тише, мальчики, послушаем, как Рагнар прижал Бибера.
Я тут же выложил им, как мне удалось вытрясти три кроны за доставку «Ориноко». Шкипер, вместо того, чтобы оценить мою находчивость, покачал рыжей головой, и лицо его с огненными крапинками на белом лбу стало вдруг очень серьезным:
— Как же ты считаешь, кто кого больше прижал — ты его или он тебя?
Хромой Эркко фыркнул и засмеялся. Но, когда Эркко рассмеется первый, ему редко кто вторит, потому что смех у него невеселый. Эркко обыкновенно сразу же закашляется и начнет тяжело, с присвистом, дышать. И на этот раз смеялся он один. Отдышался и проговорил:
— Кричит заяц: я, мол, лису поймал. Ему зайчиха: тащи ее сюда! А он: нельзя, не пускает!
— Не пускает, — грустно повторили братья Микель и Юхан.
Что это они, никак вздумали жалеть меня? Не люблю я этого.
— Ничего, ребята, мореход Ларсен не пропадет, — сказал я громко, чтобы слышали все в зальце.
Но никто не поддержал меня, а Микель пошевелил губами и произнес:
— Скоро совсем негде будет ловить.
— Что значит негде? — удивился я. — Что ты говоришь, Микель?
Микель опять пошевелил толстыми, потрескавшимися губами, собираясь ответить, но Нильс опередил его: — Генри отдает остров Торн.
— Торн? Да вы шутите, ребята! Не может быть!
По их лицам, однако, видно было, что они не шутят. Остров Торн? Тогда либо я ничего не понимаю в промысле, либо Генри… Много ли у него таких
угодий, как остров Торн, изрезанный заливчиками, удобными для нереста, окруженный банками, где рыба кормится водорослями! Нет, Генри плохой хозяин, если хочет расстаться с островом.— Торн отойдет авиационной компании, — сказал Нильс. — Один представитель от нее приезжал, осмотрел место. Генри ждет другого, поважнее, чтобы ударить по рукам.
— Дурак будет Генри, если продаст, — сказал я. — Затеял тоже! На кой нам черт нужна тут авиация! К нам и так письма дойдут, — было бы кому писать.
— Тут другое, — молвил Нильс.
— Что же другое?
— Войной пахнет, вот что, — вставил Эркко, дернувшись вперед. — Или ты не знаешь, что творится, Рагнар? В газетах давно пишут…
— Мало ли что пишут в газетах, ребята, — ответил я. — Про Олле писали, — в каком это году было, не помнишь, Микель? — будто он вытащил из лосося жемчужину. А он пуговицу нашел. Вот такую, — я обхватил пальцем медную пуговицу с якорем на своей куртке и показал им. — Вот чего стоят ваши газеты.
— Кто-кто, а Генри не стал бы горевать, начнись опять война, — сказал Нильс и выколотил трубку. — Напротив.
Нет, глупости! Я и слова не хочу слышать, — война. Разве второй Гитлер где-нибудь объявился? Три года прошло, как отвоевали, и что же — опять? Кто же, спрашивается, полезет воевать? Хоть я и не читаю газет, хоть память у меня и не приспособлена для политики, — политика вытряхивается из головы, как мелкая плотва сквозь сеть, — а всё-таки скажу, что неоткуда быть войне, и никто меня не переубедит. Я начал обдумывать, как бы похлеще ответить Нильсу, но в это время, слышу, Христина подъехала к моему Эрику:
— Я вас не видела.
— Мы не ходили сюда. А я вас тоже нигде не видел.
— Я нигде не бываю.
— Почему же вы нигде не бываете?
— Я всё на кухне. Меня тетя дома держала.
— А ну вас, — вмешался я. — Хватит жужжать над ухом. Справляй свое дело, девочка.
Так я и не ответил Нильсу.
Эркко, волнуемый какими-то своими мыслями, говорил, щелкая кривым ногтем по кружке:
— Богач так рассуждает: коли у тебя нет денег, значит, проживешь недолго. А коли недолго проживешь, то зачем тебе и деньги.
— Да ну вас к черту, ребята, — взмолился я. — Глядеть на вас тошно. Моряки мы или нет? Пей, Эркко, пей, шкипер, — я два раза поднял свою кружку. — И вы тоже, Микель, Юхан, поживей. Как говаривали прежде, — твое здоровье, мое здоровье, здоровье всех красивых девушек! Опорожним посуду и сыграем. Нас шестеро как раз. Ну, ребята! Ей-богу, не может же быть всё время плохо. Будет же, дьявол побери, когда-нибудь хорошо, а?
— Он прав, мальчики, — поддержал Летучий шкипер. — Давайте сыграем.
— Я капитан на этой стороне, — объявил я, вынув из кармана двадцать эре.
— У нас главным будет Нильс, — сказали братья Микель и Юхан и пересели на другую сторону стола.
И вот мы сидим друг против друга, — две команды. Я подбрасываю монетку; она падает гербом вниз. Нильс начинает. Я передаю ему монету и командую:
— Раз!
Летучий шкипер не спеша посапывает трубочкой, выталкивает маленькими облачками дым, лицо его спокойно, большой белый лоб не морщится, зато руки под столом беспокойные, быстрые.