Антология советского детектива-42. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Бойкий шел не таясь. Я поджидал его за портьерой в фойе. Брать нарушителя следует возле двери в ложу, пока будет возиться с замком. Затем тепленького дотащить до машины, в которой дежурил Первый и, считай, дело сделано. Дальше пусть он решает сам. Документы были готовы, Бойкого ждали во Франции. Там ему была приготовлена лежка.
Имея дело с человеком, обладающим нокаутирующим ударом, удобнее всего бить рукоятью пистолета по голове. Я уже совсем было собрался выйти из укрытия, как засек странное движение на верхней площадке лестницы. Что-то вроде сгустка мрака двигалось вслед за Волошевским.
Я затаил дыхание.
Из мрака
Сказать, что перед глазами пробежала вся моя жизнь или, что правдоподобнее, все возможные варианты моих действий, которые продумал заранее и которые рухнули в один момент, не берусь.
Волошевский вошел в ложу, агент замер.
Я тоже.
Волошевский появился через несколько минут. Должен заметить, что в ложе он действовал бесшумно. А вот в фойе позволил себе расслабиться и, не таясь, звучно ступая, двинулся к выходу. Толстяк последовал за ним. Когда они скрылись на лестнице, я фонариком дал в окно знак Первому — тревога, приготовиться! — затем последовал за толстяком. Волошевский миновал проходную, вышел через служебный вход, тихо затворил за собой дверь. Как только Бойкий покинул здание, преследователь расслабился, поспешил за Бойким. В дверях я догнал толстяка, ударил рукоятью пистолета по голове. Тот упал. Я обыскал, забрал оружие, нашел значок — так и есть, гестапо!
Что делать? Уходить? Поздно. Решил рискнуть. Одна надежда на Первого. На этот раз он не должен упустить Бойкого.
Толстяк пришел в себя. Чтобы не было шума, зажал ему рот рукой. Взгляд у гестаповца из испуганного стал осмысленным.
Я тихо спросил.
— Geheime Staatspolizei?
Тот кивнул и попытался встать. Я не стал возражать и в свою очередь представился.
— Abwehr-zweite.
Он попытался взять меня на испуг. Начал грозить трибуналом — противодействие тайной полиции и так далее.
Я показал ему его значок и посоветовал помалкивать. Его начальству будет очень интересно узнать, почему он лишился значка и позволил обездвижить себя. Затем добавил.
— Кроме, того, приятель, полагаю, здесь нас ждет такая пожива, что обоим хватит.
Толстяк оказался смышленым малым. Он признался.
— Нас двое.
— Выходит, делим на троих. Всем хватит по жирному куску. Вы еще не докладывали наверх?
— Нет, мы только что засекли русского. Он крутился возле театра.
— Догадались зачем?
Толстяк прикинулся дурачком.
— Пока нет. Может, у него здесь явка. Или логово. Место удобное — ночью, во время бомбежки, здесь пусто как у дьявола в брюхе.
— А если дело не в явке и не в тайном убежище?
Он сразу смекнул, к чему я веду, однако продолжал изображать из себя лопуха.
— А в чем?
— А в том, что нам с твоим напарником следует немедленно обговорить еще одну идею. Ложа-то находится под государственной. Очень удобно для закладки адской машины. Смекнул?
Я раскрыл карты.
— Послушай, приятель, нам повезло, мы оба вышли на этого русского. Мы оба засекли его. Теперь осталось только расстроить его дьявольский план. Если мы поведем себя по-умному и не станем ставить друг другу подножку, наград с лихвой хватит на троих. Плохо, что мы упустили его.
— Ну, это пустяк, — ухмыльнулся толстяк. — Он скрывается где-то в районе Лихтенберга. Отыскать его — дело нескольких часов.
— Даже нескольких часов может оказаться чересчур много. В любом случае мы должны
все обговорить до тонкостей, иначе я свяжу тебя и первым доложу наверх.— Ладно, — согласился он, — хотя не в наших правилах делиться добычей, но будь по-твоему. Верни оружие и значок.
— Это хорошо, что мы сумели договориться. Но все-таки ты пойдешь впереди. Я отдам оружие и значок у машины. Когда договоримся.
Толстяк скривился так, как может скривиться только агент гестапо, однако выбора у него не было.
Мы вышли на улицу, прошли с сотню метров и приблизились к черному «опелю».
Толстяк заранее поднял руки и помахал ими в знак того, что все в порядке. Когда мы приблизились и мне стало удобно стрелять, я выстрелил сначала в одного, потом в другого. Затолкал их в машину и отогнал ее в развалины.
В ложу мы с Закруткиным пробрались вдвоем. Теперь можно было не таиться. Что касается Бойкого, Толик и на этот раз упустил его.
Он так и выразился.
— Черт!! Скрылся в развалинах. Попади он только мне в руки!..
Я ни словом не упрекнул его, важнее было обезвредить мину. Это мы сделали, но ситуация очень изменилась. Гибель двух сотрудников гестапо грозила Бойкому большими неприятностями. Теперь за него возьмутся всерьез.
В пансионате, выпив коньяка, мы долго сидели друг напротив друга. Неожиданно Первый развел руками.
— Как его теперь найти? Прикажешь прочесать Лихтенберг? Пусть сам выкручивается.
— Согласен. Только самому ему не выкрутиться. Как и тем двоим.
— С белогвардейщиной разговор короткий — не мы, так гестапо.
— А если с тобой так?
— Скажу, не повезло. Лихтенберг большой, с десяток тысяч населения. Это полиции пара пустяков, поднимут на ноги своих осведомителей — и кончен бал, а мы!
— Волошевский псих? — спросил я напарника.
Толик кивнул.
— Значит, не усидит в Лихтенберге?
— Ты имеешь в виду?..
— Он не может не полюбоваться на свою работу.
Это был исторический спектакль, по крайней мере, для меня. Сошлось все сразу — фюрер, невзрачный, бледный, едва сумевший вскинуть правую руку, при этом его левая рука заметно подрагивала; волнение Магди, с затаенной надеждой ожидавшей — неужели с фюрером что-то случится?! Восторг Майендорфа и подобных ему, в мундирах и без мундиров, с небывалым энтузиазмом приветствовавшими человека, который, по моему мнению, никак не заслуживал чести быть источником стратегических решений. Я не мог отделаться от мысли, что Гитлер, этот мелкий ничтожный человечек, не более чем исполнитель чужой воли. Согласен, в этом предположении было мало смысла и много фантазии, и я пытался найти объяснение необъяснимому, но так было!
К сожалению, этот увлекательный повод для наблюдения прервал служитель театра, передавший мне записку: «Срочно на выход!»
Мы перехватили Бойкого в пивной, откуда открывался вид на фасад театра. Над главным входом уныло болтались два флага со свастикой. Дождь поливал обвисшие полотнища, а также двух СС, выставленных на ступенях.
В бирштубе мы зашли по очереди. Нам не надо было уговариваться, как взять его в тиски — мы понимали друг друга без слов. Первый устроился за соседним столом, торцом выходившем к окну. Волошевский не обратил на него внимания. Он нетерпеливо посматривал на часы. Я приземлился возле Волошевского.