Антология советского детектива-44. Компиляция. Книги 1-20

Спрыгнул с подоконника, раздернул шторы, с сухим хрустом открыл оконные рамы, они задрожали стеклянно, повернулся, подошел к съежившемуся вдруг Хамченко, взял его за шиворот, одной рукой потащил к окну — тот упирался, безуспешно отдирал от себя Вагинскую руку, — повалил на подоконник, спросил вяло:

— Какой этаж?

— Четвертый… — с трудом выдавил из себя Хамченко.

— Городухин и сержант подтвердят, что ты прыгнул сам, — сказал Вагин, полуобернулся к Городухину: — Городухин, подтвердишь?

— А то! — с готовностью отозвался серьезный мужчина в очках.

— Сержант?! — спросил Вагин.

— Или! — лихо козырнул сержант.

— Давайте сначала, — предложил Хамченко.

И опять замелькали брови, носы, ямочки, уши, бороды, морщины…

— Вот, — Хамченко тыкал пальцем в экран. — Вот, — нервничал, боялся, что не поверят.

— Хорошо, — сказал Вагин, взял у Городухина наспех склеенный портрет и вышел из кабинета.

Шел по коридору, разглядывал портрет Плечистого-Птицы, улыбался удовлетворенно. Разглядывал и улыбался, разглядывал и улыбался…

Проходящие мимо сотрудники вертели пальцами у виска и строили страшные рожи…

Вагин открыл дверь в кабинет. Просторный. Светлый. На столах компьютеры. Гудят, мигают, пощелкивают. Будто живые. За тремя компьютерами три девушки.

— Я к тебе, — обратился Вагин к одной из них. Поколебавшись, добавил: — Оля…

Оля медленно повернулась на крутящемся кресле — кресло крутилось неслышно, мягко, маслено — посмотрела на Вагина внимательно. Стройная, худенькая, длинноглазая. В тонком легком платье, коротком. Сидит, скрестив ноги, и рассматривает Вагина, с головы до ног рассматривает, с ног до головы.

— Пора обедать, — заторопилась вдруг одна из девушек, полненькая, вся в сером, будто пыльная. У двери уже обернулась, со значением подмигнула Оле.

— Пора, мой друг, пора, — подтвердила вторая, не полненькая, но тоже вся в сером, будто пыльная.

— Я к тебе, — повторил Вагин, когда пыльные вышли.

— С вещами? — усмехнулась Оля.

— С вещами, — подтвердил Вагин.

— Правда? — подивилась Оля. — И где же они?

Встала, цокая длинными каблучками, прошла по кабинету, под один стол заглянула, под другой, стулья отодвинула, за шторой поискала. Встала, наконец, перед Вагиным, в глаза ему посмотрела, не скрывая иронии.

— Где? — спросила вновь.

— Вот, — Вагин протянул фоторобот.

— Это не вещи, Вагин, — вздохнула Оля, взяла портрет, села к компьютеру. — Это работа.

— Работа, — кивнул Вагин, опустился рядом на стул.

— Словесный портрет, — Оля протянула руку.

— Ах да, — Вагин вынул из кармана бумагу.

— Где он судился? — спросила Оля.

— Здесь, — сказал Вагин. — Иначе бы я не пришел.

— Иначе бы не пришел… — с усмешкой повторила Оля.

Оля нажала на клавиши. Компьютер радостно замерцал.

— Я давно тебя не видела, — сказала Оля.

— Я тоже, — сказал Вагин. Лениво посмотрел в окно. Там было лето.

— Что тоже? — спросила Оля. Пальцы ее продолжали скакать по клавишам.

— Давно тебя не видел, — объяснил Вагин.

— Это естественно, — с легким раздражением проговорила Оля.

— Раз я тебя давно не видела, значит, и ты меня давно не видел…

— Ты думаешь? — Вагин зевнул.

Оля вдруг бросила компьютер и стремительно повернулась к Вагину.

— Вагин… — начала она.

— Что? — невинно спросил Вагин.

Оля какое-то время глядела на него молча, потом опять повернулась к аппарату, ответила:

— Ничего…

Компьютер попискивал по-кошачьи.

— Ты не занят сегодня вечером? — спросила Оля.

— Занят, — ответил Вагин.

— А завтра?

— Тоже.

— Много работы?

— Я не люблю, когда от меня убегают, — сказал Вагин. — Не люблю.

— Я помню, — сказал Оля. — Ты найдешь его.

— Найду, — подтвердил Вагин.

— Ага! — неожиданно воскликнула Оля.

— Что? — Вагин резко поднялся, впился в экран.

— Сычев Леонид Владимирович, 1951 года, уроженец Перми, трижды судимый, тяжкие телесные, разбой, разбой, освободился в июне прошлого года, номера уголовных дел… прежнее место прописки… Клички: Сыч, Филин, Птеродактиль, Птица.

— Хорошо, — сказал Вагин, выпрямился, улыбнулся.

— Значит вечерами ты занят? — спросила опять Оля.

— Занят.

— А сейчас?.. — Оля запнулась на долю секунды. — А сейчас десять минут не найдешь для меня?

— Десять минут? — повторил Вагин рассеянно. — Найду.

Он говорил, а рука его уже тянулась к телефону.

— Гостиница? — проговорил он в трубку. — Кобелькова, пожалуйста, администратора. Да…

Оля тем временем подошла к двери, заперла ее.

Возвращаясь, на ходу сняла платье, осталась в маленьких трусиках, швырнула платье на стул, присела перед Вагиным на колени, стала расстегивать его джинсы, руки ее дрожали, не слушались, верхняя губа вздрагивала нетерпеливо.

— Леша, — говорил Вагин, — это я. Срочно. Сычев Леонид Владимирович. Откинулся прошлым летом. Разбой. Клички Птица, Птеродактиль, Филин, Сыч. Два дня сроку. Ищи, — Вагин осекся, вздрогнул, прикрыл глаза, проговорил тихо: — Ищи, Леша, ищи… — повесил трубку, опустил руку, погладил Олю по волосам, откинул голову назад, простонал тихо, лицо светлое, покойное.

Квадратный зал ресторана. Небольшой. Столиков на десять. Все заняты. Красные стены. Фонтан. Струя тугая, шумная. На стойке бара телевизор. Видео. Поет Патриция Каас.

К стойке подходит Плечистый-Птица, опять в парике, опять с усами, решительно выключает телевизор, говорит громко:

— Внимание! Прошу всех посмотреть в сторону входной двери.

Все посмотрели. И посетители, и официанты. И метрдотель. И съежившийся за стойкой бармен. И даже сам Плечистый-Птица тоже посмотрел в сторону входной двери. Она резко и шумно отворилась, ударилась о стенку, загудела деревянно, отскочила от стенки, с размаху двинула по заду вошедшего уже в зал еще одного усатого-волосатого, тот не удержался, скакнул вперед, руки вытянув, чуть не упал, невысокий, ладный, хрупкий, удержался-таки, в маленькой кисти — длинноствольный пистолет, вздрагивает, тяжелый, крупнокалиберный.

Птица ухмыльнулся, продолжал:

— Теперь взгляните на дверь, ведущую в кухню…

Взглянули. Там потные поварихи с бледными дрожащими лицами, вот-вот в обморок рухнут, но пока стоят, друг за дружку держатся, за ними — третий усатый-волосатый, большеголовый, грузный, пыхтит с посвистом, устал… В руках обрез двустволки, курки взведены.

— Я не могу просто так сидеть и смотреть на все это, — сдерживаясь, вполголоса проговорил находившийся за одним из столиков черноволосый, аккуратно одетый мужчина. — Я не имею права просто так сидеть и смотреть…