Антология советского детектива-44. Компиляция. Книги 1-20

— Ты это серьезно?

— Мы люди очень серьезные, Петро.

— Догадываюсь. А почему обрадовался? Воскобойник там часто бывает, в Одессе у нас типография, книги печатаем, вот и ездит... Он или кто-нибудь другой.

— Чудесный город — Одесса! — воскликнул майор.

— Летом туда каждый хочет — море.

— Море это хорошо. Но сейчас оно уже холодное, и Аркадию Семеновичу вряд ли придется любоваться им. Бывай, Петро, спешу.

...Дробаха, слушая Хаблака, нетерпеливо ерзал на стуле.

— Завтра утром вылетаем с вами первым рейсом в Одессу, — решил он, — и встретим там Воскобойника.

— С чашей...

— Конечно, с чашей. Можно было бы изъять ее и сегодня, однако куда нам спешить? Заберем, когда будет передавать ее бармену. Поймаем их с поличным.

...Следователь с майором устроились в большом двухкомнатном «люксе» гостиницы «Моряк». Хаблак никуда не выходил из номера, чтобы ненароком не попасться на глаза Гоше. Позавтракали бутербродами и чаем из термоса, прихваченного хозяйственным Дробахой. В начале десятого позвонил Волошин — Воскобойник благополучно прибыл на одесский вокзал. От оперативников, дежуривших в гостинице, майор знал, что Гоша уже здесь, хотя бар и открывался лишь в двенадцать. Видно, Воскобойник взял такси, потому что через полчаса Волошин постучался в «люкс» и сообщил: Аркадий Семенович только что вошел в подсобку.

Дробаха решительно встал. Хаблак смотрел, как следователь быстро идет по коридору, и удивлялся, откуда только берется такая энергия в этом тучном теле.

В подсобку постучала администратор.

— Кто? — недовольно спросил бармен.

— Открой, Гошенька!

Лязгнул замок, и майор нажал на дверь. Она поддалась легко, но бармен загородил дорогу. Узнав Хаблака, улыбнулся ему, но увидев Дробаху и Волошина, растерянно попятился:

— Ты? Но ведь...

Майор не очень вежливо оттолкнул Гошу. Воскобойник сидел в углу на низком стуле, прижав к груди желтый кожаный чемодан, и глаза у него испуганно бегали.

— Здравствуйте, — подчеркнуто вежливо поздоровался Хаблак. — Рад видеть вас здесь, Аркадий Семенович.

Воскобойник не ответил, только крепче прижал чемодан — так, что пальцы побелели.

— Что за вторжение, товарищи! — воскликнул Гоша. — У меня тут материальные ценности...

— Да, ценностей здесь хватает! — остановился напротив него следователь. Не спеша вынул из кармана постановление на обыск, показал бармену. — Где чаша? — спросил он.

— Какая чаша?

— Скифская. И не валяйте дурака, Макогон.

— Может, та, что привез этот товарищ? Он как раз предлагал купить ее... — Макогон побледнел, но держался твердо. Достал из шкафа чашу. — Пожалуйста, неужели она имеет такую ценность, что столько милиции!

Майор отобрал у Воскобойника чемодан, открыл. Пачки денег большими купюрами, слева отдельно иностранная валюта.

— Ого! — воскликнул Хаблак. — А вы говорите...

Воскобойник сполз со стула, стал у чемодана на колени.

— Боже мой! Неужели ты так несправедлив!

Бармен отступил в глубину комнаты.

— О! — изобразил он изумление. — И вы ездите с такими деньгами...

Следователь хитро посмотрел на него.

— А вы фрукт! — усмехнулся он. — Однако не выйдет, Макогон, ничего у вас не выйдет, мы поймали вас с вещественными уликами, и не стоит придуриваться.

Воскобойник все стоял на коленях и повторял:

— Боже мой!.. Боже мой!..

Майор накрыл чемодан. Поднял чашу на ладони, рассматривая орнамент.

Ювелирная работа — талантливый художник создал ее. Сцены из жизни кочевников переданы с гениальной простотой. Ни одной лишней детали. Умные, сильные люди... Хаблак вдруг представил себе тысячные табуны коней, полынную степь, даже услышал гортанные выкрики скифов.

А бородатый скиф на чаше сосредоточенно натягивал лук, и майору на мгновение показалось, что он искоса взглянул на него и довольно улыбнулся.

1980 г.

ГОРЬКИЙ ДЫМ

ОТ АВТОРА

Имеется целый ряд радиостанций, финансируемых империалистическими разведками, которые занимаются прямым шпионажем против СССР и стран социалистического содружества.

Большой вклад в разоблачение подрывной работы этих радиостанций внесли разведчики социалистических стран, которые работали на этих радиостанциях и вернулись на родину. В своих выступлениях, статьях и книгах они разоблачили методы шпионско-подрывной деятельности, показали атмосферу лютой ненависти ко всему прогрессивному и социалистическому, царящую на радиостанциях «Свобода» и «Свободная Европа». Работая над повестью, автор использовал материалы этих разведчиков, опубликованные в печати, но документальным произведением ее назвать нельзя.

В повести рассказывается о грязных методах работы шпионско-диверсионных радиоцентров, о деятельности украинских буржуазных националистов.

Все началось с приезда Сенишина в Киев... Бывает же такое: пристанет мелодия, куплет из песни или просто какая-то фраза — засядет в голове, как гвоздь. Где-то он слышал, что это отклонение от нормального психического состояния. Подумав так, Рутковский поежился. На миг почувствовал страх и холод в спине — повертелся и вытянулся в кресле, насколько позволяли привязные ремни. Ерунда какая-то. Нервы у него крепки как канаты: лучшие врачи пришли к такому выводу. Выглянул в окно — самолет уже пробил облака и шел на посадку. Еще несколько минут и...

Все началось с приезда Сенишина в Киев.

Через несколько минут они снова встретятся — Юрий Сенишин уже ждет его, условились но телефону, — вчера он говорил с Юрием из Торонто, а сейчас «Боинг» идет на посадку в мюнхенском аэропорту. Полсуток от Канады до Западной Германии, перелет, к которому Рутковский готовился чуть ли не год.

И все потому, что летом прошлого года Юрий Сенишин приехал в Киев.

Самолет коснулся бетонного покрытия посадочной полосы. Максим вздохнул и расстегнул ремни. Не торопился выходить, подсознательно оттягивая встречу с Сенишиным.

Таможенник даже не заглянул в чемодан Рутковского, Максим подхватил его и вышел в зал, где сразу в нескольких шагах увидел Юрия. Да, это был его двоюродный брат Юрко Сенишин, и Максим узнал его сразу: высокий, статный, еще моложавый, хотя уже с преждевременными залысинами и сеткой едва заметных морщин под глазами. А рядом с ним черненькая, с высокой копной волос, совсем юная женщина. Максим мог бы принять ее за Юрину дочь, если бы не видел фотографии Иванны. Даже в гостинице на столике около Юриной кровати стояло фото Иванны. Сенишин не скрывал, что и сейчас влюблен в Иванну, через десять лет после женитьбы. Ей не меньше тридцати, а выглядит двадцатилетней.