Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
«Больше всего на свете, – припомнилась булгаковская строчка, – пятый прокуратор Иудеи не любил запах розового масла». «А чего особенного, вполне приятный аромат», – подумал Еремеев, удерживаясь от соблазна погладить душистые волосы.
– Вот этой ночи уже не было бы в моей жизни, – отрешенно глядя в осиновые доски потолка, произнесла Карина. – А она есть. Как странно… Наверное, это уже другая жизнь.
– Другая, – подтвердил Еремеев. – Я живу уже в третьей своей жизни.
– Значит, ты везучий.
– Хотелось бы так думать.
– Ну надо же!
– Жизнь хороша своими контрастами, – вздохнул Еремеев. – Вчера Венеция, сегодня Хотьково…
– А завтра?
– Завтра Париж или Лос-Анджелес.
– Ростов-на-Дону.
– Да ну? – в рифму удивился Еремеев.
– Я к тетке уеду. Там меня никто не найдет.
– А здесь и подавно.
Она замолчала, прислушиваясь к шуму проходящего неподалеку поезда, потом спросила:
– А когда он вошел в комнату, у него в лице что-нибудь изменилось?
– У кого у «него»?
– У Лео. Ну, когда я вроде как мертвая лежала?
– У него-то?! – усмехнулся Еремеев. – И ты называешь это лицом?! У него на ряхе было одно – как бы не воскресла и не проговорилась. И еще – бежать отсюда побыстрее и подальше. Забудь его, он остался в другой жизни. Тебе Венеция понравилась?
– Спрашиваешь! Правда, жить там я бы не захотела. Сыро. Плесень. В каналах вонь. Это только туристам в охотку… Вот Езоло совсем другое дело! Там такие пляжи, коттеджи… А солнце! А море Средиземное! Вода синяя-синяя…
– Я видел.
– Где, в Езоло?
– Неподалеку. Через перископ подводной лодки.
– А зато я на яхте каталась. Целых три дня на яхте жила.
– Это как в «Греческой смоковнице», что ли?
– Ну, почти…
– Счастливая.
– А поехали в Ростов! Там тоже яхты есть.
– Нет, чтобы в Венецию пригласить.
– Да у тебя и паспорта заграничного нет.
– Сделаем.
– А что, это идея! Ты теперь состоятельный мэн. Свозите, Петя, девушку в Езоло! На ее бывшие баксы. А?!
– И свожу. Но тебе же в Ростов надо.
– Ростов подождет… Нет, в Венецию нельзя. Там у них все схвачено.
– У кого у «них»?
– У Гербария. Поедем лучше в Арабские Эмираты. Вот где кайф. И море синее, и яхты белые…
– Ты там тоже побывала?
– Нет. Подруга рассказывала. Она замуж вышла за одного абу-дабийца.
– И как дабиец?
Карина закинула руки за голову и мечтательно пропела:
Эх, гуляли мы эх, проказили… Очи черные душу сглазили.Еремеев заворочался на своей полке.
– Хорошо поешь. Голос есть.
– Как говорила бабушка: и волос есть, и голос.
– А бабушка где?
– В Гродно.
– Как же ты из Гродно в Москву перебралась?
– Как-как… Вышла замуж – развелась. Скучно все это. Спокойной ночи!
Еремеев не ответил. Он уже спал, провалившись в темную яму, набитую черным пухом. И снилось ему синее море, белая яхта. Потом
по мачте взбежал мохноногий паук-яйцеед. Голубая «мазда» выскочила на причал. Дельф рванулся из кокпита. Раздалась очередь, другая, третья…Стучали в окно бани. Виноватый голос Тимофеева с трудом пробивался сквозь двойные стекла:
– Ну, вы это… Чего ушли-то!
– Спрашивает, гад! – Еремеев приподнялся на локте.
– Давайте это… Обратно. Ну мало чего я по пьяни намолол. Не сердись, Ерема! Ты вот мне ногу-то оттяпал, я и то не сержусь. Пойдемте, ребята! Завтрак стынет. Я уж приготовил все.
– А что на завтрак? – полюбопытствовала из своего мешка Карина.
– Яичницу из шести яиц сбацал! – воспрянул духом майор. – Тройная глазунья на сале с луком. Огурчики там. Тушенка. Кофе, если кто желает, со сгущенкой.
– Желает, желает!.. – свесила ноги с полки Карина. – Пойдем, что ли, Петя!
– Сама ты тетя Клепа! Не пойду. Его сейчас опять на политику поведет.
– Завязываю с политикой! – божился за оконцем майор. – Ну ее к Гайдару! Слова больше не скажу. Как огурец молчать буду! Идемте, братцы, а?!
И он действительно выполнил свое обещание – весь завтрак молчал как заклятый и только за кофе промолвил:
– Ты помнишь, как я замполита послал с его «Малой землей»?
– В Кандагаре?
– В Хайратоне. В Кандагаре меня за анекдоты про бровеносца тягали.
– Ну, ты у нас известный борец против коммунизма и брежневизма. Партбилет небось в подушку зашил?
– Ладно, ладно, подъелдыкивай увечного воина. Бог, он все видит.
– Ишь ты, и про Бога вспомнил. Нехристь краснопузая.
– Это я нехристь? – взвился Тимофеев. – Да ты знаешь, где меня крестили?
– В соборе Парижской Богоматери.
– Хрен вам в глаз. В Мологе.
– Это где-то под Мадридом?
– Под Рыбинском. Был самый старинный русский городок на Волге. Затопили его перед войной под водохранилище, да не полностью, а по второй этаж. Что твоя Венеция. И церковь наполовину из воды с колокольней торчит. Ну, на колокольне красный фонарь повесили, чтоб прихожане, значит, не напоролись. А вот в церковь ту выселенные мологжане на лодках приплывали. И молились с лодок. И детей на лодках крестили. И батюшка на лодке прямо в Волгу окунал. Вот и меня также. Мне года три было – все помню. Даже снится иногда – лодка вплывает под церковные своды и лики святых близко-близко… Туда и сейчас еще народ ездит. Вот тебе и град Китеж. А ты – красно-коричневый…
– Ладно, беру свои слова обратно… Все мы совки изрядные.
– Это почему же все?
– Да сидим мы в России, как пассажиры в автобусе, а кто там за руль сел – никому дела нет. И куда ни повезут – трясутся, качаются и молчат.
– Опять вы в политику ударились! – вмешалась Карина.
– Чтобы с ним дойти до точки, – резюмировал Тимофеев, – надо вылакать полбочки!
– Ну так как насчет Абу-Даби? – напомнила Еремееву Карина.
– Жарко там очень. Я тут остаюсь. Продам квартиру в Москве и отстрою нормальный дом в Абу-Хотькове.