Антология советского детектива-45. Компиляция. Книги 1-22

Новых подробностей я от него добиться не смог. Взглянул с досадой на Петра Сергеевича, который с незамутненным взором отправлял в рот очередную сушку, и спросил Парапетова без особой надежды на успех:

– А куда они его забрали?

Он подумал, почесал плохо выбритую щеку и сообщил:

– Я так думаю, на бегунки.

– Почему ты так думаешь?
– поразился я.

– А лысый ему говорил: поехали, говорит, на бегунки, продышишься там. Вот я и думаю - туда поехали.

– Они что, в машину его посадили?

– Не, просто взяли под руки и повели. А там, может, и в машину...

Выбравшись наружу из прокисшей насквозь олимпийской пивной, я с наслаждением глотнул свежего воздуха. Итак, какие у нас результаты?

Маленький лысый человек с помощью здорового бугая увез куда-то Байдакова за несколько часов до убийства Черкизова.

Маленького лысого человека уже с двумя здоровыми бугаями я встретил в подъезде убитого Шкута. Насколько бугаи здоровые, моя черепушка узнала через полчаса после этого.

Похоже, сдвинулось. Я мысленно поплевал три раза через левое плечо.

14

– Не помню, - Байдаков сидел, обхватив голову руками, словно снова переживал то понедельнишное похмелье.
– Ничего не помню.

Облупленные стены комнаты для свиданий наводили тоску. Ничего, кроме глухой тоски, не было и в Витькиных глазах, когда он глядел мимо меня сквозь пыльное зарешеченное окно. Степанида дала разрешение на встречу неожиданно легко. Наверное, считала Байдакова отработанным материалом, "делом", в котором поставлена точка. Похоже, она была права: передо мной был прогоревший до сердцевины шлак, пустая порода, предназначенная в отвал. За то время, что мы не виделись, Витька смирился со своей судьбой.

– Что значит "не помню"?
– спросил я, отбросив увещевательный тон, не скрывая больше раздражения.
– Меня не интересует, как ты нажрался до беспамятства, меня интересует, есть ли у тебя такой приятель: маленького роста, абсолютно лысый?

Байдаков повернул ко мне пустое лицо, и вдруг на нем короткой искоркой мелькнула усталая усмешка. Мелькнула и пропала, но я все понял. Я понял, что есть, есть у него такой приятель, а может, и не приятель даже, может, что-нибудь посерьезнее. Но еще я понял, что ни черта мне Витька рассказывать не будет. Потому что по одну сторону облезлого канцелярского стола, заляпанного чернильными пятнами от сотен и тысяч написанных здесь прошений и жалоб, сидит он, Витька Байдаков, Байдак, катала, тотошник, наперсточник и ломщик чеков, у которого своя жизнь, свой мир, где свои законы. А по другую сторону я - бывший дворовый кореш, а ныне обыкновенный, каких много он повидал на своем веку, мент. Мусор. Лягавый. Который, падла, сконструлил какую-то дешевую феню и теперь покупает на нее его, Витьку, фалует Байдака в стукачи. Он и про Генку Шкута зря тогда сказал, не надо было. У него в камере хватало времени подумать, и он додумался: дураков нет за его, байдаковскую, задрипанную фатеру и несчастные тридцать тысяч городить огород, мочить такого человека, как Кеша. Уж куда проще было бы грохнуть самого Байдака, да хоть по той же пьянке башкой об асфальт - никто бы и не чухнулся. Нет, не сходятся здесь у мильтона концы с концами, верить ему без мазы. Уж лучше как есть:

Бог не фраер, уйдет Витечка от вышки на чистосердечном, а на зоне тоже люди живут...

– Отпустил бы ты меня в камеру, - глухо произнес Байдаков, глядя в пол. Обед скоро.

– Иди, - пожал я плечами. А когда он, ссутулясь, поднялся, спросил между прочим: - Ты слыхал, что Черкизов держал "общак"?

Он дернулся, хотя и промолчал. Но я понял, что да, слыхал.

– Его убили, а кассу взяли, - сказал я, стараясь говорить будничным тоном.
– И Шкута убили. К стулу привязали и на голову мешок. И тебя теперь убьют.

– С чего это?
– злобно оскалился Витька.

– Шкут что-то знал...

– А я не знаю!
– торжествующе перебил меня Байдаков.

– Знаешь, - возразил я.
– Раньше не знал, а теперь знаешь. От меня.

– Что я знаю?
– заорал он.
– Что?

– Ну, например, что от гастронома тебя, тепленького, увез маленький лысый человек. Мне пока не известно, кто это такой, а тебе известно! Тут ведь, понимаешь, убили такого человека, как Кеша, и хапнули "общак". И тот, кто это сделал, даже не так нас боится, как... кое-кого другого. Или ты думаешь, тебя на зоне не достанут?

По лицу Байдакова я видел, что он так не думает. Оно больше не было пустым, на нем отражалась лихорадочная работа мысли: игрок просчитывал шансы и возможные варианты.

– Так, - сказал он и опустился обратно на табуретку.
– А ведь если я тебе скажу, кто такой лысый, ты с этой минуты тоже будешь знать.

Я кивнул. Витька помахал указательным пальцем у меня перед носом.

– И значит, тебя тоже могут прихлопнуть!

– Могут, - согласился я.

Чертов замок не хотел отпираться. Я отчаянно крутил здоровенный ключ туда и сюда, но он не проворачивался даже на миллиметр. Перспектива искать где-то ножовку и перепиливать толстенные дужки не вдохновляла.

– Тормозухи надо капнуть, - услышал я за своей спиной знакомый голос, обернулся и увидел Сережку Косоглазова. Вид у Зайца был вполне праздный, он стоял, засунув руки в карманы, с оттопыренной нижней губой, к которой прилипла сигарета.

Меня в эту минуту вывести из себя было нетрудно - тормозная жидкость, как, впрочем, и все остальное, находилась за железными воротами под этим самым замком. Видимо, лицо у меня было нехорошее, потому что Сережка быстренько сплюнул окурок на землю, скрылся куда-то между гаражами и через пару минут вернулся, неся в склянке тормозуху. Ее хватило не только на замок, но и на петли ворот, которые, по моей прикидке, не открывались минимум года полтора. Мы откатили их в сторону, и я с теплым чувством увидел старого друга "Жоржа" так дед именовал свой голубой "жигуленок", самую первую модель семидесятого года.

Я похлопал его ладонью по пыльному крылу и обошел кругом. Баллоны сели, но это еще даже не полбеды. У меня не было малейшего представления, в каком состоянии машина. Если бы под капотом не оказалось двигателя, я бы не слишком удивился. Я открыл дверцу, сел за руль и вставил ключ в зажигание. "Жорж" слабенько тявкнул, потом еще раз, еще - и угас. Заяц, темная фигура которого маячила в проеме ворот, бестактно хохотнул:

– Пора его в Политехнический... Я вылез наружу, в сердцах шибанул дверцей и вызверился на Косоглазова:

– Ты когда работать пойдешь?

– А вот, начальник, дай мне свой гараж, я кипиратив устрою, - нагло ухмыльнулся он, но добавил: - Твою буду делать бесплатно.

Я кинул ему ключи, и он поймал их на лету.

– На, потренируйся, - сказал я. Может, это было с моей стороны не слишком этично, но я успокоил себя мыслью, что Зайцу сейчас полезна трудотерапия в любом виде.

Через два часа "Жорж" взревел мотором, и мы с Сережкой сделали пробный круг по окрестностям.

– Машина - класс!
– показал мне Косоглазов большой палец, выпачканный машинным маслом.
– Сразу видно - итальянцы делали.

– Бери гараж, - сказал я ему.
– С девяти утра до шести вечера. Как только разбогатеешь, ищи другое помещение.

– Не извольте беспокоиться, - важно подмигнул нахальный Заяц.
– Долго ждать не придется.

Весенний день клонился к тихому прозрачному вечеру, когда я закончил обход вверенного мне микрорайона. Два незапертых подвала, один пожароопасный чердак. Угроза обварить кипятком, если не прекратится игра на тромбоне. Мелкое мародерство соседей в комнате почившей в бозе старушки. Записи в тетрадке: "Начальник РЭУ и техник-смотритель предупреждены".