Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14

— Я готов, — спокойно ответил Алтунин и твердо посмотрел в глаза Данилову, — я не знаю, как благодарить вас. Убийство Мирошникова камнем лежало на моей совести...

— Нет, Алтунин, вас мучает другое, — перебил его Данилов, — вы слишком поздно поняли, куда завел вас ваш эгоизм и себялюбие. Вы жили по принципу: лучше пять минут быть трусом, чем всю жизнь покойником. Это мучило вас. Потому что в основе своей вы человек храбрый и честный. Ослабив волю, вы поплыли по течению бездумно, как коряга, сброшенная трактором в реку, не задумываясь, куда прибьет вас вода.

— Зачем вы мне это говорите? — Алтунин взял папиросу, жадно затянулся. — Неужели так приятно топтать лежачего?

— Топтать? Нет. Я хочу, чтобы вы на время абстрагировались от прошлого. Представили себя вновь капитаном Алтуниным, а не зеком из камеры 287.

— Зачем? — Алтунин полоснул по нему глазами, словно очередью из автомата.

— У вас есть шанс. Но для этого вы должны помочь нам.

— Давайте, Иван Александрович, расставим точки над i. Если бы вы не дали мне этого эфемерного шанса, я все равно бы помог вам.

— Вот и прекрасно, — Данилов поймал себя на чувстве радости. Неужели он доволен ответом Алтунина? «Нет, — подумал он, — меня устраивает другое. Алтунин согласился, а это единственный шанс, который поможет ему вновь стать человеком».

Данилов, Королев, Серебровский, Алтунин

Он вошел в кабинет совершенно спокойно, будто не на беседу, от которой во многом зависела его судьба, а в гости пришел он сюда. На нем опять был китель с золотыми погонами, на груди рубиново переливались ордена.

Не доходя шагов десяти до стола, Алтунин по-уставному приставил ногу и вытянулся:

— Здравия желаю, гражданин генерал.

— Ну зачем же так официально, — Королев с нескрываемым любопытством рассматривал его, — давайте проще. Меня зовут Виктор Кузьмич, с Иваном Александровичем вы знакомы, с Сергеем Леонидовичем тоже. Так что присаживайтесь, Вадим Гаврилович.

— Если полицмейстер говорит «садись», то как-то неудобно стоять. — Алтунин сел.

— Ну вот, — добродушно проговорил Королев, — мне кажется, что у Аверченко есть более удачные остроты.

— Приятно услышать, что генерал милиции не чужд изящной словесности, — Алтунин покосился на папиросы, лежащие на столе.

— А вы думали, Вадим Гаврилович, что мы как тот околоточный у Дорошевича: «держать и не пущать»?

Они посмотрели друг на друга и расхохотались.

И сразу почувствовали себя свободно, потому что разговор с первых же минут начался легкий и доверительный.

— Вадим Гаврилович, — комиссар стер с лица улыбку, — нам Иван Александрович доложил, что вы готовы помочь следствию.

— Да, — коротко ответил Алтунин.

— Давая обещание такого рода, — продолжал Королев, — вы тем самым берете на себя целый ряд обязательств.

— Да, — опять коротко, как щелчок курка.

— Но, кроме этого, вы подвергаете свою жизнь опасности.

— Виктор Кузьмич, — в кабинете повисла тишина, все ждали ответа Алтунина, — моей жизни теперь цена пустячная совсем. Если я смогу свести с ними счеты...

— Э... Так не пойдет, — покачал головой комиссар, — счеты, Вадим Гаврилович, в подворотнях сводят. Мы же просим вас помочь торжеству закона.

— Что надо делать?

— Это другой разговор. Вы вместе с товарищем Даниловым едете в Барановичи, идете на явку, там встречаете связного от Крука, внедряетесь в банду...

— Простите, не понял?

— Входите в доверие к главарю и делаете все, чтобы он поверил нашему человеку.

— Он будет со мной?

— Да.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— Вадим Гаврилович, — Королев встал, опершись руками о стол, — надо сделать еще больше. Мне трудно говорить, но мы мужчины и солдаты. Вы можете погибнуть в случае неудачи, а в случае удачи я не могу гарантировать вам помилования.

— Я знаю это, — Алтунин говорил, медленно подбирая слова, — я не жду снисхождения. Но в зал суда я хочу прийти чистым перед собой и перед памятью человека, который воспитал меня. Смерти я не боюсь.

— Чтобы наше задание выполнить, нужно любить жизнь, а любовь к жизни предполагает и страх смерти.

— Мы не по делу говорим, генерал, — неожиданно резко отрубил Алтунин, — я сказал: готов!

— Вот и хорошо, мы сейчас вас познакомим с вашим напарником. Подружитесь с ним, он человек хороший. — Королев нажал кнопку звонка. В дверях кабинета вырос порученец.

— Макаров, пригласи лейтенанта Никитина, только не как в прошлый раз, когда ты Данилова искал.

Через несколько минут появился Никитин.

— Вот, лейтенант, ваш напарник. До отъезда вы будете жить вместе, потом пойдете на задание вместе. Присмотритесь друг к другу, пообвыкнете. Помните, что не в ресторан пойдете.

— В пивную, товарищ комиссар, — блеснув фиксой, криво усмехнулся Никитин. — Тоже дело веселое.

— Ну вот, пойдите пообщайтесь перед веселым делом. Пока погрустите немного. Это полезно. Грусть, она душу очищает.

Когда Никитин и Алтунин вышли, Королев вопросительно поглядел на офицеров:

— Ну, какое впечатление от беседы, товарищи полковники?

— Темна вода во облацех, — первым ответил Серебровский, — не понял я его. Но с самообладанием мужик.

— Он должен сделать, — тихо сказал Данилов, — не может быть, чтобы не сделал.

— Мне бы твою убежденность, Иван Александрович, — вздохнул Королев, — но, как говорили наши не столь отдаленные предки, за неимением гербовой пишем на простой. Теперь все зависит от вас. Детали операции продумайте на месте. А сейчас я хотел бы ознакомить вас с оперативной обстановкой в тех областях, где вам придется работать.

Королев достал из стола бумаги, развернул настольную лампу, чтобы свет падал лучше.

— За годы оккупации фашисты почти целиком опустошили территорию Белоруссии. За эти годы погибло 2,2 миллиона советских граждан, 380 тысяч человек угнано в Германию. В руины превращено 209 городов республики. Районы Суражский, Дубровикский, Пнешеницкий полностью опустошены и выжжены. Разрушено 10 тысяч заводов и фабрик, вывезено все оборудование в Германию. Ко времени освобождения в республике действует всего 2 процента довоенных производственных мощностей. На 74 процента пострадал жилищный фонд городов и сел.