Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 2

Чтобы осознать «непродуктивность» таких действий, необходимо поставить вопрос о рациональности самой экономики. Именно это и делает экология: она показывает нам, что средства преодоления всевозможных сбоев и болезней, кризисов и тупиков индустриальной цивилизации следует искать не в наращивании выпуска продукции, а наоборот, в ограничении и сокращении материального производства. Она наглядно демонстрирует, что куда эффективнее и «продуктивнее» сохранять природные ресурсы, чем варварски расходовать их, выгоднее подчиняться природным циклам, чем пытаться нарушить их.

И тем не менее у экологии тоже нет никакой этической составляющей. Одним из первых, кто понял это, был Иван Иллич. Альтернативы, которые он открыл для себя, с некоторым упрощением можно сформулировать следующим образом:

—либо мы согласимся наложить известные ограничения на развитие техники и индустриальное производство, чтобы сберечь природные ресурсы, сохранить экологический баланс, необходимый для жизни на нашей планете, и будем активнее содействовать развитию самостоятельности на уровне общин и отдельных индивидуумов (а это — главное условие выживания);

—либо все ограничения, необходимые для поддержания жизни, будут определены и спланированы на централизованном уровне инженерами-экологами, и оценка уровней производства, оптимальных с экологической точки зрения, будет поручена централизованным организациям и технологическим структурам (это — технофашистский вариант, путь, по которому мы уже почти начали двигаться).

Выбор и здесь тоже весьма прост: « выживание или технофашизм ».

Экология, будучи чисто научной дисциплиной, отнюдь не обязательно подразумевает неприятие авторитарных, технофашистских решений. Неприятие технофашизма является не следствием научно обоснованного понимания экологического баланса природы, а вытекает из выбора политической и культурной системы. Защитники окружающей среды используют экологию в качестве рычага для более активного продвижения радикальной критики нашей цивилизации и общества. Однако экологические аргументы могут также быть использованы для обоснования применения биологической инженерии применительно к человеческим системам.

Экология и изменение средств производства

Предпочтительность естественных, саморегулирующихся систем по сравнению с системами, основанными на разного рода внешних учреждениях и установлениях, вовсе не означает априорного обожествления природы. Нет ничего невозможного в том, чтобы искусственно созданные системы в некоторых отношениях были более эффективными, чем природные, естественные. Однако предпочтение, отдаваемое последним, желательно отстаивать как более рациональный выбор и с точки зрения политики, и с точки зрения этики, причем такое предпочтение обусловлено преимуществом децентрализованной саморегуляции по сравнению с централизованной гиперрегуляцией. Сфера «здоровой политики» предлагает нам особенно выразительный пример, способный послужить в качестве парадигмы.

Естественный отбор — это идеальный случай децентрализованной саморегуляции. Однако его удается обмануть и обойти благодаря использованию все более сложных медицинских средств и техники, способных спасти жизнь младенцев, которые без таких средств умерли бы в первые же дни или месяцы своей жизни. Тем не менее такие люди, достигнув зрелого возраста, произведут на свет потомство, страдающее наследственными заболеваниями, и за счет этого доля людей, подверженных таким недугам будет постоянно увеличиваться. Возникающее в результате этого ухудшение генофонда уже побудило некоторых ведущих генетиков поддержать осуществление на государственном уровне политики направленной евгеники, то есть регулирования свободы размножаться и производить потомство.

Таким образом, преодоление естественных средств саморегуляции вызывает необходимость применения внешних, административных регулирующих факторов. И, наконец, естественный отбор заменяется отбором социально мотивированным.

Однако последний в некоторых отношениях может быть признан более эффективным, чем первый; евгеника позволит предотвратить зачатие уродливых и нежизнеспособных особей, тогда как естественный отбор способен устранить их только после зачатия, а часто и после рождения. Но здесь есть одно весьма существенно отличие: естественный отбор происходит спонтанно, без всяких целенаправленных вмешательств. Евгеника же, напротив, допускает создание технобюрократии, которая и будет устанавливать административные нормы и критерии отбора. Естественная саморегуляция будет заменена регуляцией авторитарной.

Этот пример, который трудно назвать оптимистическим, должен продемонстрировать экологический принцип, заключающийся в том, что гораздо лучше предоставить природе действовать самой, чем искать способы исправления ее ошибок за счет все более широкого вмешательства в нее отдельных лиц или административных структур ради достижения доминирующего положения. Для эколога отрицание им системной инженерии объясняется не тем, что она искажает природу (которая отнюдь не является священной и неприкосновенной), а в том, что это вводит новые формы доминирования отдельных видов в уже существующие в природе процессы.

С политической точки зрения применение такого подхода совершенно очевидно: экологический подход абсолютно несовместим с понятием рационализма, свойственным капитализму. Кроме того, он также абсолютно несовместим с авторитарным социализмом, который (независимо от того, используется в нем централизованное экономическое управление или нет), является на сегодняшний день единственной системой внешней регуляции на государственном уровне. Позиция экологов не имеет ничего общего и с либертарианским или демократическим социализмом, и их не следует смешивать. Установка экологов сводится к тому, чтобы действовать на ином, более фундаментальном уровне: уровне материальных предпосылок экономической системы. В частности, она проявляет особый интерес к характеру превалирующих технологических систем, ибо технические структуры, являющиеся базой экономической системы, отнюдь не являются нейтральными. На самом деле они отражают и определяют отношение производителей к их продуктам, трудящихся — к средствам своего труда, индивидуумов — к группе или обществу, и народа — к внешней среде. Технология — это матрица, в которой наглядно показано распределение сил, социальные отношения, обусловленные процессом производства, и иерархическое распределение видов труда.

Под маской выбора технических систем нам постоянно предлагается совершать выбор тех или иных социальных систем.

Выбор системы по чисто техническим критериям возможен очень редко, и при этом отбираются, как правило, не самые эффективные системы. Ибо капитализм развивает только те технологии, которые отвечают его логике и являются совместимыми с его стабильными доминантами. Однако он решительно отвергает такие технологии, которые не способствуют укреплению превалирующих социальных отношений, даже если они являются более рациональными с точки зрения конечного продукта. Капиталистические отношения производства и обмена уже четко прописаны в тех технологиях, которые капитализм настойчиво предлагает нам.

Борьба за иные технологии — это естественное средство борьбы за создание иного общества.

Все институты и структуры государства в большей мере обусловлены характером и ролью господствующих в нем технологий. Так, например, ядерная энергия, независимо от того, используют ли ее «капиталисты» или «социалисты», предполагает наличие централизованного иерархического общества с доминированием спецслужб.

Изменение средств производства — это основополагающее условие трансформации любого общества. Развитие добровольного сотрудничества, самоуправление и свобода общин и индивидуумов требует развития технологий и создания средств производства, которые: