Антоша, вставай

– Это все не со мной, этого не существует, – закричал я и стал бить себя в лоб. – Это все происходит не со мной. – Стуки в дверь прекратились.

– Антоша?

– Антон? С тобой все хорошо? – тихо спросила Катя. – Ты в порядке?

Я открыл глаза. На меня смотрела блондинка с карими глазами. У нее была нежная кожа и приятные пухлые губы.

– Все хорошо? Ты так на меня смотришь, будто мы не знакомы.

– Катя?

– Конечно Катя, ты чего? – она полезла обниматься.

– А где старуха?

– Какая старуха? – спросила Катюша.

– Моя мать.

– Тебе кошмар, что ли, приснился?

Я попытался рассмотреть свою комнату. Неторопливо крутился деревянный вентилятор под белым потолком, плетеное кресло-качалка стояло рядом с большой кроватью. Мои ноги прятались под шелковым покрывалом. За панорамным окном высились горы. Пахло лавандой и чем-то цитрусовым, возможно, свежевыжатыми апельсинами.

– Это наш дом?

– Ты точно в порядке? – Катя вырвалась из моих объятий и закрыла собой потрясающий вид. Она выглядела куда лучше пейзажа за окном.

– Тебе нездоровится? Может, вызвать скорую? – голос Кати почему-то изменился и стал грубей. – Антоша?

– Антон?

Я открыл глаза. Надо мной нависала старуха. Ее морщинистая кожа и желтые зубы заставили меня отдернуться.

– Где я?

– Антоша, все хорошо.Все хорошо, дорогой.

Старуха прижала меня к груди. Я попытался прийти в чувство. Изувеченная дверь висела на одной петле, рядом валялась сломанная табуретка без одной ножки. Мать держала меня в объятиях. Ее халат вонял блевотиной.

– Извини меня, – плакала Карга. – Ты такой молодец, так хорошо поработал, потрудился на славу, сынок. Прости мать. Ты все делаешь для матери, стараешься, а я вон что учудила.

Мой синий спортивный костюм "Адидас” был в чем-то мерзком и вонючем, кажется, на правый рукав мастерки прилипли остатки вчерашних котлет.

– Ты молодец. Мой герой, – бубнила мать.

Я захотел вырваться из ее объятий и встать. Старуха, почувствовав, что я зашевелился, ослабила хватку и отодвинулась ближе к туалету. Мне стало легче дышать.

– Ну, все хорошо, да? Ты в порядке?

Я кивнул и, приподнявшись, указал матери на висящую дверь.

– Я думала все, помер ты, сынок, – она захныкала, а потом снова полезла обниматься.

11.

Сегодня мать не смотрела телевизор на всю громкость и почему-то не сплетничала с подругами на ночь глядя. Старуха лежала у себя на диване тише мыши. В этой непривычной обстановке я хорошо различал тяжелый стук своего сердца. Кто-то внутри под грудью бил резиновой кувалдой. Сон задерживался. Он где-то шлялся и совсем не торопился меня навещать.

Я ворочался по всей кровати, то и дело перекатываясь из угла в угол. Заворачиваться в одеяла как гусеница или накрывать голову подушкой не имело смысла. Меня захватили дурные мысли и не давали возможности подумать о чем-то хорошем, не позволяли настроиться на сон. Я пробовал представить Катю, мотоцикл и райский остров с высокими пальмами, но ничего не выходило.

3асыпай на руках у меня, засыпай,

Засыпай под пенье дождя,

Далеко, там где неба кончается край,

Ты найдёшь потерянный рай.

Так пел я себе под нос.

Память подкидывала образы: то я обблеваным лежал в засраном туалете, то обосанным на детской кроватке. Надо мной склонилась Старая Карга. Ее объятия душили, и я не был способен нормально пошевелиться. Я не имел никакой возможности вырваться из ее цепких лап.

"При чем тут одиннадцать?” – подумал я.

– Ты хочешь узнать, почему на торте из червей были свечи в форме цифры одиннадцать? – поинтересовалась Катя.

– Катя, ты здесь. Я так ждал этой встречи, – сказал я.

Мы стояли в обнимку в холле двухэтажного дома моей девушки. Она ластилась и прижималась щекой к моей крепкой груди.

– Твоя мать не хочет, чтобы мы виделись! – сказала Катя. – Вчера мы так и не встретились, потому что она заперла меня в кладовке моего собственного дома.

Из окна было видно, как солнце падало за горизонт. Золотые лучи освещали все вокруг. С океана дул приятный бриз, и не было слышно ничего, кроме шума волн.

– Она ревнует тебя. Твоя матушка хочет, чтобы ты принадлежал только ей! – Катя подняла на меня взгляд и прижалась еще сильней. – Я оставила тебе знак, украсив ее жуткий торт. Одиннадцать – это ключ, моя подсказка.

– Но я не понимаю, – ответил я. – Что значит эта подсказка?

– Дорогой, ты же у меня умный! Ты все поймешь. Ты сможешь сделать так, что мы будем вместе. Всегда. Мы будем там, откуда ты. А здесь я больше не появлюсь, – она расслабила руки. – Твоя мать не дает покоя, мне нужно уходить. Она ревнует тебя так сильно, что, когда ты уходишь, причиняет мне боль. Это немыслимые страдания. Она мучает меня, терзает душу.... – на моей шее стало мокро от слез Катиных слез.

– Что ты такое говоришь? – я не отпускал Катю из объятий. – Как у старухи получается проникнуть к нам? Это же только наш с тобой остров! Это место только для нас двоих.

– Ты забыл, что вчера днем здесь был Молодой, охранник на желтом "Шевроле”? Ты забыл, что он хотел сделать? Тут небезопасно. Все, кто попадают к тебе в сердце, – Катя ударила по моей груди, – оказываются и здесь. И кто сильней всех трогает тебя – тот чаще находится тут. Этому нужно положить конец. Я так больше не могу. Мне тяжело быть пленницей твоей любви. Я ухожу, уезжаю с острова. Больше не приходи сюда, найди меня в своем мире и сохрани нашу любовь.

– Это все так сложно и запутано, я ничего не понимаю.

– Ты очень умный, дорогой, у тебя все получится.

Она отпустила руки и попятилась в сторону открытой двери, которая пряталась за прозрачной занавеской. Катя не отводила взгляда от меня. Ее просторное платье и черные волосы развевалось на ветру. Я стоял как вкопанный и не знал, что делать. Ее слова еще звучали где-то далеко, как эхо в пустой пещере. Она покидала меня, а я чувствовал онемение и холод, будто мне вкололи слоновую дозу транквилизатора. Катин силуэт уходил в закат. На нее смотрел не только я, но и бордовое небо. Только после того, как я остался в огромном доме абсолютно один, я ощутил послевкусие ее слов. В самом центре солнечного сплетения разрасталась бездонная пропасть пустоты. Пустота заполнила все вокруг. Дом тотчас сжался до точки размером с пылинку, а потом резко увеличился до масштабов самой высокой горы в Гималаях.